Конкретно за эту работу гонорар блуждал где-то у границ приличия, но и обязанности медицинского атташе были довольно изматывающими и тошнотворными, и когда он в конце рабочего дня возвращается в снятые женой роскошные апартаменты, расположенные довольно далеко от Бэк-Бэй и Скоттсдэйла, где обычно располагались члены дипломатической миссии, ему нужно расслабиться любой ценой. Более чем умеренный адепт североамериканского суфизма, который в его детские годы проповедовал Вилайят Инайят Хан, для расслабления атташе по медицине никогда не вкушает киф или алкоголь и обязан расслабляться без вспоможения химии. Возвращаясь домой после вечерней молитвы, он хочет потешить свой взгляд острым и 100 %-халяльным ужином, поджидающим на тарелке, с пылу с жару, дымящимся на пристяжном подносе, и чтобы его слюнявчик был выглажен и уложен рядом с подносом, и чтобы телепьютер в зале был уже включен и в состоянии готовности, и чтобы вечерние развлекательные картриджи были подобраны и вставлены в очередь дисковода, готового принять любой картридж по одному нажатию кнопки на пульте. Атташе откидывается перед экраном в своем особом электронном кресле с опускающейся спинкой, и его жена в черной парандже, этническая арабка, молча ухаживает за ним, расстегивает стесняющие движения пуговицы и ремень, настраивает освещение в комнате, встает позади и устанавливает специальный поднос сложной формы так, чтобы тот поддерживали плечи атташе, и еда находилась прямо перед подбородком, и он мог наслаждаться горячим ужином, не отрывая глаз от включенного развлечения. У него узкая имперская бородка, за ней жена тоже ухаживает и следит, чтобы в бороду не попали крошки с подноса. Атташе по медицине сидит и смотрит, ест и смотрит, понемногу расслабляясь, пока поза тела в кресле и откинувшаяся голова не говорят о том, что он уснул, и в этот момент электронное кресло автоматически принимает полностью горизонтальное положение и из длинных слотов по бокам появляется, словно вытекает, пышное шелковое постельное белье; и, если его жена с должным вниманием и проворством обращается с пультом дистанционного управления, то атташе по медицине свободно переходит из состояния расслабленного очевидения в состояние блаженного ночного сна прямо там, в откинутом кресле, в то время как телепьютер играет рекурсивную звуковую петлю с тихим прибоем и каплями легкого дождя, падающими на широкие зеленые листья.
И это повторяется каждый вечер, не считая, конечно, вечеров среды, ведь по средам в Бостоне его жене позволяется провести вечер за теннисом с другими женами дипломатов и товарками из Продвинутой лиги арабских женщин в роскошном клубе «Маунт Оберн» в Западном Уотертауне, а не молча ухаживать за ним, поскольку именно по средам полки кондитеров-импортеров шоколада на Ньюбери-стрит, Бостон, Массачусетс, США, пополняются свежими упаковками «Тоблерона», а потому из-за неспособности министра по домашним развлечениям Саудовской Аравии держать в узде свою любовь к шоколаду, атташе по медицине часто проводит весь вечер на целиком снятом для дипмиссии четырнадцатом этаже отеля «Бэк-Бэй Хилтон», жонглируя шпателями для языка и ватными тампонами, нистатином, ибупрофеном, кровоостанавливающими и антибиотическими мазями против стоматита, восстанавливая слизистые оболочки диспепсичного, огорченного и часто (но не всегда) раскаивающегося и благодарного саудовского принца К–.
И вот 1 апреля ГВБВД атташе по медицине (как утверждается) оказывается недостаточно проворен с палочкой при обработке язвенного синального некроза и уже в 18:00 становится жертвой фебрильной стоматитной истерики министра по домашним развлечениям с флоральным дисбалансом, и по визгливому приказу заменяется у королевской кровати личным врачом принца, которого вызвали по биперу из сауны «Хилтона», и мокрый личный врач хлопает атташе по плечу и советует не обращать внимания на истерику – это только дрожжевой грибок говорит, – а хоть раз для разнообразия пораньше уехать пораньше домой и расслабиться в заслуженный вечер среды, в общем, когда атташе приезжает домой, где-то в 18:40, в его просторных бостонских апартаментах никого нет, свет в зале не приглушен, ужин не разогрет, пристяжной поднос валяется в посудомоечной машине и – самое ужасное – естественно, не заказан комплект развлекательных картриджей в аутлете «ИнтерЛейс» на Бойлстон-стрит, где у жены атташе по медицине, как и у всех остальных сокрытых паранджой жен, сопровождающих дипломатическую миссию принца, есть партнерский дисконт. И даже не будь он слишком измотан и нерасслаблен для того, чтобы вновь отправиться в сырую городскую ночь за развлекательными картриджами, атташе по медицине понимает, что жена, как всегда по средам, уехала на машине с дипломатическими номерами, без которых любой здравомыслящий иностранец даже не помыслит припарковаться ночью хоть где-нибудь в Бостоне, Массачусетс, США.
Таким образом, у атташе по медицине сильно сузился выбор способов расслабления. Роскошный телепьютер в гостиной принимает и спонтанные распространения от Сигнал-матрицы, идущей по подписке «ИнтерЛейс», но сама процедура заказа конкретного спонтанного сигнала настолько сложна с технологической и криптографической точек зрения, что атташе всегда доверял эту работу жене. В этот вечер среды, почти наугад тыкая по кнопкам и аббревиатурам, он может призвать лишь прямые трансляции американских спортивных матчей (но американские виды спорта всегда казались ему жестокими и отталкивающими), оперу под спонсорством нефтяной компании «Тексако» (нет, спасибо, хватит с атташе на сегодня небных язычков), повторный эфир очередной серии «Мистера Попрыгайчика», популярной дневной детской программы «ИнтерЛейса» (которую атташе на миг принял за документалку о биполярном расстройстве, пока до него не дошло, и он поспешно не вернулся в меню выбора) и повтор выпуска мало оставляющей воображению утренней программы «Всегда в форме» о домашней аэробике с гуру аэробики мисс Тауни Кондо, чье мало оставляющая воображению одеяние и вызывающе расставленные ноги грозят натолкнуть набожного атташе на нечистые мысли.
Единственные картриджи развлечения в апартаментах, которые в бессильном яростном поиске находит атташе, – те, что доставили по американской почте в среду и что теперь лежат на серванте в гостиной рядом с личными и профессиональными факсами и письмами, которые атташе отказывался читать, пока их не просмотрит и не рассортирует по степени важности жена. Сервант стоит у стены напротив электронного кресла под триптихом с высококачественной византийской эротикой. Пухлые из-за защитного материала конверты с картриджами, с характерной выпуклостью, лежат вперемешку с менее развлекательной почтой. В поисках чего-нибудь расслабляющего атташе один за другим надрывает пухлые конверты по надлежащей линии перфорации. Там есть фильм об антибиотиках актиномицетового класса и о синдроме раздраженной толстой кишки, снятый по заказу отдела услуг для специалистов ОНАНМА[8]. Там есть картридж с сорокаминутной сводкой североамериканских новостей от 1 апреля ГВБВД, выпущенная СВС/ РАТНЁ, которую он ежедневно получает по автоподписке жены либо с помощью сигнала «ИнтерЛейса», защищенного от копирования, прямо на ТП, либо по экспресс-почте на одноразовом самоочищающемся компакт-диске. Там есть видеоиздание апрельского номера журнала «Селф» на арабском языке для его жены, а модель «Насс» на обложке целомудренно замотана в паранджу. Там есть обычная коричневая и раздражающе неподписанная коробка в безликом стандартном конверте с защитой от ударов для трехдневной доставки картриджей первым классом почтой США. На пухлом конверте марка пригорода Феникса в штате Аризона, США, а в блоке «От кого» вместо обратного адреса или штампа корпорации только надпись «С ГОДОВЩИНОЙ!» и корявая рожица с улыбкой, нарисованные шариковой ручкой. И хотя атташе по рождению и местожительству гражданин Квебека, где английский язык не основной, он все же знает, что английское слово «годовщина» значит не то же самое, что и «день рожденья». И атташе, и его жена в парандже были связаны узами брака с благословения Господа и Пророка вовсе не в апреле, а в октябре, четыре года назад, в Руб-эль-Хали. Еще больше путаницы в историю с пухлым конвертом вносит то, что на любой посылке от дипмиссии принца К– в Фениксе, Аризона, США, надлежит быть дипломатической печати, отнюдь не обычной почтовой марке ОНАН. Словом, атташе чувствует себя нерасслабленным и недооцененным и уже заранее готовится к тому, что его рассердит содержимое конверта: а там лишь стандартный черный развлекательный картридж, лишенный всяких опознавательных знаков и упакованный в неяркую, неинтересную и непривлекательную коробку, причем на месте, где полагается находиться гравировке с кодами регистрации и хронометражем, красуется очередная банальная американская круглая улыбающаяся рожица. Атташе по медицине озадачивают и конверт, и рожица, и никак не подписанный картридж, а также заведомо сердит то, что ему пришлось так много времени провести в вертикальном положении, исследуя конверты на серванте, хотя это не входит в его обязанности. Он не выкидывает неопознанный картридж в урну и не откладывает до той поры, когда жена проверит его содержимое, лишь по той причине, что выбор развлечений, когда женщина вдали от дома в своей раздражающей американизированной теннисной лиге, прискорбно невелик. Атташе только вставит картридж и быстро ознакомится с содержимым, чтобы убедиться, что оно его разозлит, или не заинтересует, или не завлечет и не развлечет ни в коей мере. Он разогреет подготовленную халяльную телятину с острым халяльным гарниром в микроволновой печи, пока они не будут с пылу с жару, красиво расставит на подносе, уделит внимание первым секундам этого странного и/или раздражающего неопознанного картриджа, на котором, вполне вероятно, нет ничего, кроме загадочной пустоты, потом расслабится с помощью сводки новостей, потом, возможно, одним глазком целомудренно взглянет на весеннюю линию асексуальной черной благочестивой женской одежды «Насс», потом вставит картридж с рекурсивной записью прибоя и дождя и на этом окунется в заслуженный сон в среду вечером, надеясь лишь, что жена, вернувшись из теннисной лиги в пропитанном потом черном теннисном ансамбле по щиколотку, не пробудит его случайно, неуклюже или непроворно снимая поднос с шеи.
Когда он устраивается в кресле с подносом, готовый к просмотру, цифровой дисплей ТП гласит 19:27.
Год Шоколадного Батончика «Дав»
Уордин говорит мамка ее обижает. Реджинальд пришел к нам на район, на двор перед моим домом, где мы с Долорес Эппс прыгали через двойные скакалки, и говорит, Кленетт, Уордин у меня на хате плакает, говорит мамка ее обижает, и я иду с Реджинальдом до его дома где он живет, и Уордин сидит в шкафу на хате у Реджинальда, и плакает. Реджинальд вытащил Уордин из шкафа и мы с ним плакаем и я стираю мокрое с ее лица и Реджинальд так осторожно снимает с нее ее все рубашки и говорит Уордин, чтоб дала мне поглядеть. У Уордин спина вся побитая и порезанная. Длинные рубцы сверху-донизу спины, розовые рубцы, у которых вокруг такая вот кожа, как на губах наших. Меня даже затошнило. Уордин плакает. Реджинальд говорит Уордин говорит ее мамка обижает. Говорит мамка бьет Уордин вешалкой. Говорит мамкин хахаль Рой Тони хочет спать с Уордин. Дает ей конфеты и пятерки. Встает у ней на дороге и шагу не дает ступить, чтоб не полапать. Реджинальд говорит Уордин говорит Рой Тони однажды ночью, когда мамка Уордин была на работе, он пришел в комнату где спят на матрасах Уордин и Уильям и Шантель и малыш Рой, и стоял там в темноте, высокий, и шептал ей всякие вещи, и дышал. Мамка Уордин говорит Уордин искушает Роя Тони на грех. Уордин говорит она говорит Уордин хочет склонить Роя Тони к Греху молодой упругой собой. Она бьет Уордин по спине вешалками из шкафа. Моя мамка говорит мамка Уордин не дружит с головой. Моя мамка боится Роя Тони. Уордин плакает. Реджинальд садится и просит Уордин рассказать его мамке как мамка Уордин ее обижает. Реджинальд говорит что Любит Уордин. Говорит что Любит но раньше не понимал почему Уордин не спит с ним, как девушки спят со своими мужчинами. Говорит Уордин никогда раньше не разрешала ему снять с нее рубашки до сегодня когда пришла на хату к Реджинальду в его доме и заплакала, она разрешила Реджинальду снять с себя рубашки, чтобы показать как мамка бьет Уордин из-за Роя Тони. Реджинальд Любит Уордин. А Уордин умирает со страху. Она говорит Реджинальд не надо. Она говорит, если она пойдет к мамке Реджинальда, тогда мамка Реджинальда пойдет к мамке Уордин, и тогда мамка Уордин подумает, что Уордин спит с Реджинальдом. Уордин говорит ее мамка говорит если она ляжет спать с мужчиной пока ей не шестнадцать, то мамка забьет ее досмерти. Реджинальд говорит что не допустит этому случиться с Уордин.
Рой Тони убил брата Долорес Эппс Коламбуса Эппса в Брайтон Проджектс четыре года уже как. Рой Тони на удо. Уордин говорит он показывал ей какую-то штуку на ноге, эта штука шлет радиосигналы в полицию что он все еще в Брайтоне. Рой Тони не может уехать из Брайтона. Брат Роя Тони это отец Уордин. Он уже покойник. Реджинальд пытается утихомирить Уордин но она все плакает. Уордин такая как будто спятила так ей страшно. Она говорит она убьет себя, если я или Реджинальд скажем нашим мамкам. Она говорит, Кленетт, ты моя сводная сестра, я прошу чтоб ты не говорила своей мамке о моей мамке и Рое Тони. Реджинальд говорит, Уордин, успокойся и ляг спокойно. Мажет маргарином с кухни порезы на спине. Он осторожно водит липким пальцем по розовым рубцам от вешалки. Уордин говорит она ничего не чувствует спиной еще с весны. Она лежит животом на полу Реджинальда и говорит ничего не чувствует кожей со спины. Когда Реджинальд уходит за водой она просит сказать правду, какое лицо у Реджинальда когда он глядит на ее спину. Она все еще хоть чуточку красивая, плакает она.
Я не скажу моей мамке про Уордин и Реджинальда и мамку Уордин и Роя Тони. Моя мамка боится Роя Тони. Из-за моей мамки Рой Тони и убил Коламбуса Эппса, четыре года как, в Брайтон Проджектс, из-за Любви.
Но я знаю, Реджинальд скажет. Реджинальд говорит что мамка Уордин побьет Уордин только через его труп. Он говорит встанет перед Роем Тони и скажет ему чтоб он не трогал Уордин и не дышал ночью около ее матраса. Он говорит пойдет на игровую площадку в Брайтон Проджектс, где Рой Тони делает свои дела, и поговорит с Роем Тони как мужчина с мужчиной и заставит Роя Тони поступить правильно.
Но по-моему Рой Тони убьет Реджинальда если Реджинальд пойдет к нему. Помоему Рой Тони убьет Реджинальда, и потом мамка Уордин побьет Уордин вешалкой досмерти. И потом только я буду знать. А у меня будет ребенок.
В восьмом классе американской школы Брюс Грин по уши втрескался в одноклассницу, с неподходящим именем Милдред Трах. Неподходящим потому, что если и жила когда-нибудь восьмиклассница, которая выглядела как Дафна Кристиансон или Кимберли Сен-Симон, то это была Милдред Трах. Она была тем смертельно прекрасным и цветущим призрачным персонажем, что скользит по потным школьным коридорам снов любого ночного поллюционера. Волосы, о которых, как слышал Грин, один выспренний учитель сказал, будто они «подобны льну»; тело такое, словно переменчивый ангел полового созревания – тот самый ангел, который, кажется, не знал даже почтового индекса Брюса Грина, – посетил и поцеловал еще в шестом классе; ноги, эффект которых не могли снизить даже несерьезные оранжевые кеды с сиреневыми шнурками в блестках. Застенчивая, лучистая, игривая, гибкая станом, пышная бюстом, любившая робко поправить льняные волосы на чистом кремовом лбу, отчего Брюса как пронзала личная молния. Видение в летнем платье и дурацких кедах. Милдред Л. Трах.
А потом, уже ближе к десятому классу произошла странная метаморфоза из числа тех, о которых вечно задаются вопросом «когда это случилось-то?», и Милдред Трах стала внушительным членом устрашающей банды Винчестерской средней школы, участники которой курили «Мальборо» в переулке между корпусами младших и старших классов и вообще уходили с учебы во время обеда, уезжая на шумных машинах с низкой посадкой пить пиво и курить шмаль, гоняли по округе с включенными звуковыми системами незаконной мощности, пользовались Визином и «Клоретсом»[9] и т. д. Она была одной из них. Жевала жвачку (или чего похуже) в буфете, на ее робком лице теперь застыла скучающая маска Дерзости, ее льняные пряди были намазаны гелем и выглядели так, словно она сунула пальцы в розетку. Брюс Грин копил на подержанную машину с низкой посадкой и упражнялся в Дерзости на тете, которая его приютила. Он развивал силу воли.
И к классу, который должен был стать выпускным, Брюс Грин выглядел гораздо более скучающим, внушительным и устрашающим, чем даже Миддред Трах, и он, Миддред Трах, а также их маленькая страдающая от недержания Харриет Трах-Грин поселились на границе Оллстонского Отшиба в блестящем трейлере с другой устрашающей парочкой, а также Томми Дуси – человеком с заячьей губой и дурной славой, торговцем дурью и сопутствующими товарами; он держал несколько больших змей в нечищеных незакрытых аквариумах, из которых воняло, но Томми Дуси смрада не замечал, потому что заячья губа полностью закрывала ему ноздри, если он что и чувствовал, то только собственную губу. Обычно к полудню Миддред Трах уже была под кайфом и смотрела картриджи с сериалами, а Брюс Грин еще работал в «Леже Тайм Айс», и какое-то время жизнь казалась им более-менее сплошной вечеринкой.
Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»
– Хэл?
– …
– Эй, Хэл?
– Да, Марио.
– Ты спишь?
– Бубу мы ведь это уже проходили. Нельзя одновременно спать и разговаривать.
– Я так и думал.
– Рад, что помог.
– Ой, ты сегодня был в ударе. Ой, его еще чуть-чуть и стошнило бы. Когда он запустил мяч по линии, а ты достал его, и упал, и отбил укороченным, Пемулис сказал, что парень выглядел так, будто обтошнит всю сетку, так и сказал.