И сколько раз мысленно Виктор уже ехал домой!
Иногда снилось, что он всё ещё студент и сидит в электричке, читает по пути домой какие-то конспекты.
Домой-домой-домой, стучат колеса. И мелькают за окном пустынные поля поздней осени, деревья, теряющие последнюю листву, станционные посёлки и маленькие городки, где никогда ничего не меняется…
Первое время часто просыпался ночами. Пугался, не сразу соображая, где находится. Включалось сознание, мрак рассеивался, сон отступал, проступали чужие углы и какие-то вещи, сердце сжималось. Он садился на кровати или даже вставал, ходил по комнате, чтобы окончательно рассеять сумрачное состояние. Смотрел в окно на чужой город – станет ли он когда-нибудь его городом? Станет ли он своим здесь?
Время шло, улицы становились всё более знакомыми, вывески всё более понятными – напряжение спадало. Он всё реже просыпался по ночам. Знакомые появились. С некоторыми сходился поближе. Особенно с теми, кто в такой же ситуации находился – ни здесь, ни там. Нелегалы, то есть. Жадно слушал советы тех, кто уже прорвался, получил статус.
Слава Богу, все эти трепыхания позади. Теперь у него другая жизнь. Да и сам он с получением паспорта стал другим. Общаться ему теперь приходится больше на английском. Заметил, что в англоязычной среде он не только начинал думать по-английски, но и вёл себя по-другому, совсем не так, как вёл бы в подобной ситуации раньше. Не зря наверное, говорят: другой язык – другая личность. А может его просто канадская действительность так основательно перемолола и перелепила? Помудрел, что ли.
В течение нескольких последних лет изо дня в день у него один и тот же маршрут: дом – фабрика – дом. Рутинное существование. Вечерами – новости. Где-то что-то происходило, что-то строилось, что-то рушилось, где-то даже войны шли, он же теперь стремился жить тихо. Чтобы всё было размеренно и относительно спокойно. И чем дальше, тем больше ему нравился вот такой, уравновешенный в целом, более-менее предсказуемый ход жизни.
По субботам отправлялся в ближайший торговый центр затариться продуктами на следующую неделю. По пути заглядывал в книжный, точнее, в кафе при книжном магазине, смотрел книги, листал журналы. Но питаться старался дома – так было дешевле. Начал готовить, освоил несколько новых блюд – французский луковый суп, рататуй, королевские креветки с фасолью… Жил одно время с португальцем-поваром, тот научил. Постепенно обрастал вещами, начал разбираться в брендах. В дни распродаж не ленился пройтись по магазинам и долго копался в развалах тряпок модных вчера. Одежду выбирал обстоятельно, прежде чем что-то купить, долго примерял, изучал этикетки, смотрел на качество ткани, из чего и где сделана вещь.
По воскресеньям иногда посещал методистскую церковь по соседству. Шумные компании разлюбил. Случалось, звали знакомые куда-нибудь выбраться, но он редко даже в гости ходил, не говоря уж о каких-то там дискотеках. Предпочитал смотреть фильмы. Это так не похоже было на него прежнего, что он сам себе удивлялся. Дичаю, мелькала иногда мысль, становлюсь социопатом. А может, старею.
Но дело было, конечно, не в старости. До старости ему ещё было далеко. Просто после всех этих расколов и разломов, всех этих вихрей враждебных, дующих со всех углов нового государства-обломка некогда огромной страны; после переезда в страну новую и нервотрёпки, именуемой иммиграционным процессом; после всех стрессов, связанных с врастанием в новую почву, с непростым, болезненным освоением новой реальности, ему хотелось пожить более-менее спокойно. Отдышаться хотелось.
На бурные воды хорошо издали смотреть.
Он и смотрел иногда.
Не в переносном, а в прямом смысле – время от времени ездил к Ниагарскому водопаду. Почему-то его тянуло туда. Уже и со счёта сбился, сколько раз там побывал. От Торонто сто тридцать километров по скоростной трассе. На машине всего какой-то час. Ну, час с небольшим.
Наягра-Фоллз. Что и говорить, фантастическое зрелище.
3
Впервые он приехал туда на автобусе много лет назад.
Как-то читая «Русский Торонто», газету, купленную в русском продуктовом магазине в Северном Йорке, в районе, где снимал тогда комнату, он наткнулся на объявление, приглашающее совершить путешествие к одному из чудес света. И в самом деле, подумал, надо побывать. Люди со всех концов едут на него посмотреть, а он рядом живёт и этого чуда ещё не видел. Работал он тогда ночным уборщиком в огромном супермаркете. Работа не из легких, поскольку приходилась на ночь, но платили хорошо. Он считал, что ему повезло, – до этого была стройка.
Он вертел эту газету, читал другие объявления и всё возвращался к этому, первому – автобусная экскурсия к Ниагарскому водопаду, к Наягра-Фолз, как здесь говорят. Дороговато выходила эта экскурсия, но почему не устроить себе маленький праздник? Тем более что в выходные, скорее всего, поспать не удастся. Сосед по квартире, молодой парень из Москвы, музыкант, как он себя называл (хотя работал в каком-то захудалом магазинчике), по воскресеньям с утра пораньше врубал свою музыку, и никакие доводы и просьбы сделать звук тише не помогали.
Он позвонил в агентство и заказал билет на воскресенье на экскурсию с русскоговорящим гидом.
Была середина июля, и стояла необычно жаркая погода.
Пик сезона, сказала экскурсовод, когда они въезжали на стоянку. Это было и без слов ясно – стоянка была забита под завязку. Десятки автобусов и сотни машин заполонили маленький городок. Слышалась немецкая, французская, японская речь. Звучали ещё какие-то языки. Настоящий Вавилон – кого здесь только не было! Люди сидели в кафе и ресторанах, бродили по улицам, покупали сувениры в многочисленных магазинчиках. Множество увешанных кино– и фотокамерами туристов толпилось у парапета, глазея на водопад или снимая на видео и фотоплёнку одно из главных чудес света.
Оторвавшись от своей группы – хотелось побродить самому, – он тоже замер на какое-то время на берегу, не в силах оторвать глаз от фантастического зрелища. Разделяющая две страны спокойная река Ниагара, вытекающая из озера Эри, добравшись до озера Онтарио, вдруг обретала ярость тигра, с рёвом низвергая свои воды с пятидесятиметровой высоты. Кораблики у водопада, заполненные пассажирами в жёлтых и голубых плащах, издали казались просто игрушечными.
Ничтожность человека – вот что он ощутил, глядя на эти летящие вниз, пенящиеся потоки. Беззащитность – перед мощными силами природы и скрытым от смертных смыслом жизни. И лишающее дара речи восхищение.
Вместе с толпой, натянув на себя полиэтиленовую накидку с капюшоном, он прошёл мрачным сырым туннелем под водопадом. Бетонная труба, набитая туристами, сотрясалась и вибрировала под грозным напором воды. Время от времени вместе с другими он выходил на специальные открытые площадки позади падающей вниз Ниагары и какое-то время стоял там под дождём из брызг, – песчинка, огражденная бетоном от ревущих потоков.
Потом купил билет на катер со странным названием “Мейд ов зе мист”. Попав на палубу, снова натянул пластиковый плащ, полученный перед посадкой. Наполненный туристами катер отвалил от пирса и взял курс к подножию водопада. И вот он, грозно шумящий, совсем рядом. Миллионы тонн воды с рёвом неслись вниз, разбиваясь, дробились на мельчайшие частицы, образуя сияющее в солнечном свете туманное облако. Когда они оказались внутри него, палуба заходила ходуном. Они подошли к водопаду настолько близко, насколько было возможно. Катер, несмотря на натужные усилия, не мог двигаться дальше – слишком велики были силы сопротивления. Казалось, ещё немного и, затянутый мощным водоворотом, кораблик пойдет ко дну. Постояв минуту, он стал медленно отступать назад.
– Мама, не держи фотоаппарат против солнца – ничего не получится!
Оглянулся. В первый раз услышал здесь русскую речь.
Высокая девушка, уворачиваясь от брызг, старалась в то же время смотреть в объектив. Под полупрозрачным капюшоном темнела густая копна волос, сияла белозубая улыбка. Хороша. Заметив его взгляд, она дружелюбно кивнула и спросила по-английски, не мог бы он их сфотографировать?
Он тоже кивнул в ответ, взял протянутый фотоаппарат и приблизил к глазу видоискатель. В этот момент палуба вновь угрожающе накренилась, и он едва не выронил камеру. Шум водопада почти заглушал голоса, но он услышал, как девушка воскликнула: осторожно! И в тот же миг их снова обдало водой, мельчайшие брызги засверкали многоцветным туманом, сквозь который сияло мокрое смеющееся лицо – и тут он понял, почему катер называется “Мейд ов зе мист” – «Девушка тумана». Вот она, девушка Тумана, прямо перед ним! И при взгляде на эту «мейд ов зе мист» душа его попала в бурлящий пенный водоворот, мощные силы увлекли её глубоко вниз, откуда, коснувшись дна, в мгновение ока она вознеслась к небу и вернулась в самом весёлом расположении обратно на палубу. Давно ему не было так хорошо.
Он снова посмотрел в видоискатель на лица мамы и дочки – совсем не похожи.
–Улыбку!
– Вы говорите по-русски? – хором спросили они.
И также хором задали следующий вопрос: откуда он?
Виктор щёлкнул затвором и протянул девушке фотоаппарат.
– Из Торонто. А вы?
Оказалось, тоже из Торонто. Дочь звали Оксаной, маму Ларисой. Узнать больше ему не удалось, шум воды заглушал слова. Но когда сошли на берег, он, почти не надеясь на положительный ответ, всё-таки спросил:
– Может быть, пообедаем где-нибудь вместе?
– Да, я сильно проголодалась, – смеясь, кивнула Оксана. – И я знаю здесь один неплохой ресторанчик.
Казалось, что они тоже рады этой встрече. За обедом выяснилось, что Лариса работала в госпитале, а Оксана в известной фирме по продаже модной женской одежды и аксессуаров. Расставаясь на набережной, они пригласили его в гости и дали номер своего телефона.
Возвращался домой в приподнятом расположении духа.
Вдруг понял, что пора менять работу. В самом деле, не всю же жизнь ему быть ночным уборщиком в супермаркете! Конечно, платят неплохо, но работать ночами и спать днём… Так и жизнь пролетит – не заметишь. К тому же, он уже более-менее сносно понимает окружающих и бегло говорит по-английски.
Следующая неделя ушла на поиски новой работы. Он просмотрел уйму объявлений и сделал несколько звонков, прежде чем нашёл место помощника официанта в итальянском ресторане. Платили меньше, но зато кормили два раза в день, когда он бывал на смене и, главное, у него появилось свободное время.
Первых выходных на новой работе ожидал как праздника. Не терпелось воспользовался приглашением Оксаны и Ларисы.
И вот, наконец, в одно из воскресений, предварительно позвонив, отправился на другой конец города с бутылкой вина и коробкой конфет. Квартирка была маленькая, хотя и «ту-бедрумная» и в престижном районе. Пили чай, разговаривали. Он спросил, откуда они приехали в Канаду. Оказалось, из Сибири. Это показалось ему странным, как-то не состыковывалась в его сознании внешность Оксаны с образом сибирячки. В отличие от плотной, коренастой Ларисы была она высокой, узкоплечей, с изящными руками и ступнями.
Оказалось, Оксана родилась в Баку. Отсюда труднопроизносимая азербайджанская фамилия и густые чёрные волосы, а от русской матери ей достался ярко-голубой цвет глаз. Удивительно нежный мелодичный голос обладал какими-то поющими и, как ему казалось, восточными интонациями. Этот голос его просто зачаровывал, да и весь облик Оксаны с первой встречи вызывал восхищение.
Он спросил, как они оказалась в Канаде. Лариса пожала плечами.
– Обычная история.
Вначале жили в Азербайджане, там и Оксана родилась. Наверное, они и до сих пор бы так там и жили в большом и красивом доме, если бы не начались эти события.
– Какие события?
– Ну, из-за Нагорного Карабаха…
К стыду своему, он мало что об этом знал. Нет, слышал, конечно, краем уха что-то когда-то, но не вникал. Он вообще не интересовался политикой.
– Мама часто Баку вспоминает, – взглянув на мать, сказала Оксана. – Говорит, что никогда после мы не жили так хорошо и беззаботно, да, мам?
– Да, ни в чём не нуждались, хотя работал только муж, а я домом и Оксаной занималась. Правда, дома работы хватало, там в порядке вещей гости чуть ли не каждый день. А какой город! Самый большой на Кавказе.
– Город я не очень хорошо помню, – призналась Оксана. – Помню, мама покупала около метро такие вкусные-вкусные, то ли пирожки, то ли слойки, прямо горячие ещё, я таких потом нигде не ела. А ещё мороженое там прямо в кино продавали. И гости у нас на террасе часто собирались.
– Не знаю, как сейчас, а тогда по соседству с нами кто только не жил. Азербайджанцы, русские, армяне, грузины, евреи, да полно всякого народу. Интернационал, одним словом, – улыбнулась Лариса. – Прямо, как здесь, в Канаде. А потом всё изменилось.
При этих словах изменилось и лицо Ларисы, она нахмурилась, вспоминая те дни. И в самом деле, можно ли было поверить тогда, когда они сидели за одним столом, – азербайджанцы, русские, армяне, – что вся эта замечательная жизнь так внезапно оборвётся, и вчерашние друзья станут врагами? Казалось, все эти волнения, все эти столкновения на улицах – простое хулиганство, которое вот-вот кончится, и всё образуется, заживут все, как и раньше. Не кончилось, ситуация ухудшалась с каждым днём и вскоре начались настоящие погромы. Из Азербайджана стали изгонять армян, они уезжали, за ними покидали свои насиженные места многие русские, евреи, украинцы.
– Мама всё боялась и всё твердила, что нужно на время уехать. Я это помню.
– Да просто выходить в город стало опасно. Кто мог, тот сразу уехал. А многим и ехать некуда было, а другие не уезжали, потому что не могли продать дома. Стерегли их. Но потом так прижало, что люди просто оставляли и дома, и всё, что в них было. Ну, естественно, начались грабежи.
Лариса вздохнула, опустила голову, и некоторое время сидела молча.
– Да ладно, мам, хватит, – тряхнула своей роскошной гривой Оксана. – Что за вечер воспоминаний? Виктору это неинтересно!
Но прошлое продолжало волновать их обоих. Не с каждым можно было о нём говорить, но с ним, наверное, можно было, и они говорили. Позже, во время других встреч по кусочкам рассказывали продолжение своей жизненной истории. Пока в голове у него не образовалась целостная картинка.
Жизнь изменилось. Несмотря на то, что отец Оксаны был азербайджанцем, оставаться в Баку было страшно. На входную дверь поставили новые замки. Но они не уберегли их от беды. В одну из осенних ночей пьяные подростки подожгли соседний дом, где жила армянская семья, и огонь, раздуваемый ветром, перекинулся на их участок. Оксана не помнила пожара, её спящую, унесли к соседям, но хорошо помнила следующий день, и тот ужас, который охватил её, когда она увидела свою выгоревшую комнату и перепачканную сажей маму, та собирала вещи и плакала. Ещё запомнилась дорога. Они ехали к бабушке в Сибирь. Ехали долго, на поезде, и она всю дорогу мерзла.
Несколько месяцев они жили у бабушки как гости. Отец дважды приезжал, привозил деньги, виноград и другие фрукты, но ехать обратно было пока некуда. Отец сам жил у родственников и пытался ремонтировать дом. Потом, как это часто случается, у него появилась другая женщина. Время шло. Деньги, которые он оставил в свой последний приезд, закончились, работы Лариса долго не могла найти, и они стали жить довольно бедно. Бабушке было трудно их содержать. Начались ссоры.
В конце концов, родители развелись. Лариса устроилась на завод, и её почти никогда не было дома. За Оксаной стала присматривать бабушка. Отводила её в школу, приходила за ней после уроков, водила на музыку в Дом пионеров.