Вон в мути обволакивающих горы облаков, в порыве ветра – образы-воспоминания – лучшего (насколько впечатлительная эта Красота в состоянии запечатлеть)… Мне же только и остаётся – настроиться и впитывать, обретая крылья…
А красивые – заведомо с крыльями? Некрасивые – без?..
Сомневаюсь. Мне в этой связи странно, что про жену Фета – кто-то: «бескрылая, некрасивая»… Как будто бескрылость – некое мерило некрасивости. Как – глухоты, слепоты, безнюхости… или – будничности, приземлённости, мелочности… или – безрадостности, уныния, не-широты…
Но Красота, с другой стороны, – разве не то, что с крыльями?..
Только вот не всё, что красиво, летает.
Обжился. Шаг за калитку – и вот – Парадиз: реликтовая (третичного периода) роща сосново-можжевеловая. А там – вперёд, в прошлое, как к себе домой, – внутри мыса Капчик, в нутро ископаемого рифа с 77-метровым сквозным сводчатым гротом, куда на этот раз удалось пролезть на ночь глядя, будя спящие тени, давно уж ждущие своего претворителя… (Ещё, быть может, с тех пор, как в 1912-м Николай II собственной персоной проник в грот и прошёл сквозь него к своей яхте «Штандарт».)
В смутных сновидениях – разбуженные воспоминаниями – тени явились ко мне ныне ночью… и – словно присутствовали наяву – странные, будто специально созданные Тайной в сумраке урочища Караул-Оба, лощинах «Ада» и «Рая», в увитом плющом «Адамовом Ложе» – убежище тавров… там, в святилищах своих отдающих должное Месту, скрытому от посторонних глаз…
Красота такая, что кажется – сон!..
Но что за сонное место! Отрешённые, во сне горы, рощи…
Радует – не «обжит» пока край этот, оставшийся ещё на отшибе, в стороне от дорог (кроме одной – петляющей по-над морем, со светлячками фар – не верениц – редких машин под вечер), за чередой гор, отделяющих от всего света Свет Новый…
– А ты думаешь, Бухта-Пляж-Ручей будет ждать?
– Да, открылось же мне, как Место, очищенное от мусора, шепнуло: «Спасибо за возвращённую Красоту!» и как благодарно солнце сверкнуло…
Сны. Образы. Тайна… Место, таящее в недрах своих больше, чем можно себе представить… Надо только видеть… увидеть всё вокруг себя в лучшем проявлении (как, по большому счёту, должно быть всегда) – и место откликнется тебе, просияет…
Всё же взаимосвязано!.. Не выдумываю: чувствую…
* * *
Там! И ещё долго буду в ином – новом – свете.
По утрам изо дня в день бегу здороваться с морем… А на ночь глядя – вверх, к таврам… Бегу, а глубоко внизу бушуют, бьются о Караул-Оба волны… Над ними, облепив сучья-ветви сухого, как коралл, дерева, гроздьями невиданных плодов лепятся друг к другу бакланы…
Вижу: двое – он и она. Карабкаются в Запределье…
И вот оба – караул! – ступают в не совсем покинутую таинственными жителями сих мест – таврами – лощину (за труднодоступной скалой), где по ночам, знаю, разыгрываются мистерии…
Но те двое скрылись из виду. И уж не увижу…
Однако в сумерках вновь лезу в Сквозной Зал (пронзающий мыс Капчик), где – прислушайся! – звучит тихая музыка…
Мелодия невзначай рождается из плеска волн в удалённом от меня «нефе», озарённом едва-едва мерцающим светом… где запечатлеваю Сны Моря – обнадёженный тем, что кто-либо снаружи, в реальном мире, всё ж дождётся меня…
Я слушал. И то был прорыв из череды будней: просачиваясь раз от разу под решётчатую калитку внутрь грота, каждый раз оказывался я в Невозможном… И до сих пор это во мне.
Выбираюсь. У оконечности мыса отчётливо слышу писк дельфинов. Похожий на пение Сирен… Или – зов… Что, если адресованный мне?
Будто это я сам (воплощение моё) – там, в дельфиньей стае. (Иначе откуда – возникающее при виде афалин и белух, с которыми, случается, плаваю в зоопарке, – волнение?)
* * *
Непривычно: посередь зимы (в конце января) – в летнем Крыму.
Лето на этот раз для меня началось в феврале – первого числа, когда набрёл на усыпанную нежными крокусами поляну в «Раю»…
А второго уж «распростёр крылья» – в Москву.
Повезло: сидел в самолёте с той, которую в аэропорту загадал! (Радость, самодостаточная сама по себе, – быть – да хоть сколько! – в небе с Красотою, у которой гибкие руки, бок о бок!..)
Впереди же маячило рождение книг (двух) и настойчиво выстукивала мысль, что всего важнее – помнить, куда тебе… В душе по-хозяйски свивало себе гнездо Блаженство – черпающая вдохновение от света чьих-либо глаз птица, воодушевлённая Музыкой и парящая над (между землёй и небом)… Как в «Экклезиасте»: блаженство души – единственное, ради чего стоит жить…
И вот – от блаженства можжевелового, от царского моря – в снега, к себе в зоопарк, в столицу неестественного обитания… к бассейну, где плещется – без тебя – преданная тебе белуха…
Когда-то у человека – чтоб выжить, видимо, – была сверхпотребность не просто с кем-то ассоциировать себя, а перевоплощаться... (В кого угодно… Хотя б и в себя молодого!..) Так, представляется, и когда-то возникло животное из ряда вон – белуха (идеал совершенства в природе)… к которой у меня с некоторых пор – родственное чувство…
Не просто верю: не слаб – знаю (от силы), что могу зрительно перевоплощаться… Зря, что ли, всплывая в бассейне, ощущаю вдох – дыхалом!..
Любовь же, полагаю, способна на многое…
Лети – и фантазируй! А за время полёта у тебя есть время – вспомнить, кем был… перевоплотившись же, – вжиться со всей страстью…
Накрапывало с утра. Туманилась, печалилась гора Сокол. В грустной задумчивости встретила меня Роща…
Но… Я сбежал от сна (как же там спалось: Сонное царство!) – и юркнул в ущелье Ручья.
С камня на камень. Как по лабиринту, на скорости. Опрометью. Навстречу ошпарине-поцелую моря… Взойду – и я – часть этого полновесного мира…
Главное же – до всего рукой!.. Всё рядом: отшельник Караул-Оба со своими таврами, Капчик, Царская бухта…
Природа грустила, туманилась… Я вживался… Фонарики (воодушевления, блаженства), случалось, зажигались в глазах, которые встречались на моём пути… И – мнилось (как всегда, когда хорошо), что – ещё невесть сколько жизней… что – всё могу…
* * *
Но что со мной? Так и продолжаю, как заведённый, бегать там вниз-вверх. Из утра в утро по ручью. Туда – враспах морю. Назад – с морем в охват… А с Рождества начиная – минуя башню Константина, через рельсы… к не менее нетерпеливо ждущему меня морскому простору, из которого только что вышла гимнастка… и где – изящные в волнах прибоя – лебеди (чем не рай?)…
Из моря не выходя (таская его с собой, в себе – к себе, на верхний этаж дома, что напротив Вечного огня, в арендуемую мной квартиру набожных двух девственниц, где неизбывно царит женский дух… на что у меня – выборочное – для всего лучшего – осязание… и оттого – мука…), витаю…
В жизни, полагаю, всегда должно быть место Чуду, Безумству, Претворению Невозможного… Красота ведь воодушевляет!.. Тебе же и остаётся – что балансировать на лету…
О, рождённые Красотой образы, когда чувства обострены!
Помню, на Шри-Ланке, когда при подъёме на гору Сигирия, увидел я на скале изображения женщин, много веков назад запечатлённых древними живописцами, Красота вдруг сама по себе ожила и кинулась…
И – вспомнилось булатовское: «Какие женщины на нас бросали взоры!..» (Пример благодарности с обратной связью: дыхнуло…)
Но Красота – это ж всё, всюду… мгновения дня сегодняшнего, возможно, недооценённые нами…
Думая о Красоте, всё чаще задумываюсь и о Вере. С одной стороны, как верить (доверять), когда всюду – столько лукавств (и – обманутых, слабых?.. И уж лучше знать: знание – сила!..) С другой стороны, сколько же Красоты, Чуда!..
Поневоле верю.
Январь – февраль 2015
Не-встреча
Успею ли?
Я не видел её лица. Лишь спину, плечи, копну волос…
Двадцать лет я брёл за ней следом…
Она шла передо мной, едва касаясь трав серебристыми туфельками.
Мои ж башмаки стоптались, одежда болталась лохмотьями…
А однажды пронзила мысль: успею ль?..
…Проснувшись в собственной постели, я вспомнил всё.
В вазе, благоухая, ждали моего пробуждения розы,
на столе – рукопись не изданной ещё книги, стопка писем.
Из распахнутого в сад окна доносился блюз, из кухни – аромат кофе…
Она вернулась ко мне – Фортуна, и уж теперь я не отпущу её!
Елена Скрябина. «Двадцать лет спустя»
Там, в Феодосии, во время предыдущего моего пребывания, на глаза попался – и захватил – рассказ о Фортуне.
Рванулся – захотелось увидеть автора…
Разминулись. Лица даже не разглядел… Увы! Разве что – душу…
Она выпорхнула из Дома Грина в сторону гавани.
Душа… Я догадывался: ей одиноко. Но, выкрикнув (глазами… их-то я заметил): «Не судьба!» – спевшая о фортуне показала мне спину.
Берег на горизонте! Я плыл к нему…
Наконец – достигнув:
– Где ты была?
– Томилась.
(Я знал: не редкость в заполошном городе.)
– И никого, кто скрасил бы дни?
– Несовпадения…
(И об этом я догадывался – бывает.)
– Но недавно вышла…
– Как в море?
– В толчею…
– И?
– Оказалось – все – вместо того, чтобы жить, – ждут… сталкиваясь в броуновском движении…
– Осознавая: Красота – каждая в отдельности – заслуживает живописца?
– Да, в каждом случае – тобою же открытая Вселенная – и сама по себе…
– Притом что у каждого за спиной – одна, другая (как у царя Соломона)…
– Но жизнь многолика, каждый неповторим!
– И все – разные: скучающие – и, как ветр, свежие… уткнувшиеся в смартфоны – и ищущие… «познавшие жизнь» – и сияющие…
– Как же жить?
– Не терять себя в волнах города… и не упустить главного – Красоты…
– Ради чего?
– Красота востребована!
* * *
Просто три года назад (и до того лет двадцать) готовил я в Феодосии книгу. (Название «Праздник – в тебе», подразумевал – в себе, говорит за себя.) Тогда Праздник – не уставая, летать – отстаивал в спокойствии духа. (Когда ж уставал, подпитывался Красотой… Чтоб у Края – как перед Богом – руки вон из карманов…)
Казалось – допишу вот… – и начну одаривать Праздником… И – изменится мир… И вот изъезжу весь свет белый, фотографируя лица, виды…
Ты зажглась. И тоже прислала виды. Панорамы Чёрного моря.
Я тебе – фото иных морей…
– А нет ли у тебя – о тех краях?.. – спросила…
С этого и началось…
Набралось на книгу.
Октябрь 2016
Просияло
После Феодосии
Я качу куда-то… радуясь ветру в лицо,
небу над головой и тому, что слёзы
по-прежнему солёные, как в детстве…
Сергей Диба. «Чёрное солнце / нежная трава»
Вавтобусе, отправляющемся в Дмитров, смотрю через окно на смерч, метущий по асфальту «мелочь» – берёзовую жухлую листву – и охапками рассыпающий её в танце дождя… А час спустя – как, облепливая стёкла автобуса, вьюжат «первые мухи» – хлопья снега… И как под Яхромой, на маковках церквей отразившись, наконец просияло солнце…
Благодаря сему, каждый, кто в тот день, из автобуса выйдя, сел со мною вместе в круг друзей, улыбок, ощутил праздник…
И вот… Я и не думал писать. Кому нужны «подённые записи»?!
Но блеснуло ж! Что если и моё (повествование, впечатления от поездок) найдёт отклик, отзовётся хоть в одной, настроенной так же душе?
И кто-то тоже отправится… и – передаст праздник. Как по цепочке…
И это будет эстафета Добра: один – другому…
Стало быть, в путь?!
Октябрь 2013
Остров-мечта
Поездка на остров Крит
…Остров есть Крит
посреди виноцветного моря…
Гомер. «Одиссея»
Калиспера, незаходящее солнце моё!
Отправляясь на Крит, я уже кое-что знал про родину Зевса, расположенную на стыке трёх частей света, про обживших Остров в незапамятные времена (почти девять тысяч лет назад) минойцев, про лабиринт и Тезея, одолевшего Минотавра… про взлетевшего (тут где-то, вместе с сыном Икаром) Дедала… про вулкан Санторин по соседству…
1
Ираклион.
Спланировав над городом, названным в честь Геракла, приземлился я – в лето – с началом осени… И – окунулся…
А море – от соприкосновения (больше-то купающихся не было)! – разволновалось… И – приняло.
Роскошь, блеск!.. Куда Грину – с его «Золотой цепью»! И вот хожу, а Красоту – и чуждую пусть – по мере сил присваиваю: море – где б ни было – настоящее…
А люди всё что-то жуют, забыв о Мифе. И изъясняются на непонятном мне языке. Зато на лицах (пожалуй, на всех) – понятные мне улыбки.
И – у меня: первая же загранпоездка!
2
Херсониссос.
Ну, сон! Ощущенье: бывал… (Может, во времена Гомера?)
Или – первооткрыватель? Пару кроссовок сносил – а что видел?!
Сегодня – скульптуру, олицетворяющую счастье: он держит на весу её – обвившую его руками и ногами, чтобы, по-видимому, не вознестись…
Сильно! (Но всё ж – на подступах…)
Пальмы, кактусы… Под черепицею – вроде многопалубных кораблей – дома… Бассейны, бары… Вкрадываются сомнения: может, по недоразумению занесло?
Воздух насыщен ароматами – из кофеен, с моря…
Тепло. Обвевает ветерок. Восточная музыка.
Херсониссос – облагороженная копия Коктебеля.
3
Айос-Николаос – Сития.
Освоился – и воспрял. Врос. То, что увидел, я б назвал Макси-Крымом… Таврией в энной степени.
Сходство? Горы (здесь – больше). Цикады (громче). Отсутствие дождей (с мая не было). Море (синей, солоней). Те ж «Кр».
Этакие этажерки-города с узенькими улицами, в которые чудом – со мною внутри – въезжает автобус.
Прибрано. На улицах и в душах чисто.
Гречанки с улыбкой позволяют заговорить (мне – на ломаном никаком). И – уже изъясняюсь. Глазами: выучился за поездку в Ситию (у славянки по имени Василька)…
Сития – на восток.
Последний оплот минойцев.
Дорога – на поражение воображенья: над пропастями…
Мельницы рукастые на плато Лассити…
По пути – Айос-Николаос, город с бездонным водоёмом в центре, с аметистовыми в витринах жеодами, с чистейшим синь-заливом.
4
Ретимнон.
Не верится: посередь Средиземноморья, на древней земле!
Не разъехаться… На перекрёстках – аксакалы-автохтоны…
Крепость из старины – и выдающийся в море, яхтами усеянное, маяк…
Впитываю…
Когда не путешествую, плаваю. И – всё больше влюбляясь в море.
А вот соотечественники, похоже, предпочитают бассейн…
Из моего номера – выход в венецианский двор, а там – бассейн с подсветкой и… плавающая, с выразительными глазами, южанка…
Но… у меня за морем есть своё Незаходящее Солнце.
5
Кносс.
В Кносском дворце. В гостях у самого Миноса, царя Крита, деда Гомера!
С волосьями, как у Медузы горгоны, расчёску забывшими, кружу внесебя по лабиринтам ужасного Минотавра, принюхиваясь к событиям трёхтысячелетней давности…
Будто я тут уже целую вечность!
И всё кажется таким знакомым!..
А сколько ещё мест чудных, где не бывал!..
6
Элунда – Спиналонга – Иерапетра.
Белые вдоль моря малонаселённые города, белые ж островки, на одном из которых, называемом Спиналонга (Спинолунга), – с венецианской крепостью и 500-летней базиликой – лепрозорий…
Прокажённых не выпускали…
Я ж – не узник: не в силах сдерживаться, и – по вольному морю – вплавь…
Выхожу на залитую солнцем набережную Иерапетры, встречь распахнувшемуся Ливийскому морю, – и вторю приветствиям незнакомых людей (как и все на Острове, радующихся жизни), на удивление доброжелательных.
Не боги явно. Но красоты Крита, похоже, благотворно действуют: ни разнузданных, ни хмурых, ни нищих не встречал.
Оголённость умеренная. Но совершенны плечи…
И хотя – со времён Миноса ещё – у аборигенок принято оголять грудь, ничто так и не растлило нравов островитян. (Как, надеюсь, и мои купания чуть свет…)
Все радуются – люди, солнце… Вообще, воздух Острова пропитан радостью. И я заражён ею.
7
Ханья.
Молодых, я бы сказал, немного. Больше седовласых. Много иноземцев и не очень весёлых русских.
Остров напичкан отелями, развлечениями для туристов.
Культ еды и питья…
И все ездят. На чём только не!..
Я – тоже. На джипе. В Ханью (немного похожий на Венецию город).
Всюду – оливки, апельсины, бананы… Цветёт бугенвиллея.
Ни змей ядовитых, ни хищников. Из диких животных не вывелись только козлы «кри-кри». Природа вкупе с историей создала для человека здесь все условия – и, похоже, эксперимент удался.
Зря, что ли, родом отсюда – и художник Эль Греко, и писатель Никос Казандзакис…
«…И ты, может быть?» – дала мне знать закутанная по глаза зыркнувшая на меня и уплывшая в море особа…
8
Малия – Сталида – Херсониссос – Ираклион.
Прошёл – с ветром на пару – по краю суши.
Мимо верениц вилл, отелей, дендро- и аквапарков – вдоль изумрудного, в барашках, что «среди земель» моря.
Грудью на ветр, с душой нараспашку…
А море среди скал билось – пахучее, пенное. Хоть молись на этакую красоту!