Иванов закончил. За время монолога его лицо осунулось, и скорей всего, не только от падения уровня спирта в крови.
– Ну, ты круто задвинул – сказал Петров – но я обдумаю. Но давай для начала чего попроще. Например, а взрывчаткой такого эффекта достичь можно?
– «Нет ничего невозможного, Ваня, для человека с интеллектом – припомнил классику Иванов. Но нету там, во всем фарше, ни одной молекулы взрывчатки, проверено. – Иванов неожиданно задумался – А ты про «Зеленую глину» слыхал?
Глава 4
При словах «зеленая глина» в мыслях Петрова возник образ огромной «пятки» Чуйской анаши. Но Иванов был алкоголиком, и этот образ пришлось отбросить.
– Нет, не слыхал.
– Ну, правильно, Вань, откуда тебе слышать? Но это уже не за стакан тут посидеть нужно. Пойдем в «Гамбринус»? Посидим, поговорим, тюлечка опять – же – соблазнял Иванов.
Походы с Ивановым, куда-либо, были весьма чреваты крупными неприятностями, но время шло к шести, рассказ и намеки Иванова его подогрели и Петров согласился.
Помните ли вы стоявшие на каждом квартале старой Одессы стеклянные ларьки, называемые здесь будками. У каждой будки очередь из трех – четырех пенсионеров со стеклянными двухлитровыми сифонами. Эти ларьки торговали исключительно газированной водой без сиропа – одна копейка стакан, с сиропом три копейки – стакан. Был еще вариант за пять копеек взять с двойным сиропом, но он осуществлялся крайне редко. И с сиропом-то газировка доставалась не каждый день. Почему? – сейчас объяснить сложно. То ли родители считали, что она крайне вредна, то ли считалось, что отказывая детям в маленьких и дешевых радостях, из них растят настоящих строителей коммунизма. За десять копеек сифон заполнялся водой без газа.
Вот эти прозрачные сифоны и привычка заполнять их в будках, а не из-под крана и прикручивая баллончик углекислоты, были одним из отличительных признаков старой Одессы. Возможно, сейчас кто-то скажет, что точно такие будки стояли, скажем, в Туапсе. Очень возможно, я в Туапсе не бывал. В Москве и Питере таких не было.
С приходом перестройки эти безобидные и прекрасные будки куда-то исчезли. Вместе с ними исчезли и теснившиеся дверь к двери мастерские по ремонту одежды, обуви и кожгалантереи.
В советское время фактически это были подпольные цеха, снабжавшие весь СССР «фирменными» джинсами, с широченным ремнем, оборудованным уже, по истине, огромной пряжкой с надписью «JAZZ». Все эти признаки старой Одессы исчезли напрочь. Теперь дверь к двери стоят сверкающие стеклом и неоном бутики, торгующие самыми известными брендами мира.
Многие считают, что те самые мастерские никуда не исчезли, а просто, расширив производство, переехали в здания пустующих НИИ и заводов и теперь снабжают эти бутики. Возможно. Но не знаю, и врать не буду.
Так вот – все это исчезло, а «Гамбринус» остался. Он пережил все войны и революции, ежедневную, а то и ежечасную смену власти в годы гражданской войны и интервенции.
Создается неуловимое ощущение, что «Гамбринус» был всегда, а Одесса к нему потихоньку пристраивалась.
Мало кто помнит, что нынешний подвальчик в бывшей гостинице «Франция» это третья реинкарнация знаменитой пивной, однако все они находились в трех минутах ходьбы одна от другой, и соответственно на таком же расстоянии от нынешнего Приморского, недавно Жовтневого управления милиции.
Именно в это заведение и отправились сослуживцы. Назвать друзьями в полном смысле слова Петрова с Ивановым было нельзя, но взаимным уважением и доверием они в своем маленьком коллективе пользовались.
Сводчатые потолки, приглушенный свет, хорошее обслуживание, что еще нужно усталому менту.
По вечерам играет живая музыка. Есть даже скрипач, не тот конечно безжалостно убитый Куприным, но возможно тоже Сашка.
Раки и любые морепродукты, салаты, закуски, горячее. Сейчас в «Гамбринусе» есть все, но, как известно, Петров любил тюлечку.
Что может быть прекрасней этой мелкой рыбки, известной в иных местах как килька, если посолили ее буквально вчера, и выловили тоже. Сегодня же лоснящейся горкой она лежит на тарелке посыпанная мелко порезанным зеленым и репчатым лучком и сбрызнутая знаменитым пахучим подсолнечным маслом с «Привоза».
Впрочем, Петров тюлечку любил, и на его тарелке вместо горки лежала настоящая гора этой мелкой и пахучей рыбки.
Товарищи взяли сразу по два пива, и пока эта янтарная жидкость не исчезла в их желудках вместе с изрядным количеством мелких рыбок, о делах не говорили.
Потом взяли еще по два, и Петров попросил рассказ о «Зеленой глине» все-таки продолжить.
«Есть, Вань, в интернете разные самые сайтики. На любой прямо вкус. Ну, типа кто-то любит тюлечку, а кто-то корюшку. А кое-кто, Вань, взрывчатку на дому любит изготовлять.
И так этим изготовителям в нашем мире одиноко, что они вынуждены единомышленников себе не на улице, а в сети искать. Те, кто на это дело поставлен, естественно, сайтики эти ищут и давят. А они новые открывают, и пока сайтик не придавили, рецептики с него уже по всей сети разлетелись.
Тут недавно один студент американский выложил в сеть чертеж пистолета, который сканеры в аэропорту не обнаруживают, а напечатать его можно дома на 3-D принтере. Так вот пока чертеж с сайта снесли, его успели скопировать несколько тысяч раз. Короче, ты понял, о чем я.
У меня к таким сайтам интерес профессиональный и я их почитываю. С год, примерно, назад один бразильский студент-химик выложил рецепт собственной взрывчатки. Язык в Бразилии португальский и название было излишне цветистым, поэтому в русскоязычной части интернета его быстренько переименовали в «Зеленую глину».
Все ингредиенты для изготовления продаются в ближайшем хозяйственном магазине, важна технология изготовления. Её-то студент и разработал. Таких рецептов в сети пруд – пруди.
Собственно, почему я о ней вспомнил – в результате взрывной реакции конечными продуктами являются азот, кислород и углекислый газ. Больше вообще ничего.
Именно из этих элементов и состоит воздух. Обнаружить следы такой взрывчатки совершенно невозможно.
Причем образуются все эти элементы в кристаллическом, то есть твердом виде, и являются поражающими элементами наравне с взрывной волной, многократно усиливая поражающий эффект. После кристаллики испаряются, и всё. Кристалликов этих много-много. Теоретически могли и нашинковать».
– А практически могли? – задал вопрос Петров.
– Тут эксперимент нужен.
– Проведи.
– Ты с ума сошел? – догадался Иванов.
– У тебя же рецепт есть – не сдавался Петров.
– Но это незаконно.
– Ваня, я тебя сейчас убивать просто буду. Про вот это «незаконно» ты прокурорским расскажешь, а я тебя прошу ответ мне дать по «делу» между прочим.
Иванов задумался.
– Ладно, по это не стакан и даже не бутылка. Это пять бутылок.
– Договорились.
Товарищи допили пиво, и перешли на водку, изрядное количество которой майор криминалисту уже задолжал.…
Проснулся, если так можно назвать выпадение из полной комы, Петров в пять утра.
Кроме бухающего изнутри по черепу молота чем, несомненно, занимались темные демоны пьяных застолий, по тем же несчастным черепным костям стучали и собственные воспоминания.
Вот Иванов собирается домой, а Петров его не отпускает, предлагая взять девок и поехать в готель «Зiрка» где, как известно, сдают номера на час.
Вот Иванов куда-то исчезает, и в «Зiрку» Петров предлагает проехаться официантке, причем немедленно и под угрозами страшных кар.
Вот его браво и четко забирает присланный из родного райотдела патруль.
Вот тот же патруль за углом пытается вежливо усадить его в такси. Но вежливо не получается.
Петров упирается и предлагает навестить «Зiрку» всем коллективом, предварительно захватив девок у гостиницы «Красная».
Дальше провал.
Проснулся, слава Богу, дома.
Разжевав две таблетки анальгина, «молот» в голове Петров несколько унял. Теперь больше всего донимал ком неясного происхождения в носоглотке, который поочередно нос и глотку перекрывал. От этого хотелось блевать и беспрестанно курить, что Петров и делал, ясно осознавая, что именно от курева-то ком и появляется. С этим поделать было уже ничего решительно нельзя и нужно было дождаться вечерних возлияний. Во всяком случае, сам Петров других методов не знал. Теперь необходимо хоть как-то привести себя в порядок и отправляться на службу.
«Товарищ майор, вас немедленно, немедленно вызывает к себе полковник. Повторить слово немедленно дважды приказ самого полковника Сухова» – браво доложил дежурный капитан, существенно усилив головную боль Петрова.
Глава 5
– Стало быть, Вы предполагаете, что по нашему благословенному городу носится маньяк с мясорубкой, рассчитанной на перемол быка с рогами, или студент – полковник Сухов демонстративно приоткрыл папку, как бы подглядывая – гм, из Бразилии с пластидом кустарного изготовления. И, вот значит, эти двое… – Полковник Сухов покинул свое кресло и сидел прямо напротив бледного от вчерашних изысков Петрова.
– И вот значит эти двое…
– Один, товарищ полковник.
– Ко – то – рый? – по слогам произнес Сухов.
– Не могу знать.
– Ну, и не перебивай.
– Так вот, майор, результаты твоей работы я вижу так: Предположительно жертва убита и тело переработано специальным устройством для таких манипуляций. Либо все это совершено при помощи взрывчатки. Либо убийство и переработка это два разных события. Производилось все это на неком нам не известном полигоне. После чего останки тела в переработанном виде.… Так.… В оперативных докладах приказываю использовать слово «фарш». И так: «фарш» был доставлен в город и примерно в пять часов вечера занесен в закрывающийся на кодовый замок подъезд элитного дома. И никто ничего не видел. Ты меня поправь, Петров, если я чего не так сказал.
– Я не уверен, товарищ полковник, что манипуляции с телом осуществлялись на полигоне.
– А где? В старом карьере? Петров ты размер той мясорубки себе представляешь? А мощность взрыва в тротиловом эквиваленте? Майор, доложи мне немедленно: Там дом-то на месте?
– Так точно, товарищ полковник.
– Фу – театрально утерев пот со лба, произнес полковник Сухов.
– Ну и кто у нас потерпевший? – продолжил он.
– Предположительно один из жильцов дома либо Алоиз Васильевич Вайнсброд, либо Виолета Панасовна Панасюк.
Сухов встал, прошел к сейфу и, закрыв его от майора спиной, открыл дверцу. К столу он вернулся с половиной стакана коньяку и молча, поставил его перед майором.
– А почему собственно один из жильцов дома? Майор, у тебя сколько трупов-то?
Петров поперхнулся коньяком.
– Да ты пей, Ванечка, один у тебя трупик. Один одинешенек. Дедушка тут поработал, информацию собрал для внучка. Документики кое-какие дедушка достал. Жизнью при этом рискуя. Где же они документики-то затерялись?
Полковник начал переставлять на своем столе письменные приборы и телефоны.
– Дедушка старенький. Положит и забудет. А не вывернуть ли мне карманчики? Ой, в папочке-то дедушка и не посмотрел еще.
Перед Петровым на стол лег свежий номер «Желтой Звезды» с его собственной фотографией на развороте.
На фотографии майор был слегка взъерошен. Форменная рубаха, побывавшая до этого на двух убийствах, была слегка не свежа. На лбу майора серебрилось несколько капель пота. Майор стоял в проеме двери.
«Камера у нее в коридоре, и хорошая камера» – с тоской подумал майор.
«Представьте себе мои кисоньки, мои лапоньки и красотульки – начинала свою статью Бджола – что вы трудились весь день. Вы потели в солярии и на тренажерах фитнес центра. Вы вынесли все муки от косоруких парикмахеров и педикюрш и вот, наконец, освеженная душем вы чисты, легки и воздушны. Вы очаровательны и нежны. И в этот самый момент вам предложили выпить коньяк «Одна звезда» за углом, из горла, на троих.
Именно так и почувствовала себя автор этих строк, увидев жалкую звезду на погоне несчастного майора. – Убью суку! Решил Петров. – Зачем же, рыбоньки мои, явилась к хозяйке нашего салона этот жалкая пародия на комиссара Катани, больше похожая на Пуаро? Конечно же, за помощью.
В соседнем не элитном районе было совершено ужасное убийство и эти доморощенные пинкертоны решили, что жертвой может быть наша обожаемая Принцесса Виола, наша лапушка и красавица, звезда элитных дискотек. Я не стала им помогать. Каждый должен честно отрабатывать свои жалкие копейки. А Виола, после их отъезда вернулась из средиземноморского турне». Далее шло описание шикарного путешествия Виолы.
Принцесса Виола более известная в районе готеля «Зiрка» под именем Зузу Петрову была известна. От остальных она отличалась тем, что приходила только с африканцами, и действительно несколько раз выходила замуж за африканских царьков из числа студентов одесских вузов. Последнее, что о ней слышал Петров, что очередной бой-френд выгнал ее со своего сухогруза в Марселе, и она добирается на перекладных. Просто Петров никогда не заглядывал в ее паспорт, а ей ни разу не пришло в голову представиться гражданкой Панасюк.
– Ну что, сынок, в твоих глазах я вижу страстное желание опросить свидетельницу. Опрос провести за пределами нашего учреждения. До утра в отделении не появляться. С утра ко мне и чтобы как огурец. Исполнять!
Петров вышел на улицу. По Греческой еще дул утренний бриз. Легкий ветерок придавал некую свежесть мыслям. Поеду в «Шторм» решил Петров, поработаю по рецептам Бджолы Гламура.
Огромный и сверхсекретный завод оборудования для подводных лодок в настоящее время предоставлял услуги фитнес-банного обслуживания для населения. Находился комплекс, по понятиям Петрова, почти, что за городом на Черемушках. Но с организмом что-то нужно было делать, и Петров решился на дальний вояж.
Потеряв на тренажерах и в сауне два литра липкого, какого-то больного пота и возместив их двумя литрами неплохо снимающей интоксикацию минералки «Поляна Квасова» майор несколько приободрился. Пора было готовиться к работе со свидетельницей.
Звонить Кате Шмель Петров даже не пытался. «Кто предупрежден, тот вооружен», а оружия давать ей в руки он не хотел. Поэтому майор решил ее вылавливать при помощи колумниста чуть менее гадкого, но столь же желтого издания «Страсти» Савы Годного.
Родился, Сава в неблагополучном районе «Сахалинчик» мальчиком хрупкой телесной и душевной организации и его огромные глаза с болью смотрели на окружающий мир.
За это под глазами периодически возникали синяки.
Сава искренно ненавидел весь «Сахалинчик» в целом и каждого его представителя в отдельности. Следует отметить, что окружающие отвечали ему взаимностью.
Когда же мальчик начал пописывать, тучи сгустились над головой подростка не на шутку.
Петрову удалось тогда отбить окровавленную тушку у разъяренной толпы одноклассников, соседей, соседок их родителей и просто случайных прохожих. За что он был награжден признательностью Савы и презрением остальных.
Подросший, потолстевший, и облысевший Сава все свое творчество посвятил обливанию грязью каждого человека встреченного им на жизненном пути.
Он даже умудрился тиснуть в одном из центральных журналов повесть, в которой с тщательностью подлинного натуралиста препарировал свои воспоминания о детстве и юности.
Все имена и фамилии были подлинными. Автор несколько погрешил против истины в освещении собственной роли в событиях, но фактура была настоящей.