Василича дома не оказалось. На стук вышел заспанный Артем – небось, проблудил где-нибудь всю ночь – и сообщил, что дед с утра уехал на рыбалку. Эх, когда-то и я любил посидеть на берегу с удочкой, наблюдая за поплавком. Обязательно надо выбрать время для рыбалки, пообещал я себе и отправился в мастерские один.
Отдельная дверь в кабинет уже была сделана, но находилась почти на уровне метра над землей, ибо до крыльца дело еще не дошло. Поэтому я сразу направился к основному входу. Отперев дверь, почувствовал большую влажность. Свежеезалитые полы сохли, насыщая испаряемой влагой все помещение. Надо будет сказать Василичу, чтобы в понедельник все хорошенько проветрил.
Подойдя к дверям в кабинет, ощутил какую-то непонятную тревогу. Даже не тревогу, а какое-то непонятное и вместе с тем знакомое чувство. От неожиданности такого ощущения даже постоял с минуту, пытаясь сообразить, что это такое. Но так ничего и не поняв, списал на вчерашнюю пьянку и открыл дверь. М-да… Действительно колодец. Шлак был выбран метра на полтора. Из кирпичной кладки противоположной стены торчали сгнившие деревяшки, в которых угадывались остатки лестницы. Возможно, здесь когда-то был погреб. Интересно, на какую глубину опускается этот подвальчик? И не скрываются ли под слоем шлака какие-нибудь старинные вещи? Рядом с дверью в яму опущена приставная лестница, по которой спускались рабочие за шлаком. По ней я и спустился вниз, влекомый то ли азартом, то ли тем самым непонятным чувством, поселившимся во мне. Спустившись, увидел торцы старых досок, торчащих из шлака у той стены, к которой вели старые ступени. Взяв оставленную рабочими совковую лопату, начал отгребать шлак от досок. Когда доски освободились примерно на полметра, стало понятно, что это щит, закрывающий какой-то проем. Мое любопытство усилилось. Сам не знаю зачем, я стал стучать лопатой по этому щиту. Старая древесина не выдержала, послышался треск ломающихся досок, шлак подо мной хлынул в образовавшийся проем, увлекая меня с собой.
***
Зарождавшееся во мне чувство вмиг усиливается, ослепляет сознание яркой вспышкой… и просыпается Зверь. Тот самый Зверь, который появлялся почти год назад, нагнав тогда ужас на здоровенного пса. Осыпающийся шлак увлекает меня метров на пять вниз. От пролома, в который я провалился, спускаются выглядывавшие из под шлака кирпичные ступени. Стены помещения, также выложенные из красного кирпича, переходят в арочные своды. Само помещение примерно пяти метров в длину и около трех ширины. Я, ведомый тем чувством, что родилось во мне, решительно направляюсь к противоположной стене.
Несмотря на то, что проникающий в пролом свет практически не попадает на эту стену, я отчетливо вижу то место, где кирпичная кладка отличается от остальной стены. Отсутствие перевязки между кирпичами выдает два вертикальных шва, прорисовывающих некогда заложенный дверной проем. Не останавливаясь, наношу в это место удар ногой. С десяток кирпичей вылетели, обнаружив за собой чернеющую пустоту. Еще несколько ударов, и я шагаю в следующее помещение, не отличающееся по размерам от предыдущего. Дверь в противоположной стене на этот раз не заложена, и, пройдя ее, я оказываюсь на небольшой площадке перед спускающимися куда-то вниз каменными ступенями. Ступени на этот раз именно каменные, точнее, гранитные, а не сложенные из кирпича. Из гранитных блоков сделаны и стены. Спускаюсь, минуя не менее ста ступенек. Затем следует узкий горизонтальный коридор, протяженностью около пятидесяти метров. И, наконец, вхожу в просторный подземный зал, размером метров пятьдесят в даль и двадцать в ширину. Арочный свод возвышается не менее чем на десять метров. В боковых стенах зияют черными провалами дверные проемы, закрытые металлическими решетками из толстых кованных прутьев, по три двери в каждой стене. Но то, куда ведут эти двери, меня не интересует. Ближе к противоположной стене с потолка свисают четыре металлические цепи, на которых на уровне метра от пола висит гранитная плита. Моей целью было то, что лежит на этой плите.
В центре плиты находится книга. Переплет сделан из толстой кожи, обрамленной по краям пластинами из светлого металла. Вопреки обычному представлению о старинных книгах, эта вовсе не велика. Ее размер не превышает размер обычного школьного учебника. На книге лежит шнурок с привязанным к нему маленьким амулетом. Амулет представляет из себя фигурку какого-то странного зверя: волчья голова, человечий торс, нижняя половина явно медвежья, расправленные из-за спины могучие крылья.
Рядом с амулетом холодно поблескивает перстень с изображением того же зверя. Этот же зверь изображен и на браслете, и на бляхе ремня, что находятся на плите рядом с книгой. Амулет, перстень, браслет и бляха сделаны из того же светлого металла, что и обрамлявшие книгу пластины.
Я раздеваюсь по пояс, бросив куртку и рубаху на плиту. Затем беру амулет и надеваю его на шею. На миг все мои чувства смешиваются, я ощущаю сразу и дикую радость, и удовлетворение, и еще какое-то непонятное чувство, будто, наконец, обрел то, что однажды потерял. Пару минут жду, пока амулет впитается в мою грудь, и когда он исчезает, оставив на моей шее только шнурок, я беру браслет и надеваю его на левое запястье. Вскоре исчезает и он, растворившись в теле. За браслетом так же исчезает ремень. После того, как на моем пальце растворяется перстень, я одеваюсь и направляюсь к выходу. Книга остается лежать нетронутой.
Поднявшись по каменной галерее, нажимаю на нужный кирпич в кладке. Кирпич разворачивается вокруг оси слева направо, из стены напротив выезжает плита и с сухим шуршанием смыкается с плитой под моими ногами. Лестница, ведущая вниз, исчезает.
Наконец возвращается контроль над собственным сознанием.
Я стою в небольшом помещении с кирпичными стенами и гранитным полом, стою офигевший от нереальности произошедшего. Осматриваю руки, убеждаюсь в отсутствии браслета и кольца, ощупываю живот, ремня тоже нет. Померещилось? Хлопаю рукой по груди и нащупываю шнурок…
– Ёкарный рябой! Это что еще за катакомбы?! – слышится голос Игоря.
***
До самого утра я простоял на балконе, глядя на ночной город и, время от времени, ощупывая шнурок на своей шее. Мысли, роившиеся в голове, никак не хотели выстраиваться хоть в какое-то подобие логической цепочки. Они, подобно звездам на ночном небе, мелькали отдельными слабыми вспышками, и только очень отчаянная фантазия была способна выстроить из этих светящихся точек созвездия, якобы напоминающие по форме некие фигуры. Да какая тут, к черту, логика?! Если со своими суперменскими способностями я уже смирился, хоть и не знал все их возможности, то перспектива утери контроля над собственным разумом меня пугала. И снова, как прошлым летом, думать о том, что я не понимал, не имело смысла, а не думать не мог. Что за мистические предметы растворились в моем теле? Почему я даже не прикоснулся к книге?
Когда первые солнечные лучи осветили город, я вышел из квартиры и решительно направился в сторону мастерской. Если все произошедшее вчера не померещилось, то я надеялся, что книга хоть как-то прояснит ситуацию.
Вчера, услышав голос Игоря, я вернулся к пролому и, подобрав провалившуюся вместе со мной лопату, начал очищать порожки, чтобы подняться наверх.
Сверху послышалась какая-то возня, и в проломе показался Игорь, державший в руке переноску.
– Включай! – заорал он кому-то. Лампочка загорелась, осветив подвал.
– Олег?! – наконец-то разглядел меня парень. – Чего это ты тут?
– Кто там с тобой? – вместо ответа спросил я.
– Пашка. Мы с Василичем на рыбалку ездили. Его домой завезли и на обратном пути решили заглянуть сюда, посмотреть, как дела продвигаются. А тут… – взгляд Игоря упал на противоположную стену. – Там что, еще есть помещения? – спросил он, заметив дверной проем.
– Еще такое же.
Про обнаруженное еще ниже подземелье решил пока не говорить.
Зашуршал шлак, и рядом с Игорем нарисовался Пашка.
– Фигасе подвальчик, – присвистнул он.
Я скинул шлак с последней верхней ступеньки и, оттолкнув уже готовых пролезть в пролом ребят, выбрался наружу.
– Оставим исследования на завтра, – сказал я ребятам. – А пока никому о подвале не говорите.
Друзья понимающе кивнули, и мы вместе покинули мастерские.
***
И вот, решив начать исследование в одиночку, а скорее, просто не выдержав ожидания, иду к мастерским.
По дороге немного отвлекся. Выйдя из дома ранним утром, всегда обращаю внимание на лица встречных прохожих. У доброй половины лица непроснувшихся лунатиков. Не понимаю таких, кто заводит будильник за пять минут до того момента, когда надо выходить из дома. Почему нельзя встать за часок, сделать зарядку, принять душик, позавтракать, оставшееся время позырить в телеящик и бодреньким выдвинуться на работу? Нет, блин, надо тянуть до последней минуты, а потом, в полуживом состоянии сомнамбулы, переходить проезжую часть или, того хлеще, самому садиться за руль автомобиля.
Но среди утренних лунатиков хватает и других, вполне живых лиц. Вот, например, мужичок лет тридцати, идет счастливо улыбаясь, и в его довольном взгляде, устремленном сквозь все попадающееся на пути, легко можно увидеть эротические ночные сцены… Глядя на таких людей, сам непроизвольно начинаешь улыбаться.
А вот другой тип утреннего пешехода. Глаза выпучены, рот судорожно хватает воздух, как у выброшенной на берег рыбы, руки тянутся в сторону ближайшего киоска, пытаясь достигнуть его быстрее, чем несут ноги. Жаждущий мозг всеми своими клеточками так сильно вырабатывает лишь одну мысль, что не надо обладать экстрасенсорными способностями, чтобы увидеть образ бутылки пива с сияющим божественным нимбом над пробкой.
Цок, цок, цок… Пронеслась со скоростью экспресса здоровенная тетка. Меня слегка качнуло воздушным вихревым потоком, стремящимся заполнить вакуум, образующийся за стремительным женским телом. М-да, при виде таких… баб не может зародиться никаких эротических мыслей. Лишь удивление, как такую массу выдерживают столь тонкие каблучки? Тетка явно опаздывает. Но опаздывает не потому, что поздно встала. Встала-то как раз рано, но вот пока то да се, погладила выстиранное с вечера шмотье, пока разбудила детей, накормила всех завтраком, на скорую руку намакияжилась, отволокла младшего в садик… А в промелькнувшем взгляде стоит список намеченного на день. В первую очередь, прискакав на работу, надо воткнуть комп и проверить, чего там нового в «одноклассниках" – кто заходил, кто какой коммент написал, кто какую оценку поставил на загруженную давеча фотку. Ага, в обеденный перерыв надо мотнуться в ближайший секонд-хенд. Там, говорят, сегодня распродажа новой весенне-осенней коллекции с пятидесятипроцентными скидками…
Ну его на фиг, читать дальше теткин список. Тем более что она давно уже скрылась из вида. Лучше улыбнусь симпатичной девушке. Она на ходу критически оглядывает свой прикид. Судя по строгому костюмчику и взволнованному выражению лица, девушка, скорее всего, направляется на собеседование по поводу работы. Хотя, какое нафиг собеседование в такую рань…
Епс…Засмотрелся… Прошел мимо мастерских…
***
Снова стою на площадке перед спуском в подземелье, в котором осталась книга.
Нужный кирпич в кладке, приводящий в действие механизм, отодвигающий стену, хоть и ничем не отличался от остальных, но я определяю его среди многих так, как будто нажимал на него ежедневно, почти не глядя. Отогнав начавшие было одолевать меня сомнения, спускаюсь вниз почти бегом. На этот раз обращаю внимание на абсолютную чистоту. Такое ощущение, будто кто-то неведомый отдраил гранит до блеска. Не нахожу даже следа пыли, ни клочка паутины. Да и сам воздух вовсе не отдает подвальной затхлостью и сыростью. В нем скорее чувствуется какая-то электрическая сухость. Кажется, если проведу рукой по волосам, то они, подобно кошачьей шерсти, отзовутся электрическим потрескиванием.
Миную коридор и, подходя к плите, замечаю отсутствие книги…
А была ли книга? Были ли пояс, браслет, перстень и амулет? Ну и что, что на моей шее болтается какой-то шнурок? Если есть шнурок, это вовсе не значит, что было и все остальное. Может, в подземелье скопился галлюциногенный газ, и все произошедшее не что иное, как глюк. И шнурок – единственно реальная часть этого глюка. Мало ли что бывает. Один знакомый, например, встал как-то ночью с кровати, поснимал в квартире все межкомнатные двери с петель, составил их к стенке и, под офигевшим взором жены, спокойно улегся в кровать и захрапел дальше. И он сам утром ни за что не поверил бы рассказу жены, если бы не снятые с петель двери.
Так и я, мог нацепить этот шнурок в бреду, вызванном галлюциногенным газом, а все остальное дорисовала отравленная психика.
Однако само подземелье, скрываемое отодвигающейся гранитной плитой, существует. И с потолка подземного зала свисает вполне реальная каменная столешница, подвешенная на толстых металлических цепях. И существует шесть арочных проходов, забранных стальными решетками, по три с каждой стороны. И за каждой из этих решеток сплошная тьма… Тьма?! Благодаря неизвестно как приобретенным способностям, я могу видеть в темноте не хуже, чем при ярком освещении. Но за пределами решеток я не вижу ничего… Что скрывают эти решетки? Как открываются? Открываются ли вообще? Может, толстые металлические стержни просто вмурованы в гранитный монолит.
Почему-то я не испытываю ни малейшего желания подходить к этим решеткам.
Размышляя над всем этим, стою у висящей на цепях плиты и, не зная, что предпринять, дотрагиваюсь до шнурка, словно желая еще раз убедиться в его существовании.
Мои пальцы нащупывают амулет!!!
На плите, словно материализуясь из воздуха, появляется книга! На толстом кожаном переплете имеется небольшое углубление в виде человеческой ладони, словно кто-то с невероятной силой вдавил кожаную обложку, да след так и остался.
Продолжая держать в правой руке амулет, левую кладу на книгу, совместив ладонь с выемкой. В тот же миг сознание меркнет.
***
Я, один из семи, существовал вечно.
Я не знал или не помнил ни своего начала, ни своего создателя, если такой когда-либо существовал.
Я мог на века впадать в небытие, забывая, что было до того.
Я мог, выйдя из небытия, влиться в тело первого попавшегося смертного и овладеть им, заменив его сущность своей, либо, если его сущность окажется сильнее, затаиться в глубине человеческого сознания.
В первом случае сущность смертного умирала, а я приобретал тело в полное свое пользование, удивляя бывших его знакомцев вдруг открывшимися или приумножившимися талантами, появившимися неординарными способностями. Иногда, став обладателем новой оболочки, я продвигался в правители государств, приводя их к процветанию или, наоборот, к уничтожению. Иногда становился пророком, провозглашая новые религии. Иногда развлекался, становясь городским сумасшедшим. Один раз даже позволил сжечь себя на костре, находясь в образе деревенской колдуньи.
В случае, когда сущность смертного оказывалась достаточно сильна, чтобы не позволить мне овладеть ею, я затихал в глубине сознания смертного, постепенно растворяясь в нем, проникаясь его бытием и его идеями, позволяя ему овладеть моей Силой, способной пробудить скрытые человеческие возможности – те человеческие возможности, которые практически вытравлены глупым путем технической цивилизации. И этот второй случай вызывал во мне больший интерес, ибо всегда был полон неожиданных поворотов и решений. Однако и «присосаться» к такой сущности было непросто. В обычном состоянии сущность такого смертного была огорожена непроницаемым щитом. Проникнуть за этот щит можно было, лишь подведя смертного к грани небытия. Очень часто, оказавшись на этой грани, душа проваливалась за нее, и тело умирало.