– Не переживай ты так, Премудрый, – Черномору так понравился Иван, а вернее, его мысли, что он напрочь забыл про беспутную княжну. – и с Русланом с этим сладим, не впервой поди…
* * *
Насчёт того, что у жизни место для себя надо или руками, или головой отвоёвывать, батюшка талдычил Ивану с самого сызмальства. Если слова не помогали, в помощь шли: хворостина или ремень, а в отдельных случаях, вообще всё, что под рукой в тот момент оказывалось.
Слова и действия батюшковы не прошли бесследно, не вылетели в другое ухо и не сошли в виде синяков да шишек, в университорий Иван поехал с удовольствием. Опять же, оказалось, что к процессу обучения в плане экзекуций был подготовлен батюшкой лучше некуда, поэтому трагедий из – за многочисленных напоминаний о различиях между головой и задницей не закатывал и сбежать из университория не пытался.
Постепенно, не сразу конечно, Иван понял, и в дальнейшем понимал всё больше и больше, что наукам надо учиться и крепко учиться, и что не жаль ему для этого своей задницы, нежной и к побоям чувствительной. Побои, они зарастут, боль, так та вообще, дня через три утихает, а вот науки, они в голове надолго останутся, скорее всего, что на всю жизнь.
После того, как Иван закончил университорий и получил диплом, поехал он в стольный град, в своё царство – государство. Приехал, пришёл на двор княжеский и попросился на службу.
Князь, до этого чуда такого заморского не видел, разве что слышал и то, что – то на сплетни похожее, поэтому Ивана на службу взял и определил в советники, когда с иноземцами разговаривать будет надо.
Поначалу Иван думал, он потому и назвал себя Премудрым, что вот она, дорога прямая. Оказалось, что нет. Оказывается, знаний мудрёных да слов и языков разных, недостаточно для того, чтобы высоко сидеть и много иметь. Для этого происхождение, родовитость, требуется. А у Ивана премудрость была, а вот требуемого происхождения не было. Так что, выходило ему всю жизнь свою, премудрую, при князе в советниках ходить и не мечтать о большем.
При княжеском дворе много народа всякого крутилось и каждый хотел поближе, да поуютнее у «главной печки» устроиться, чтобы и тепло было и до «горшка с кашей» можно бы было дотянуться не вставая.
В отличии от всех остальных, Иван был человеком учёным, поэтому сразу определил и классифицировал княжеское окружение. Иван разделил их всех на три партии, всё – таки не зря он в университории обучался, изучали они это слово, и что за ним стоит на самом деле, тоже изучали.
Вспомнив про эту «партию», Иван невольно почесал воспитуемое место. Досталось ему тогда, да так, что где – то с неделю: или стоять, или на животе лежать, а по другому никак, больно. Вон она, наука, как достаётся.
Первая партия, по классификации Ивана, была можно сказать, малочисленной, зато, самой вредной. А вредной потому, что состояла она сплошь из тех, кто, как они все говорят, ведёт свой род от того самого Царя, который повелел народу горох есть, это и была их самая главная вредность.
Все они, как один, князья да бояре, не ниже. Чуть что, пузо вперёд, нос в небо и ни подойти к ним, ни на козе подъехать. То, что они все сплошь необразованные, об этом даже говорить смешно, но зато хитрые, правда через одного. У них, если хитрости не хватает, несокрушимый аргумент на этот случай имеется: «Мой предок…», ну и попёрли рассказывать, аж слушать тошно. На этом в основном и выезжают, вернее, ближе к «печке» подъезжают и устраиваются там так, что не сковырнёшь.
Правда нашёл Иван для них «противоядие», да его искать особо не пришлось. Они хитрые, но они просто хитрые, а Иван мало того, что хитрый, так он ещё и Премудрый. А премудростям его в университории обучали, поэтому хитрость плюс премудрость почти всегда брали верх перед просто хитростью. Хвали их, нахваливай, а больше ничего делать и не надо, вот Иван больше ничего и не делал, только хвалил – нахваливал. Так что с этой партией Иван более – менее справлялся и наперёд знал, чего от них стоит ждать. Опять же, и это было Ивану на руку, все они, эти князья – бояре, постоянно между собой грызлись, постоянно делили что – то. А,как известно, если кучей насядут, то беда, а если по одиночке, да в разное время, раз плюнуть.
Вторая партия, хоть тоже не очень многочисленная, зато самая не опасная. Среди них тоже есть из племени князей – бояр, но у них на уме совсем другое. Это воины. Они озабочены только тем, чтобы воевать. Неважно с кем, когда и где, главное для них – война.
Тех, кто рвётся державу защищать, среди них немного, а вернее, совсем мало. Эти так вообще, как дети малые, верят всему. Для них самое главное, чтобы ворог лютый державу не трогал и не нападал на неё. Ивану с ними было легко и даже весело. Можно даже сказать, что разговаривая с ними, Иван отдыхал от тех других, для которых на первом месте другая «держава» – карман ихний, безразмерный, и желание к «печке» поближе.
Большинство же воинов хотели воевать. Воевали, а потом опять хотели, и опять шли воевать только затем, чтобы чужим добром поживиться. Оно ведь как, в чужих руках редька всегда и больше, и слаще, да и не только редька… Вот они и зыркали постоянно, у кого из соседей, да и у не соседей тоже, что, где лежит, и сколько. Как только узнавали, что есть, и много, или же пришёл в себя и очухался соседушка после очередной войны, сразу все по коням и поехали воевать.
Иван не то, чтобы одобрял, но понимал таких воинов. Гораздо лучше пойти и взять то, что считаешь нужным, и что на самом деле твоё, просто неизвестно как в чужие руки попало, чем сидеть при дворе и ждать, когда князь – батюшка обратит на тебя внимание и чем – то одарит. Ждать – то можно сколько угодно, а вот одарит или нет – неизвестно. Опять же, покуда ждёшь, надо грызть друг дружку, а это не очень весело. Пусть уж лучше те, прямые потомки Царя, горох есть повелевшего, этим занимаются.
Воину же, милее быстрый конь и вольный ветер, почти всегда верные товарищи и звон мечей. А подарки, пусть и не княжеские, какая разница, самому можно взять, и взять не то, что дадут, а то, что захочешь взять.
С ними Иван всегда разговаривал с большим удовольствием и с пользой для себя. Люди они бывалые, много где побывали, многое повидали, а это всегда интересно, и самое главное, полезно. Опять же, Ивана они воспринимали не то чтобы как равного, равным для них мог быть только воин, а как такого же, как и они, только без оружия.
Самое главное, они не обращали никакого внимания на незавидное происхождение Ивана, а если честно, считали его слегка придурковатым, потому что иногда он такое ляпнет, что никто понять не может. А Иван смотрел на них, как на возможную помощь в будущем, мало ли как оно все сложится, поди, знай…
Ну и третья партия, самая многочисленная и самая опасная. Партия эта, состояла из таких же, как Иван, худородных, до денег и до власти жадных, но, необразованных. Вот с ними приходилось держать ухо востро.
Понятно, если человек сытый, он завсегда не прочь ещё чего – нибудь слопать, но слопать не всё, что под руку попадётся. Он выбирает то, что повкуснее, да пожирнее, не торопится. А куда и зачем ему торопиться, если он и так сыт?
А вот если человек голодный, а говоря по не научному, жрать хочет, тогда он лопает всё, что увидит и до чего дотянуться сможет. Сначала набьёт себе брюхо так, что аж изо рта торчит, а потом уже отвалится, икнёт, срыгнёт, довольный жизнью, и начнёт выбирать то, что повкуснее, да пожирнее.
Вот этим самым они и были опасны, потому что все, как один, хотели жрать, и очень сильно хотели. Нажравшиеся, переходили в другую партию, совсем немногочисленную, о которой даже и говорить нет смысла. А эти так и рыскали: глаза аж светятся, зубы лязгают, и все для того, чтобы сожрать чего – нибудь, неважно чего, самое главное, побольше.
Но, Иван и с ними находил общий язык, потому что был Премудрым. Он никому не рассказывал, что в университории в основном обучались как раз такие, как он, худородные. Тех, у кого происхождение знатное можно было на двух пальцах посчитать. Кстати, вот эти, которые из третьей партии, не все конечно, но некоторые, вполне могли бы в университории обучаться.
Так вот, всех в университории обучавшихся как раз в основном и обучали тому, как жизнь жить, как на самый верх пробираться и что при этом надлежит делать. Это была самая главная наука, а все остальные науки, конечно, тоже нужные, но не самые главные.
Иван науки премудрые преодолел, изучил, поэтому и назвал себя Премудрым, чего ждать – то, когда тебя другие так назовут? Внимательно смотря по сторонам, улыбаясь, ну и ещё там куча всяких премудростей для этого предусмотрена, начал он пробираться – продираться на самых верх.
Образованностью своей не кичился, но и не скрывал. Человеку всегда надо показывать его место, а необразованность, как раз то самое место, из которого ох как нелегко выбраться. Не каждому это даётся и удаётся, потому что уж очень оно напоминает то место, по которому Ивана в университории воспитывали, да науки вколачивали.
Иван всегда был готов помочь, правда, не без пользы для себя, а он этого и не скрывал, и правильно делал. Если начнёшь помогать бескорыстно, ну, бесплатно, могут не понять и заподозрить в чем – то им неведомом, а значит, опасном. А так, деньги взял, значит свой в доску. Но в отличии от необразованных в университории, а образованных жизнью, премудрости эти Иван знал до мельчайших подробностей, преподаватели были, лучше не бывает.
Да что там говорить, при княжеском дворе Иван прижился. Его считали своим парнем, хоть и хитрым, но в меру жадным. Опять же, в силу его образованности, Ивана считали за придурка, мол, совсем у парня от наук голову повредило, поэтому и ведёт себя так, как будто все равно ему, сколько и чего у него есть, самое главное, что есть.
Но Иван не спешил и никуда не торопился, и правильно делал. Он считал, что молодой ещё, что у него все ещё впереди. Если торопиться смолоду, то мало того, что бед всяких для себя натворить можно, которые потом исправлять замучаешься, так ещё можно всё сделать, а жизни впереди ещё вон сколько, что тогда делать? Вот он и не торопился, присматривался.
Глава II
И опять, никак не давало покоя Ивану это знатное происхождение, будь оно неладно. Что плохо, не купишь его, и в карты не выиграешь. Для того, чтобы быть по настоящему знатным – надо родиться таким. Но, родиться по новой у Ивана, и не только у него, никакой возможности не было.
Несправедливая штука – жизнь. Почему она так безответственно и можно сказать, наплевательски относится к рождению человека? Неужели там, где люди находятся до того, как родиться, нельзя посмотреть, определить, кто чего стоит, и распределить, кому у каких родителей рождаться?
Если умный, а то и премудрый, как Иван например, родиться тебе надлежит в княжеской или боярской семье, это и честно и справедливо. А если дурак – дураком, ещё до рождения, то значит и родившись, дураком останется поэтому, ему, придурку, ещё до рождения можно рождаться где угодно, да хоть под забором, но только не в знатной и уважаемой семье с соответствующими родителями.
Вот тогда, по мнению Ивана, в мире были бы полный покой и порядок. А то, дурень дурнем, пробы негде ставить, а предок его, видишь ли, чуть ли не тем самым Царём был, поэтому везде ему почёт и уважение. За что? За то, что его предок тогда, давным – давно, то ли и вправду умным был, то ли вовремя оказался там, где потеплее? А тогда этот придурок здесь причём? Он с тем Царём не знаком, а если бы и был знаком, то наверняка Царь тот наладил бы его куда подальше. И правильно бы сделал. А князь, то ли боится, то ли ещё что, потому и вынужден уважать, места тёплые предоставлять и все только за то, что когда – то и не этот, а тот… Несправедливо!
И взять его, Ивана. Он своих предков, кроме одного деда, второй дед, до сих пор неизвестно где шляется, и двух бабок, ну и родителей конечно, больше никого не знает. А зачем ему их знать, если и так все понятно, вот он, Иван, умный и даже премудрый. А предки: во первых – наверняка много их было, а во вторых – тоже наверняка, среди них дураки встречались, поди, разберись сейчас. А зачем ему родня в виде дураков, хоть и давнишняя?
Достаточно взглянуть на Ивана, поговорить с ним, слов его премудрых послушать, чтобы понять, вон он, Премудрый, а раз такой, то достоин самого лучшего. А предки и родня всякая здесь совсем не причём, и не надо их с ним путать, он сам по себе, они сами по себе.
Так думал Иван, и все было правильно, вернее, разумно и премудро, но, дело в том, что те, которые в университории не обучались, думали совсем по другому, им родню подавай. Так что, иногда, правда нечасто, настроение у Ивана от таких мыслей портилось и портилось очень сильно.
Тогда он отправлялся на луг, хороводы водить, и водил их так лихо, что наверное даже черти завидовали. Но, хороводы хороводами, а службу княжескую служить надо и Иван возвращался, и всё начиналось, вернее, продолжалось по старому, так, как и было.
* * *
Но не зря же Иван назвал себя Премудрым. Кстати, думал он не особо – то долго, и придумал. Уж если происхождение это знатное за деньги и за удачу в руки идти не хочет, значит надо его взять бесплатно, без денег. А способ этому только один – жениться. На радость Ивану и таким как он, в семьях знатных и почитаемых не только мальчики рождаются, но и девочки, а бывает, что только одни девочки.
Девочки эти вырастают и становятся девицами – красавицами, и в один прекрасный день, все, без исключения, начинают хотеть, а иногда и проситься замуж. Конечно, в первую очередь женихи им – те, кто тоже в знатных семьях родился, только мужеского пола.
Но, и это очень хорошо, женихов на всех знатных девиц – красавиц не хватает. Везти дочку куда – то на чужбину и там пристраивать не каждый родитель отважится – далеко, да и боязно, и дочку – кровинушку жалко. Остаются два пути: выдать замуж за простого, не знатного, но желательно богатого или хотя бы при должности хорошей, или же, оставить дитя родное в девках, до самой смерти.
Насчёт «в девках, до самой смерти» – вариант самый плохой, а то и просто опасный. Ведь она, дочкато, может из родительского дома запросто сбежать да ещё неизвестно куда и неизвестно с кем, а значит, знатный род опозорить. А может и вообще, руки на себя наложить, а это ещё больший позор, не говоря уж о том, что грех.
Вот и приходится выдавать дочек – красавиц, и не красавиц тоже, за всяких прощелыг и проходимцев, которым только и надо, что до родительских закромов добраться. Это тоже вариант не самый лучший, но, так хоть позора меньше.
Приблизительно такой была обстановка на невесто – жениховском «фронте» в том княжестве и на тот момент. И приблизительно также об этом думал и размышлял Иван Премудрый.
Вот здесь и начиналась премудрость Иванова, вернее, начинала действовать. Иван принялся сводить дружбу с теми из знатных, только из знатных, остальных он просто не замечал, у кого есть дочки в невестовском возрасте, и, к которым не очень – то и сватаются.
Оно всяко бывает. Бывает, что невеста или с придурью, а бывает, «така красавица», что от тоски завыть хочется, вот поэтому знатные женихи на них внимания и не обращают. Случается конечно, что родители сводят, принуждают и заставляют жениться на «колесе от телеги», в юбке, но здесь высокие планы и расчёты родительские присутствуют. Сопротивляться этому бессмысленно, да и происходит такое нечасто. А Ивану, тому было наплевать, какая она из себя, невеста. Ему бы жениться и стать знатным, а жена, что жена, у неё одно дело – детей рожать. Лишь бы детей рожала здоровых, а то, что кривая там, или косая, да даже придурочная – безразлично. Да и на хороводах всегда душу отвести можно, ведь никто не запрещает. Самое главное, чтобы жена на те хороводы ни ногой, ей себя блюсти надо, какой бы она ни была, для мужа.