Царица с помощью прислужниц поднялась наверх и, повернув направо, вошла в увенчанную куполом красивую палату с колоннами и нишами, резным карнизом и мозаичным полом. Отсюда сводчатые двери вели в другие покои этого этажа.
Царица миновала две маленькие комнаты, стены которых были выложены цветными изразцами, ярко блестевшими при свете серебряных лампад. Убранные коврами и подушками, эти комнаты предназначались для прислужниц. Отсюда царица проследовала в великолепный зал, освещенный четырьмя большими люстрами. Стены его были целиком облицованы шлифованным белым камнем, украшены колоннами из красного мрамора и арками. Потолок из резного камня был выложен по углам мозаикой из цветных камней. Пол устлан коврами. У стен стояли тахты, покрытые шелком, с парчовыми подушками и валиками. Царица села в конце зала на парчовый диван. Одна из прислужниц, склонившись, подложила ей под ноги шелковую подушку, украшенную кистями.
2. Неприятное известие
– Не догадывается ли царица, зачем в нашу крепость едет в ночное время его святейшество? – спросила княгиня Марзпетуни, желая нарушить неловкое молчание, воцарившееся в зале. Сидя на покрытой шелком скамье против дивана царицы, она посмотрела на нее пристальным взглядом в ожидании ответа.
– Без сомнения, святейший владыка желает сообщить нам что-нибудь важное, – ответила царица многозначительно.
– А может быть, он просто хочет навестить царицу?
– Для этого нет нужды ночью выезжать из монастыря. Слава богу, Айриванк от нас недалеко.
– Меня чрезвычайно беспокоит его посещение.
– А меня беспокоит продолжительное отсутствие князя Геворга. Уже две недели, как он уехал. Если приезд католикоса связан с каким-нибудь новым несчастьем, то отсутствие князя подвергает нас двойной опасности.
– Неужели ты, преславная царица, сомневаешься в победе государя?
– Покорить наместника Утика невеликое дело, но победу посылает бог. Если бы государь победил, то князь Геворг был бы уже здесь. В крайнем случае он прислал бы гонца с известием о том, что Цлик-Амрам разбит или взят в плен.
– Не приведи господь, дорогая царица, чтобы государь в войне с Цлик-Амрамом потерпел поражение. Это будет большим позором и для государя и для войска.
– И прежде всего для тех князей, которые оставили государя без помощи и заботятся только об укреплении собственных замков, – с горечью заметила царица.
– Конечно, охрану крепостей они могли бы поручить даже женщинам, – заметила княгиня, желая исправить свою ошибку.
– Значит, нам нечего ждать удачи.
– Но если будет угодно богу…
– Да, если только ему будет угодно, – с горькой усмешкой заметила царица.
Вошла прислужница и доложила царице, что начальник крепости просит разрешения войти.
– Пусть войдет, – приказала царица.
Через несколько минут вошел начальник. Это был высокий пожилой мужчина с серьезным благородным лицом, с проседью в волосах. На его туго стянутом поясе висел меч; в руках он держал медный шлем. Четким твердым шагом он подошел к царице и, низко поклонившись, попросил принять ключи от крепости, которые вошедший за ним слуга нес на серебряном блюде. Царица взяла ключи и передала их стоявшей неподалеку кормилице. Седа отнесла ключи в опочивальню царицы. Это был обряд, совершавшийся каждый вечер. Пока князь Марзпетуни, доверенный царя Ашота, был в Гарни, службу начальника крепости нес он сам, и ключи от крепости находились у него. Но с того дня, как по приказу царицы он уехал в Утик, чтобы собрать сведения о походе царя и в случае нужды послать ему на помощь войска, должность начальника была передана старому воину по имени Мушег, который хотя и не был княжеского рода, но принадлежал к верным и испытанным слугам царского дома. Царица смело могла доверить ему крепостные ключи. Время было тревожное: то и дело приходили печальные вести, враг брал то одну, то другую крепость. Причиной была слабость гарнизонов или измены военачальников. Царица при всем доверии к Мушегу, заслужившему своею верностью столь высокую должность, все же для собственного спокойствия приказала, чтобы вечером ей отдавали ключи от крепостных ворот.
– Ты хотел, чтобы до прибытия его святейшества ключи оставались у тебя? – спросила царица.
– Да, преславная царица.
– Почему?
– Чтобы ночью не нарушать сон моей повелительницы.
– А разве ты не знаешь, что открыть крепостные ворота можно только с ведома царицы?
– Знаю, преславная царица, извини простодушие твоего слуги.
– Простота не преступление, мой добрый Мушег; это – слабость. Мы живем в злое время. На каждом шагу нужно проявлять осторожность. В котором часу прибудет его святейшество?
– Гонец не назвал часа, он сказал только, что католикос прибудет в эту ночь и просит открыть ему крепостные ворота.
– Ты не догадываешься о цели его приезда?
– Наверно, он хочет навестить царицу.
– Но почему ночью?
– Его святейшество очень скромен. Он избегает пышных встреч.
В эту минуту снова вошла прислужница и доложила, что князь Гор желает видеть царицу.
– Пусть войдет, – оживилась Саакануйш.
Княгиня Марзпетуни весело посмотрела в сторону двери. Оживились и девушки-прислужницы. Можно было догадаться, что князь Гор всеобщий любимец. Вошел двадцатилетний юноша, высокий, красивый, вооруженный с головы до ног. На нем был меч, украшенный золотом, такие же налокотники и наколенники. В руке он держал блестящий шлем. Гор, улыбаясь, подошел к царице и поцеловал у нее руку. Потом, склонясь к своей матери, княгине Марзпетуни, он поцеловал и ей руку и стал рядом с начальником крепости.
– Каждый раз, как я тебя вижу, Гор, мне кажется, что ты или идешь на войну, или возвращаешься с поля боя. Почему ты всегда вооружен? – улыбнулась царица.
– Таков приказ моего отца, мать-царица.
– В такой поздний час и в запертой на все засовы крепости? Едва ли в этом есть нужда. Ведь ты находишься в хорошо защищенном царском замке.
– Каждую минуту я должен быть готов к защите. Кто знает, может быть, здесь, в одном из помещений замка, нас подстерегает злодей.
– О, да ты опасный человек, князь Гор! – заметила царица.
– Да, для врагов моей царицы и царя.
– Врагов, которых ты не знаешь?
– И которых я желал бы никогда не видеть в этом замке.
Княгиня Марзпетуни, глядевшая на него с материнской нежностью, пришла в восторг от этих слов.
– Ты прав, мой дорогой, однако один из таких врагов находится сейчас в нашем замке, – сказала царица с притворной серьезностью.
– Его имя?! – горячо воскликнул Гор.
– Притаившись в одном из внутренних покоев, он ждет удобного случая, чтобы нанести нам удар.
– Но кто же это? – нетерпеливо спросил юноша.
– Княжна Шаандухт…
Юный князь вспыхнул, а царица и княгиня рассмеялись.
– Откуда ты? Надеюсь, с добрыми вестями? – спросила затем царица.
– Да, вести неплохие, – ответил князь. – От католикоса прибыл второй гонец и сообщил, что его святейшество передумал. Он сюда не приедет.
– Почему?
– Этого гонец не сказал. Ворота крепости были заперты, я говорил с ним из окна башни.
Лицо царицы омрачилось. «Желала бы я знать, что заставило католикоса, ехавшего ночью в Гарни, изменить свое решение, – подумала она. – Может быть, он получил неприятные известия из Утика или узнал о скором наступлении врага?»
– Почему ты назвал это известие приятным? Разве тебя не радовал приезд его святейшества? – спросила царица.
– Нет, повелительница, – отрывисто ответил князь.
– Странно… – сказала Саакануйш, внимательно посмотрев на юношу.
По лицу начальника крепости проболтала тень. И, словно испугавшись дальнейших объяснений Гора, которые могли оскорбить его религиозные чувства, он, испросив у царицы разрешение удалиться, отвесил поклон и вышел из зала.
Княгиня Марзпетуни заметила это. Огорченная невежливым ответом сына, она спросила его:
– Почему тебе неприятен приезд католикоса?
– Если царица прикажет говорить правду…
– Говори. Откровенность – наименьшее из преступлений, – заметила царица.
– Он едет к нам не для того, чтобы навестить царицу и дать ей свое благословение.
– Гор, говори осторожней! – прервала его княгиня Гоар, покраснев от волнения.
– Княгиня Гоар, оставь его, пусть он скажет то, что думает, – строго сказала Саакануйш.
– Правдивость – враг осторожности. Я говорю перед моей царицей и матерью. Я повторяю: католикос едет сюда не ради благословения. Он хочет укрыться в Гарни.
– Укрыться? От кого? – спросила царица.
– Вероятно, он слышал, что на наш край готовится нападение, и хочет найти пристанище в Гарни.
– Если это так, он поступает благоразумно, переезжая в нашу крепость, – заметила княгиня Гоар.
– Нет, мать, он не должен бросать беспомощную братию в Айриванке и думать только о спасении собственной особы.
– Кто тебе сказал об этом? – с беспокойством спросила царица.
– Никто. Это мое предположение.
– Нельзя говорить, основываясь на одних предположениях, – вставила княгиня Гоар.
– Мать-царица, прикажешь продолжать?
– Говори.
– Это не только предположение: его святейшество, испугавшись Нсыра, преемника Юсуфа, оставил свои покои в Двине и укрылся в пещерах Айриванка. Нсыр рано или поздно пойдет на Двин и может захватить дворец католикоса и его поместья.
– Если востикан5 готовится овладеть столицей, которую покинул сам царь, то нечего удивляться, если Нсыру удастся захватить дворец католикоса. Разве может его защитить безоружное духовенство? – взволнованно сказала княгиня, не думая, что этими словами она огорчает царицу.
Саакануйш, уязвленная словами княгини, медленно поднялась с дивана и, не глядя на княгиню, спокойно сказала кормилице:
– Седа, я устала, готова ли опочивальня?
– Да, дорогая царица, – ответила кормилица.
Холодно улыбнувшись княгине Гоар и молодому князю и пожелав им спокойной ночи, царица направилась в опочивальню. Седа и прислужницы последовали за ней.
– Что ты наделала, мать? Учила меня осторожности, а сама вонзила нож в сердце царицы! – воскликнул Гор.
Княгиня Гоар, утратившая на минуту свою обычную сдержанность, теперь опомнилась и застыла, словно пораженная громом.
– Я не хотела ее огорчить… Я не подумала… Эти слова вырвались помимо моей воли, – упавшим голосом сказала глубоко опечаленная княгиня.
Гор сердито ходил по залу. Вдруг он остановился:
– Скажи, все женщины так же забывчивы, как ты?
– Почему ты это спрашиваешь?
– Почему? А помнишь, на прощанье отец сказал, что у царицы тяжелое горе, и просил отвлекать ее от грустных дум. Ты забыла наказ отца и огорчила царицу.
– В этом ты виноват, Гор. Разве можно, основываясь на одном предположении, утверждать в присутствии царицы, что католикос бежит из Айриванка.
– Это не предположение, – прервал Гор, – а горькая истина.
– Ничего не понимаю.
– Я скрыл правду от царицы, не желая ее волновать.
– Какую правду?
– На нас готовится нападение.
– Гор, что ты говоришь? Какое нападение?
– Нсыр уже вышел из Нахиджевана и идет на Двин.
– Боже мой! Что ты сказал! – воскликнула княгиня.
– И как раз в тот момент, когда в столице нет ни царя, ни войска.
– Что же нам делать?
– Ты должна скрыть от царицы это известие. Мы же сделаем все, чтобы отразить нападение врага. Я иду к начальнику крепости.
Сказав это, юноша простился с матерью и быстрыми шагами вышел из зала. Растерянная и задумчивая, княгиня Гоар направилась в свои покои.
3. Рассказ кормилицы
Выйдя из зала, царица в сильном волнении прошла в опочивальню. Свет серебряной лампады, подвешенной к потолку, показался ей слишком слабым. Обычно по ее желанию здесь зажигали только один светильник, но сегодня полумрак ей был невыносим.
– Прибавьте свету, на сердце и без того темно! – воскликнула царица, подходя к узкому сводчатому окну, обращенному к вершине горы Гех. Из окна, освещенного луной, веяло прохладой. Саакануйш жадно вдыхала свежий воздух, словно желая умерить жар, пылавший в ее груди.
Одна из прислужниц внесла золотой пятисвечник и поставила его на круглый стол орехового дерева с инкрустациями из перламутра и слоновой кости. Из мрака выступила прекрасная комната, некогда опочивальня вечной девственницы, любимой сестры Трдата. Могущественный царь, любитель искусств, украсил эту комнату искусной художественной отделкой. Стены ее, облицованные цветными каменными плитами, поддерживались пятью парами каменных колонн. Их ионические капители соединялись арками. Гладкие части стен были из белого камня, а базы и капители из огненно-красного мрамора. Сводчатые ниши между арками были выложены цветными изразцами и обрамлены узким мраморным пояском. Пространство между нишами украшали резные гирлянды и орнамент. Карниз оживлялся резьбой из красного и черного камня. Стены по углам были покрыты узорчатой золоченой мозаикой. Дневной свет проникал через узкие сводчатые окна; убранство комнаты завершалось ложем царицы, занимавшим правый угол опочивальни; оно было задернуто пурпурным занавесом с золотой бахромой и кистями.
Кормилица, подойдя к ложу, отодвинула тяжелый полог, за которым стояла постель, убранная тончайшими тканями, парчой и персидскими цветными подушками. Затем ласково спросила:
– Не желает ли царица отдохнуть?
– Да, я очень устала, – ответила Саакануйш и, отвернувшись от окна, приказала прислужницам снять с себя одежды. Но лицо царицы выражало в эту минуту не усталость, а душевное волнение, что, впрочем, придавало особую прелесть ее глазам и всему ее царственному облику. Две прислужницы сняли с нее обычные украшения: массивные византийские запястья и серьги. Затем сняли золотое ожерелье, которое обвивало ее шею цвета слоновой кости, и пояс из драгоценных камней, стягивавший тонкий стан. Потом отстегнули рубиновую пряжку, – она сдерживала у левого плеча златотканое одеяние. Прислужницы развязали жемчужную повязку в волосах царицы, причесанных по греческой моде. Тяжелые косы, освобожденные от золотых пут, покрыли волнами полуобнаженную грудь и плечи Саакануйш. Царица села на постель и потребовала псалтырь. Одна из прислужниц подошла к изголовью, достала из маленького ларца книгу в золотом переплете, украшенную каменьями, поцеловала ее и подала царице, придвинув к ней светильник.
– Мне больше ничего не нужно, идите отдыхать. На ночь со мной останется Седа, – сказала царица прислужницам.
– Не отведаешь ли чего-нибудь? – с нежной заботой спросила Седа.
– Нет.
– Может быть, выпьешь чашку фруктового сока?
– Хорошо, принесите что-нибудь освежающее, – сказала нехотя Саакануйш.
Прислужницы вышли. В опочивальне воцарилась тишина. Царица раскрыла псалтырь, но глаза ее не видели букв. Она не читала, она только прятала свой взор от Седы, чтобы та, до ухода прислужниц, не начала разговора. Наконец девушки вернулись, неся на серебряном блюде золотую чашу с напитком, приготовленным из фруктового сока и меда, и отборные фрукты из араратских садов.
– Можете идти, – сказала им царица, когда они поставили блюдо на стол.
Прислужницы низко поклонились и, пожелав царице спокойного сна, удалились. Царица облегченно вздохнула. Положив книгу на стол, она повернулась к Седе, стоявшей у изголовья, и спросила:
– Седа, ты слышала, что сказала княгиня Гоар?
– Да, царица, слышала.
– Ты поняла намек, относившийся к твоему государю?
– То, что его нет в Двине?
– Да. И что он все время проводит в Утике…
– Нет, царица, об Утике ничего не было сказано.
– Как? Значит, я ослышалась?
– Все, что сказала княгиня Гоар, я могу повторить дословно. Утика она не называла.