Они восседали вдвоём на шёлковом газоне и болтали. Вернее болтала почти одна только Оля, Рэдди же был слишком увлечён чисткой потатоса, за которую она же его и засадила. Отвлекаться на досужие рассуждения ему было недосуг. В конце концов – именно Оля настояла на том, чтобы Рэдди «по́том лица своего» заслужил эту дурацкую вечеринку, пусть теперь сама его и развлекает, пока он, раз в жизни, помолчит.
– Нет, конечно, возможности потрясающие, да только меня лично это не настолько уж интересует, чтобы бросать всё на свете и кидаться куда-то, не раздумывая и секунды.
Рэдди покивал с умным видом, потом сполоснул в воде очередной жёлтый клубень, искрящийся изморозью крахмала, вгляделся в него зорким взглядом, усмотрел не вырезанный глазок. Пришлось возвращать обратно в работу.
– Ну ладно тебе ухмыляться, довольная рожа, ты на моём месте уже с ног бы сбился, я тебя знаю! Тоже мне новость, военный-карьерист. Вас таких штабелями складывай.
Что его привлекало в этом, казалось бы, самом глупом и однообразном из занятий, Рэдди толком сказать не мог, однако недаром у него такая отточенность движений, ловкость рук. Вот и ещё один солдатик его маленькой армии расстался со своим красно-коричневым мундиром, полезай-ка в кастрюлю!
Чистка потатоса была для него подобна медитации, когда растворяешься в окружающей тебя природе, дышишь одним с ней дыханием, чувствуешь каждое дрожание листка на ветру. Смешно? Нет, позвольте, для Рэдди это и было самой что ни на есть реальной действительностью.
– И тут я уж не могла стерпеть, ты видел сам, это же просто непотребство какое-то, представь, что мы не успеем к сроку! А это срыв поставок, Пентарра тем самым может лишиться половины южных ПП! Вы, молодой человек, вместе со своей довольной физиономией почувствовали бы тогда на собственной шкуре, что такое дефицит в пищевом рационе!
Ха, Оля кипятилась так, словно над находящейся в пересечении множества Галактических трасс Пентаррой и её двухмиллиардным населением действительно уже нависала угроза голодной смерти. Как она любит увлекаться в своих построениях!
Рэдди поймал себя на том, что принялся так быстро вертеть ножом, будто уже вот-вот собрался войти в экшн. Срочно взяв себя в руки, Рэдди пожал плечами. Ещё чего не хватало. Видать, вот ему настолько захотелось поскорее разобраться с коварной топологией некондиционной потатосины. Он уже видел её мирно булькающей в кастрюльке с парой листков… Вот тебе и медитация. Невтерпёж? Его видавшая виды рубашка, во-первых, вряд ли выдержит непременные для экшна нагрузки, да и Оля не преминет возмутиться столь непотребным поведением. Будем чистить и дальше по старинке, настороженно вглядываясь в спиральки очищенной кожицы, слетающей с клубней. Экшн даёт скорость, но при этом не доставляет настоящего удовольствия.
– Рэдди! Ты опять увлекаешься! – заметила всё-таки. – Впрочем, что с тебя взять, всегда такой. Скажи мне что-нибудь, солнышко, а не то я вконец разочаруюсь в твоей собственной затее.
Рэдди поднял голову, опять расплылся в лукавой усмешке.
– Оля, я вот что думаю, полетели завтра с утра на новые озёра, инфоканалы сообщались, несколько штук открыли для всеобщего доступа. Где-то тут недалеко, час лёту. Завещано купаться и бедокурить.
Она всплеснула руками:
– И всегда – спешно и в последний момент! Мне же надеть нечего!
– Да зачем тебе вообще что-то надевать?
– Нет, ты надо мной издеваешься… – Оля очень похоже изобразила на лице крайнее разочарование. – Ты ж сам гостей поназвал, завтра они никуда не денутся, попрутся с нами, я твоих приятелей знаю как облупленных. Что мне, перед ними, нагишом скакать? Фигура, напоминаю, у меня не настолько идеальная, даже и вовсе костлявая.
– Не бойся, – рассудительно подытожил Рэдди. – Мы от них смоемся. Ну, и насчёт фигуры… – хвать! нет, снова ускользнула. – Так как? Идея принята?
Что ей оставалось.
Рэдди двумя движениями сорвал с ладоней тончайшие полупрозрачные печатки, к сожалению, он не мог рисковать чувствительностью собственных пальцев, позволяя себе роскошь голой кожей ощущать окружающую действительность. Ну, да он никогда и не задумывался о том, что теряет, для него пилотирование было важнее.
Подбежал гном, сердито всосал его брошенную вторую кожу, уже покоробившуюся и начинавшую рассыпаться от воздействия воздуха. Оля лениво пихнула ногой забавную гибкую машинку, та обиженно фыркнула и убежала, начисто проигнорировав брошенную ей вслед упаковку от свежей пары перчаток.
– Эх… – прокряхтел Рэдди, подбирая её с земли блестящими ещё не подсохшими пальцами. – Совсем в моё отсутствие техника распоясалась. Домовой хамит. Даже гномы не слушаются…
Оля тоже поднялась на ноги, ей, судя по радостному выражению лица, явно доставляло удовольствие наблюдать фигуру Рэдди, растерянно разводящего руками. Лишь вдосталь наулыбавшись, она вернулась к своей извечной деловитой нахмуренности, которая, впрочем, нравилась Рэдди ничуть не меньше.
– Ладно, молодой человек, вы считаетесь отработавшими за сегодняшнюю вечеринку.
Рэдди церемонно раскланялся, скорчив гримасу поглупее. А то он не понимает, что ему сейчас ещё и очистки потатосные за собой убирать придётся!
Однако, чудо произошло.
– Иди уже, куда ты там хотел, я сама всё тут доделаю.
– Спасиб, ты у меня – молодец. Ничего, если я припрусь почти к самому банкету, я с утра не успел позаниматься, а сегодня придётся двойную программу…
– Да иди, горемычный…. тебе бы выспаться перед гостями, но, вижу, тебя теперь не загонишь.
Рэдди восторженно её поцеловал и лишь потом бросился к дому. Сегодня и вправду нужно много чего поделать в тренажёрном.
Это было единственное помещение в его доме, начисто лишённое того природно-доисторического колорита, что обыкновенно окружал Рэдди все его увольнительные. Да тут ему и не было бы места, «тренажёрная» представляла из себя плотно упакованный конгломерат новейших технологий, помноженных на вящий дух космоса, что витал здесь беспрестанно.
Пилот современного космического истребителя вынужден постоянно поддерживать себя в форме, держать на уровне тонус нервной системы, чувствительность окончаний и быстроту реакции, стократ усиленную следовой начинкой. Только тогда пилот способен хоть как-то повлиять на то, что за него делает автоматика. И только так пилот может быть уверен в том, что в боевом вылете он сможет выполнить свою задачу.
Рэдди радостно посрывал с себя лишнюю одежду, после чего нырнул в недра иссиня-чёрного ложемента, заменявшего ему стандартный «кокон» боевых космических истребителей. Ещё доигрывали последние аккорды эмулируемых стартовых последовательностей, а Рэдди уже привычно входил в пилотажный экшн, единым усилием с помощью совокупности своих следовых имплантатов становясь элементом экипажа.
Да, пилотирование, пусть иллюзорное, ненастоящее, оставалось для него единственно истинным смыслом его существования. Остальное – там. Здесь же, посреди вечной темноты и мерцания терабит тактической информации, Рэдди становился лётным капралом ПКО Пентарры.
А значит, остальное для него уже не существовало.
Если бы так.
Может быть, именно сегодня ему хотелось уйти от этого гнетущего предчувствия… но этого ему не было суждено.
Майор Суэто предпочитал своему официальному кабинету командора ПКО, упрятанному в недрах шпиля Немезиды, вот этот скромное помещение с голыми стенами да парой терминальных выходов оперативных инфоканалов. Здесь его не окружала мощная, глубоко эшелонированная система обороны, сюда не нужны были многоуровневые степени допуска, зато это помещение выходило окнами на внешнюю броню гигантского здания, позволяя каждый день наблюдать собственными глазами прекрасный пентаррианский закат.
В его стопятидесятитрёхлетнем возрасте подобная причуда была простительна – его ровесники давно ушли на покой, оставив Галактику молодым, а вот Майор Суэто ещё трепыхался, приняв от командования слишком громкое для своей должности звание, и теперь пытался его оправдать, вот так, каждый день запираясь в этом убежище и просматривая дела, составляя отчёты, исправляя ошибки в планах подчинённых и размышляя о своём.
ПКО всегда служило пробным шаром, площадкой для молодых, рвущихся на просторы Галактики, но ещё не прошедших возрастной ценз на поступление в учебные подразделения Пространственных Сил Флота, Косморазведки или Десанта. Здесь никто не оставался надолго, весь же командный и инструкторский состав представлял собой сборище седовласых романтиков космоса, не удержавшихся вдали от родного мира, но и не желающих расставаться с мечтой. Великовозрастные мечтатели вроде него, Майора Суэто.
Нет, часть инструкторов оказывалась здесь по направлениям рекрутерских сетей того же ГКК, нарабатывая с кадетами необходимые для получения нужных рангов часы, однако и они здесь не задерживались, проработав с тремя-четырьмя выпусками, уносились обратно в Галактику по большим делам, потом эти фамилии звучали в списках громких назначений, и это было приятно Майору Суэто, ведь это он их учил – работать с молодыми глупыми парнями и девчонками, ищущими свой путь в Галактику, но пока ещё мало умеющими и ещё меньше знающими.
Самому Майору Суэто путь дальше уже давно был заказан, да и хотел ли он его когда-нибудь – сказать трудно. Он делал своё дело на месте, которое, надеялся, занимает по праву, а не потому что просто не нашлось никого среди молодых и сильных того, кто решил бы, что старику пока окончательно на покой – на такой же вот балкон, нянчить внуков-правнуков и наблюдать пятидесятитысячный раз этот закат.
Майор Суэто притушил фильтрами пылающий за окном пожар, вернувшись к своим делам. Эрвэ-панель мелькала перед глазами буквами рапортов и характеристик. Нечасто командору ПКО приходится непосредственно разбираться с делами кадетов, но этот кадет уже давно не выходил из его головы.
Каждый из стотысячного Корпуса не раз проходил перед его глазами на торжественных построениях, и куда чаще – в строчках отчётов инструкторов и командиров, в представлениях к очередному званию, в запросах из Галактики. Кого-то Майор Суэто помнил уже даже в лицо, однако других таких, как Рэдэрик Ковальский, в составе ПКО не было.
Его дело не представляло собой ничего необычного, минимум происшествий, отличные показатели, идеальные физические кондиции, подготовка на уровне, психологический потрет не без проблем, но в рамках нормы, хорошая приживаемость в коллективе. Пилот, каких немало. Куда честнее сказать – каких много. Но именно это дело всплывало раз за разом, портрет поверх дела из года в год менялся, юноша становился мужчиной, а ситуация оставалась прежней. Рэдэрик Ковальский был персональной проблемой Майора Суэто.
И то закрытое расследование, о котором помнило лишь три привлечённых к расследованию офицера, и потом, все эти всплески, пересыпавшие по диагонали полнеющее личное дело, проявляясь спонтанно и также мгновенно исчезающие за пределами доступности человеческого восприятия. Ковальский мог вывернуться на тренинге из безвыходной ситуации, не просчитываемой никакими доступными мощностями, рядом с ним постоянно происходило что-то странное – техника выбирала все пределы по нагрузкам и допускам, математические модели и автоматика физического сопровождения словно начинали подыгрывать испытуемому, а то вдруг наоборот, отчего-то будто сознательно ставили его перед выбором – отступить или рискнуть последним и выиграть. Ковальский не отступал никогда.
И всегда побеждал.
Майор Суэто наблюдал за его жизнью из своей отшельнической пещеры и чутьём опытного пилота чувствовал, что образ никак не складывается. Чтобы понять то, что сидело в этом парне, нужно было знать куда больше, чем знал он. И это его беспокоило.
Данные рапортов копились, время шло, но даже самое пристальное внимание, граничащее порой с прямым вмешательством в личную жизнь, ответа не давало. Запрашивать Галактику Майор Суэто после того памятного послания уже не решался. И не потому, что ответа бы не последовало, нет, он был абсолютно уверен, что стоит ему задать прямой вопрос, и ему тут же ответят, вот только будет ли он рад этому ответу… сомнения оставались тлеть, возвращаясь к жизни после очередного происшествия.
Последний отчёт заставил Майора Суэто бросить все дела и вновь, в который уже раз, углубиться в чтение знакомых характеристик, графиков, тестов и рапортов.
Самый что ни на есть рядовой случай, но Майор чувствовал, на очередном учебном полётном задании у пилота случился новый всплеск. По итогам полёта, прошедшего вне графика, с опережением расчётной курсограммы на столько-то десятых миллисекунды, квантоптоэлектроника учебной шлюпки выкинула аварийный транспарант, База решила перестраховаться и отправила Ковальского на прохождение формальных тестов контроля следовой начинки.
Майор Суэто знал цену этим миллисекундам в случае аварийной ситуации или огневого контакта с врагом, однако он также заранее знал, чем всё кончится. Тест Ковальским пройдён идеально (пометка в деле). Один из двух десятков таких же, пройденных прежде. Отправить ку-тронное нутро шлюпки на проверку с дальнейшей заменой от греха подальше (пометка в лётном журнале шлюпки).
Одно «но». Оператор контрольной станции по ошибке запускает вместо обычного в таких случаях прозвона контрольных цепей стандартной следовой начинки пилота истребителя-заатмосферника нечто совсем иное – фазовый тест «верхних» контуров, обеспечивающих контроль жизнедеятельности. Логи тут же выдали абсолютно положительный результат тестирования. Но – для совсем другого теста.
После всех разбирательств и повторной сверки в рубке контрольной станции завыл сигнал тревоги. Этот бред из фотонных импульсов мог означать что угодно, например смерть мозга пилота, или вообще полное отсутствие у него центральных мыслительных центров.
Тревогу вырубили, беспомощно озирающегося Ковальского быстренько отправили «вниз», а сами сели писать отчёт о случившемся сбое.
И теперь этот отчёт, осмеянный контрольной комиссией, лежал в коллекции Майора Суэто. И Майору Суэто было не по себе.
Он не знал, как это вообще понимать, но кожей чувствовал, что на этот раз как никогда близок к разгадке.
Человек без нервной системы в привычном её понимании. Человек, способный на подсознательном уровне успешно имитировать результаты следовых тестов, задействующих те самые наведённые нейронные связи, которые у испытуемого якобы отсутствовали, наряду с естественными структурами мозга. Человек, видимо, вообще лишённый какой бы то ни было следовой начинки, но вместе с тем успешно входящий в пилотажный экшн безо всяких последствий для той самой, якобы отсутствующей высшей нервной деятельности. Человек, пилотирующий корабли на скоростях, зачастую недоступных вычислительным мощностям бортовых систем. Человек, под управлением которого корабль словно берёт из ниоткуда энергию, рядом с которым постоянно происходят сбои автоматики, человек, о котором он, Майор Суэто, на самом деле не знал ровным счётом ничего.
Человек?
– Человек, Майор, человек. Не сомневайтесь.
Не оборачиваясь на голос, Майор Суэто прислушался к своим ощущением. В помещении никого, кроме него, не было. Что ж, он так не хотел задавать вопросы, что, похоже, ответы будут ему даны даже против собственной воли.