Осколки - Алексей Покровский 5 стр.


Старуха подумала, что она сходит с ума. Это переполнило ее чашу терпения, и через некоторое время пришлось брать нового вахтера.

Замечание от марта 2004 г. Эту историю я написал в 1990 г., а на днях увидел детский журнал «Ералаш», в котором был точно такой же сюжет. Консьержка не пускала в дом мальчика с собакой. Тогда девочка проходила мимо консьержки, здоровалась с ней, входила в лифт. Потом она спускалась по пожарной лестнице, опять проходила мимо консьержки и т. д. Когда консьержка упала в обморок, мальчик с собакой спокойно вошел в дом.

Происшествие

Директором института в то время был типичный представитель административно-командной системы, настоящий хозяин, небольшого роста, седой, властный, грубый, не терпящий возражений. А в лаборатории работала молодая мужеподобная женщина-врач, худая, высокая, с прокуренным хриплым голосом.

В одно прекрасное утро их пути пересеклись. По каким-то делам врач приехала в одно из подразделений alma mater. До начала рабочего дня оставалось минут пять. Вдруг в комнату этого подразделения вошел директор, притом один, без сопровождающих.

Что-то ему не понравилось, и он громко, матом стал отчитывать находящихся там сотрудников. Врач понятия не имела, что это директор института. Она подошла к нему и, смотря с высоты своего роста сверху вниз, сказала резким хриплым голосом:

– Ты что! Не проспался!? Не видишь, что здесь находятся женщины! Что ты с утра портишь всем настроение!

Все замерли от ужаса. Так разговаривать с директором никто не мог себе позволить. Директор от неожиданности лишился дара речи. Постояв несколько секунд, он молча повернулся и вышел из комнаты. Следует заметить, что этот инцидент не имел никаких последствий.

Секретарь парткома и Вольтер

Другая история с этой же женщиной. Для поступления в аспирантуру ей понадобилась характеристика. В семидесятые годы в режимных организациях считалось, что аспирантура это в некотором роде награда и поступать в нее, в основном, должны люди уже занимающие административную должность не ниже начальника сектора. Для остальных при поступлении в аспирантуру было необходимо преодолеть множество преград. Одна из первых – характеристика, подписанная директором, секретарем парткома и председателем профбюро. Так вот секретарь парткома не захотел подписывать характеристику этой женщине-врачу – во-первых, она недавно работала в этом институте; во-вторых, она не член партии; в-третьих, она не занимается никакой общественной работой; в-четвертых, она врач; и в-пятых, всегда лучше отказать.

Конфликт дошел до главного инженера. Разговор велся на повышенных тонах. В запале врач воскликнула:

– Плохо, когда несправедливы сильные мира сего!

– Как Вы смеете так говорить! – закричал секретарь парткома.

– Это не я говорю, это Вольтер, – парировала врач.

Немая сцена. На лице секретаря парткома мучительная работа мысли – кто такой Вольтер и можно ли соглашаться с его мнением.

Главный инженер – интеллигентный человек, улыбаясь, смотрел на секретаря парткома, но не приходил ему на помощь.

Конфликт был разрешен, характеристика подписана. Вскоре секретарь парткома стал директором другого научно-исследовательского института.

Мы мирные люди, но…

Как я уже упоминал медики понятия не имели, чем занимается институт, да это их и не интересовало. Однако, жизнь есть жизнь, и наступали моменты, когда нужно было вступать в контакты с администрацией института. Одним из таких моментов было прохождение конкурса, а значит и утверждение на парткоме характеристики.

В лаборатории работала миловидная женщина лет тридцати пяти – биолог, кандидат наук, старший научный сотрудник. И вот она попала в партком на утверждение своей характеристики.

Все шло как нельзя лучше: на формальные вопросы получали формальные ответы. Но вдруг один из членов парткома спросил:

– В чем Вы видите основную задачу в своей работе?

– Основная задача, – ответила она, – это, чтобы мои исследования всегда были направлены только на мирные цели и никогда на военные.

Такой ответ поверг партком в прострацию, ведь институт работал в основном на военную тематику. Обсуждение закончилось моментально, характеристика не была подписана, и начальнику лаборатории сделали внушение о плохо поставленной идеологической работе.

Так называемый коммунист

Жил-был секретарь партбюро. Пострадал он в свое время по ленинградскому делу: посидел ни за что, отморозил пальцы на «великих стройках коммунизма». Но жизнь его ничему не научила. Был он нудный пожилой человек, правда не вредный. Поскольку человеком он был малограмотным, была у него присказка «так называемый», которую он, как ни странно, вставлял всегда удачно.

Например, поздравляет на собрании сотрудников:

– «Дорогие товарищи! Поздравляю Вас с так называемым праздником Великого Октября.»

Или же выступает на партийном собрании:

– «Так называемый коммунист товарищ N сказал …". На это товарищ N, обладающий хорошим чувством юмора, обычно обиженно говорил:

– «Почему же так называемый коммунист. Я настоящий коммунист.»

Вот и все, что осталось о нем в памяти.

Прогресс

1957 г. Международный фестиваль молодежи. Молодой человек из Ленинграда как частное лицо участвует в мероприятиях. Он знакомится с молодым поэтом N. Они вместе проводят некоторое время, а затем расстаются, обменявшись адресами, и больше не общаются.

Проходит некоторое время, может быть несколько лет. Между Ленинградом и Москвой устанавливается видеотелефонная связь. Для того, чтобы осуществить видеоразговор, необходимо послать телеграфный вызов абоненту, приехать в единственный в городе пункт видеосвязи и поговорить с собеседником.

Наш любознательный ленинградец решил опробовать это детище прогресса на разговоре с N. Ну, а чтобы сделать последнему сюрприз, то ему предварительно ничего не сообщил. Представьте удивление N, получившего телеграмму, явиться в определенное время на переговорный пункт для разговора неизвестно с кем.

Не буду домысливать, какова была реакция N, который увидел на экране телевизора довольное лицо ленинградского знакомого, которого он может быть уже успел позабыть и который искренно думал, что N также интересно опробовать новшество.

Обед с иностранцами

В детстве мы воспитывались на любви к несчастным неграм и рабочим, жестоко эксплуатирующимся капиталистами («Хижина дяди Тома», «Дорога свободы» Говарда Фаста, рассказы А. Мальца, «Мистер Твистер» С. Маршака и удивительно долго живущий на сцене балет «Аистенок»). В реальной жизни я видел только одного негра – актера Тито Ромалио, иностранцев же знал только по трофейным фильмам.

И вот ко мне в гости приехал двоюродный брат – геолог, который со школьной скамьи ушел на фронт, был там ранен, затем обосновался в Москве. Только в 1950 г. он впервые после 1941 г. приехал показать свой родной город молодой жене и повидаться с нами.

Было жаркое лето. Полупустой город. В Ленинграде, несмотря на прошедшую войну и разрушения, еще оставался петербургский дух. Так молодую жену моего брата очень порадовало и совсем не обидело замечание петербургской старушки. В Елисеевском магазине, купив яблоки, молодая женщина тут же их попробовала.

– Что Вы делаете?! – воскликнула старушка, – Разве можно есть в магазине.

Причем это было сказано не с целью обидеть, а с желанием помочь.

Но я отвлекся. Перед отъездом брат решил шикнуть, и мы днем пошли обедать в «Асторию». Я думаю не стоит говорить, что до этого я еще ни разу не был ни в каком ресторане, не говоря уж о таком шикарном. Огромный (с моей точки зрения) и совершенно пустой зал, вышколенный официант, великолепная еда.

И тут в зал вошли два иностранца, среднего возраста, говорящие на английском языке. В самом разгаре холодной войны я, настоящий пионер, не подозревал, что в Ленинграде среди бела дня совершенно свободно могут появиться американцы или англичане. При этом они, с одной стороны, совсем не походили на несчастных эксплуатируемых рабочих, с другой стороны, на них не было звериного оскала капитализма, с третьей стороны, они не походили на шпионов и вредителей, прикрывающихся личиной простого советского человека. Боковым зрением я наблюдал за ними: это были обычные люди, правда, прекрасно (по сравнению с советскими людьми) одетые, воспитанные и уверенные в себе.

Сейчас трудно представить, что такая обыденная сцена может запечатлеться на всю жизнь. Изменение мировоззрения складывается постепенно и вырастает из мелочей. Эта запомнившееся мне сцена, была той каплей, которая показала мне, что что-то в нашей жизни не то, что пожалуй не стоит безоговорочно принимать за чистую монету газетную продукцию. Тогда, конечно, я всего этого еще не понимал. Прозрение пришло несколько позже.

Крушение мифа

В 1951 г., будучи подростком, я впервые поехал в Москву. Очень уж мне хотелось познакомиться с ней. В основном меня привлекала современность – мавзолей В.И.Ленина, лучшее в мире метро, песню про которое пела М.В.Миронова, самые красивые высотные здания, затмевающие мрачные американские небоскребы и, наконец, Дворец Советов, фотографии которого печатались во всех учебниках, с гигантским Лениным наверху.

Назад