***
На следующее утро я разлепила глаза и увидела солнце ― дождь кончился! Разумным решением было бы вернуться на место вчерашней аварии и увидеть всё в деталях. Мои повреждения оказались незначительными ― синяки и ссадины на плече и бедре. Посторонний наблюдатель не заметил бы во мне ничего подозрительного, если бы я всё ещё не держала себя напряженно и слегка кособоко. Можно было бы и не показываться никому на глаза хотя бы один этот день, но неизвестная судьба моего вчерашнего попутчика не давала покоя. Мне нужно было вернуться на место аварии и как можно скорее. Поэтому я позвонила своему троюродному (да, да, здесь у меня была целая куча родственников разной степени близости, большинство из которых были в этой третьей степени) брату Фёдору с просьбой отвезти меня срочно в Ла Перлу. Предварительно я прозондировала почву на предмет его занятости сегодня. Брат мой Фёдор был на несколько лет меня младше и до сих пор не был связан брачными узами, что сообщало ему некоторую свободу, которой были напрочь лишены мои другие семейные родственники мужского пола. Он на удивление быстро согласился прокатиться до города, что объяснялось, в том числе, его личной заинтересованностью.
– Хорошо, сестричка, ― сказал он, ― Но мы заскочим на Строительный двор, мне там нужно кое-чего посмотреть.
– Конечно! ― обрадовалась я тому, как пока складно всё идет по плану, ― Через сколько заедешь?
– Полчаса тебе и мне на сборы! ― бодро ответил Фёдор и отключился.
Я быстро оделась и взяла большую торбу из мешковины, чтобы положить туда боты, которые надеялась обнаружить на месте вчерашних событий.
Через полчаса мы уже мчались в направлении Ла Перлы, Фёдор весело рассказывал про проделки своих младших сестер, а я высматривала интересующее меня место, имея весьма смутные представления о том, на каком расстоянии от Бон Темпс это всё произошло. Вчера все мои ощущения были настолько необычны, что мне казалось, будто мы ехали от места аварии до Бон Темпс целую вечность. Я только помнила, что это должно было быть перед одним из поворотов, а их не так много на этой трассе, хотя и не один.
Я чуть не просмотрела это место. Мне пришлось прервать его болтовню, резко бросив:
– Останови здесь!
Он сначала не понял, но когда я начала быстро повторять, слабо владея собой: ― Останови, останови, пожалуйста! ― пытаясь справиться с нахлынувшими переживаниями, сбавил скорость и затем остановился, съехав на обочину.
– Что случилось, Марьяна? Тебе плохо?
– Нет! Смотри! ТАМ что-то случилось…, ― я показала рукой на левую сторону дороги.
Там на обочину выходил глубокий след от колес, грунт был взрыт на большой площади круговыми бороздами, где машина какое-то время шла юзом.
– Ну и что? Там же никого нет! Вчера, видимо, машина вылетела с дороги. Зачем тебе это? ― недоумевал он.
– Пойдем, посмотрим! ― я выскочила из машины и, не давая удивленному Фёдору высказать возражения, резво перебежала через дорогу. Он был вынужден выйти вслед за мной. Пока он с недовольным видом закрывал машину и собирался перейти дорогу, я уже добежала до интересующего меня места. Действительно, я увидела и следы своего «вылета» из машины – примятую дорожку, оставленную моим падением, где я лежала, проклиная себя за то, что села в эту машину. Потом я переключилась на поиски следов попутчика. Похожий след на траве виднелся в метрах трех от моего. Та же примятость в конце траектории. Я подошла поближе: что-то похожее на размытую кровь… От этого места отчётливо просматривались следы волочения тела вплоть до дороги. Во всяком случае, было очевидно, что он своим ходом отсюда не уходил, и его не уносили, а попросту волокли по земле. Это открытие меня больше расстраивало, чем успокаивало. Хотя, может быть тот, кто его обнаружил, был в одиночестве и не мог тащить его на руках. Фёдор тем временем уже присоединился к моим изысканиям и вопросительно смотрел на меня:
– Что ты здесь ищешь?
– Здесь кое-что произошло, ― нехотя призналась я.
Может, Фёдор не будет болтать об этом со своими дружками? Пострадавших нет и, следовательно, нет никакого интереса к этому происшествию.
– Ты была здесь вчера?!
– Ну, да, только не говори никому.
–С кем ты ехала?! Это кто-то из наших? ― с понятной тревогой продолжал допытываться Фёдор.
– Нет, успокойся! Это был какой-то не местный. И с ним ничего не произошло! Представь себе, и со мной тоже! Я здесь потеряла боты!
Я принялась озираться вокруг, пытаясь охватить взглядом как можно более обширную территорию. И тут в подтверждении своих слов я увидела злосчастный пакет в ближайших от моего падения кустах. ― Вот они!
Я извлекла из кустов разорванный пакет с невредимыми ботами и воззрилась на Фёдора:
– Всё, теперь мы можем ехать на Строительный двор!
– Ты была одна в машине? Когда это было? ― не унимался мой заботливый братец.
– Это было вечером, и я была одна, ― я уже начала сожалеть, что посвятила его в эту историю.
– Ты садишься одна в попутку вечером?!! ― Фёдор, как и многие, не одобрял этой вынужденной практики.
– Да, я это сделала! Очень сожалею, что мы кувырнулись в кювет, но ты же сам видишь, что не такой уж он плохой водитель, раз мы оба живы, ― про исчезнувшего попутчика я предпочла не упоминать.
– Я удивляюсь вам, женщинам! ― не унимался Фёдор: ― Он мог быть кем угодно! Помнишь про случай в прошлом году с девчонкой, которая возвращалась после вечерней смены?!
О, да, я помнила эту историю, леденящую душу! Но выслушивать бесполезные теперь наставления я тоже не хотела. И, да, он на самом деле оказался кем угодно! Непонятным монстром, встречи с которым я теперь боялась больше всего!
Глава 3. Мы с вами где-то встречались?
Я покинула место происшествия в смешанных чувствах, ведущим из которых было уныние. Я не узнала доподлинно, что случилось с моим попутчиком, хотя, по правде, это из-за него я и села в ту машину. Но также из-за дождя и досады на ситуацию, ― и это тоже правда. Другими чувствами, охватившими меня с новой силой после исследования места аварии, были смутная тревога и какой-то необъяснимый ужас, который накатывал всякий раз, когда я вспоминала угрюмый (как мне теперь казалось) профиль водителя.
Мы расстались с Фёдором на не самой дружеской ноте. Я заставила его пообещать не трепаться о том, что со мной случилось. Хотя и понимала, что надежды на это у меня не так уж и много.
В любом случае, повлиять на события в нужную мне сторону я уже не могла, оставалось правильно к ним подготовиться.
Во второй половине дня опять прошел короткий дождь. После дождя во дворе стояла духота, но в саду оказалось свежо и по-прежнему тепло. Белёсое предвечернее небо светлым куполом накрывало землю, а само солнце уже скрылось за высокими деревьями, окаймляющими сад и окружающими его почти непроходимыми зарослями. Тепло вечера позволяло наслаждаться свежим запахом трав и листвы . Отчетливый аромат малины во влажном тягучем воздухе будил сладостные ожидания. Было уже достаточно сухо для того, чтобы пройтись по тропинке в сланцах, не намочив серьезно ноги ― дождь был короткий, хотя и сильный, и за пару часов влага успела испариться.
Внезапно что-то привлекло мое внимание в глубине сада, и я прошла с десяток метров по тропинке, глядя в дальний левый угол, окаймленный зарослями американского клёна и черемухи. Вот странность, там, в слабом сумраке зарослей виднелась чья-то фигура. «О, чёрт», ― я отчего-то только слегка взволновалась, хотя теперь неожиданные вечерние посетители должны были бы меня серьёзно напугать. Но я почувствовала лишь слабое томительное чувство неуверенного ожидания. Да, несомненно, это фигура мужчины. Он стоял спиной ко мне, высокий, статный, в одежде зеленоватых тонов, со светлыми длинными волосами. Вот он полуобернулся ко мне, и я увидела его профиль горделиво-надменный, и брошенный мельком взгляд. Я замерла, ожидая дальнейшего разворота незнакомца в мою сторону. Было так, словно повстречались охотник и дичь; и когда он замер, и переместил взгляд дальше, я поняла, что охотник ― это я, я увидела его, но сейчас он уйдет, растворится, оставив в качестве трофея лишь странное воспоминание. Вдруг он пошевелился, повернулся и мгновенно скрылся в зарослях. На какое-то время я застыла на тропинке, боясь двинуться дальше или повернуться и уйти. Это оцепенение сопровождалось звоном в ушах. Птицы все также радостно щебетали. Да, можно было бы подумать, что это была галлюцинация…
***
Последующие три дня прошли относительно спокойно. Никто из родственников, кого в какой-то мере могла интересовать моя судьба, не звонил и не появлялся с расспросами о неудачной поездке. Из чего я заключила, что мой братец не стал распространяться об этом происшествии или, что было бы лучше всего, забыл. Я занималась домашними делами также в надежде забыть этот случай. Иногда мне казалось, что это почти удалось, и всякий раз я тут же вспоминала своё оцепенение в мокрой траве и судорожное ожидание неизбежного в тёмном салоне машины. Эти воспоминания были неприятны. Из-за них или из-за повышенной нервозности по вечерам на меня накатывало какое-то беспокойство. В такие моменты я начинала прислушиваться к окружающим звукам, которые только усиливали мою тревогу. Я замечала, как машины останавливаются на нашей улице, и как часто начинает вечером скулить и подвывать соседская собака, тоскливо и испуганно, словно подрывая веру в свою охранную функцию.
Трудно сказать, почему возникало это беспокойство. Никаких разумных причин для этого не было. Происшествие без последствий ― значит, и никакого продолжения быть не должно. Но одно маленькое допущение, что последствия могли быть, и мне они не известны, запускало моё беспокойство, которое быстро перерастало в тревогу, отравлявшую моё размеренное существование.
Когда на третий вечер зашелестел по листьям дождь, я поняла, что моя тревога вот-вот сменится паническим страхом. Для этого, вот уж точно, причин не было. Но разве может разум обуздать разгулявшиеся нервишки?! Я чувствовала, что от малейшего неожиданного шороха я могу позорно бежать сломя голову в дом и закрыться там на все засовы.
Честно признавшись себе, что я достигла границы невроза и пора браться за себя по-серьезному, пока не пришлось браться другим, я пересмотрела свою тактику. Уединение было сейчас категорически противопоказано, поэтому надо было заменить его какой-никакой активностью. В лес пойти за грибами ― это слишком радикально. Такой способ провоцировать свои явные и скрытые страхи по плечу только крайне психически устойчивой натуре, у которой и страхов-то таких возникнуть не может. В моем случае годится сходить в один из местных магазинов ― уже развлечение.
Приняв такое решение, я быстро собралась, одев не так часто извлекаемые этим летом из гардероба легкое платье и балетки, и бодро зашагала к «Лукошку» ― одному из главных (а других здесь и нет) продуктовых магазинов Бон Темпс, расположенному рядом с пересекающим село шоссе.
Солнце светит, птички поют, небольшие тучки дают надежду на то, что дождик не прольется, ― все условия для бодрого расположения духа. Поход в магазин ― это весьма достойный повод совершить прогулку по местным понятиям. В деревне не принято бездельно шататься по окрестностям и созерцать природу, во всяком случае, это не поведение взрослых людей. Это подспудно осуждается: взрослый человек всегда должен быть чем-то занят, он либо трудится по дому, либо зарабатывает деньги, а ни первое, ни второе не связаны с праздным шатанием. Если же ты еще и женского пола и тебе больше пятнадцати лет, то твои прогулки в одиночестве получат вполне однозначное объяснение. Не ясно, почему в сознании местных возникла эта упрощенная схема, но нельзя было её совсем не принимать во внимание, если ты не хотела получить звание хитрой городской шлюхи. Твои запоздалые объяснения, что это ты гербарий собирала, или лечебные травы только добавят идиотизма или демонизма твоему портрету, который будет закреплен в массовом сознании на долгие годы. Да, надо быть изрядным конформистом, чтобы органично вписаться в деревенскую жизнь!
В «Лукошке» кроме меня было еще человека три покупателей. И столько же персонала. Этим отличаются сельские магазины ― наблюдать очередь случается здесь не чаще двух раз в месяц, когда идея придти в магазин в одно и то же время посещает сразу человек десять, и все они одновременно подъезжают на своих машинах к магазину. Покупателей, передвигающихся на своих двоих здесь в несколько раз меньше тех, кто прикатил сюда на автомобиле.
Привычные действия в стандартной обстановке сработали успокаивающе. Взяв хлеба и молока, я встала в кассу, попутно обдумывая, не удлинить ли мне свою прогулку и не зайти ли к родственнице, которая жила неподалёку от шоссе. Идея показалась мне дельной, я положила покупки в сумку и вышла на улицу, поглядывая на небо. Мне так показалось ещё за стеклянной дверью магазина, что оно из голубого вдруг стало невыразительно серым. Предчувствие меня не обмануло ― на улице опять шелестел дождь, мелкие капли упали на волосы и я, вздохнув, стала доставать предусмотрительно взятый зонтик.
– Не думаю, что дождь будет сильным, ― совсем рядом раздался голос, ― Ну, теперь я в любом случае Вас подвезу до дома.
Я резко обернулась, от неожиданности испуг пришел не сразу, а чуть позже, когда я встретилась со знакомыми глубоко посаженными глазами. Это был он ― непонятный и оттого пугающий человек, в машине которого я несколько дней назад пережила не самые лучшие минуты в своей жизни. Однако я не собиралась сдаваться так вот запросто.
– Мы с вами знакомы? ― спросила я, постаравшись, чтобы мой голос звучал так же ровно и холодно, как и голос моего знакомого незнакомца.
– Пока нет, ― усмехнулся он, ― Но мы обязательно познакомимся.
В такой ситуации, как я понимаю, есть два выхода: первый, ― быстро и недвусмысленно продемонстрировать, что человек зарвался и надо его осадить, ну а если он не проникнется этой идеей, тогда придется идти на обострение, может быть даже кричать и ругаться, привлекая к себе внимание окружающих. Второй ― продолжать гнуть свою линию: типа, я тут не причем, не знаю, о чём вы, и чего вам надо. Интуитивно я чувствовала, что поставить его на место у меня не хватит ресурса, да и привлечь к себе внимание было затруднительно ― из-за дождя улица была удручающе пуста. Только этот тип с машиной, которую я теперь заметила припаркованной за автобусной остановкой.
– Я вас не знаю, и, простите, меня не надо никуда подвозить, ― «гнула» я своё, ― Сейчас меня встретит муж…
– Неужели? ― усомнился мужчина, ― Думаю, что Вас никто не встретит. Кроме меня.
Он окончательно преградил мне дорогу, и теперь я могла рассмотреть всю его пугающую внешность: бледная кожа, впалые щеки, тёмные, почти чёрные волосы и такие же тёмные глубоко посаженные глаза. «Может, наркоман», ― мелькнула в голове опасливая мысль, ― «Ну. а я-то тут причём?» «А вдруг он убирает свидетеля!?» ― промелькнуло следом. Вот, наверное, что подспудно лежало за моим страхом, причину которого я до сего момента не могла четко сформулировать. Я перевела дыхание. Нельзя показать ему, что я догадалась о его намерениях, тогда он просто утащит меня в машину, и я не успею даже позвать на помощь. Я ломанулась обратно к двери магазина.
– Не стоит меня так бояться. Я хочу познакомиться с тобой, ― внезапно перешёл он на «ты», был всё такой же бесстрастный. ― Ты могла всё не правильно понять.
– Я действительно не понимаю, почему Вы думаете, что мы с вами встречались, ― продолжаю держаться избранной тактики. ― Я Вас первый раз вижу.
– При свете белого дня ― да, ― говорит он.
И тут я вижу, что мы уже почему-то находимся на изрядном расстоянии от двери магазина, хотя я никуда не перемещалась. А машина его, напротив, оказалась совсем рядом. Дождь продолжает идти. Какой-то безысходностью веет от деревьев, подернутых пеленой дождя, и от дороги, на которой проезжающие на большой скорости машины оставляют влажные следы.
– Вы увезёте меня? ― с ужасом спрашиваю я и чувствую, что оседаю на мокрый асфальт, потому что ноги мои подкашиваются от накатившего вновь непреодолимого страха.