Екатерина Рагозина
Поймать чайлдфри
Часть 1. Милый друг.
Глава 1.
– Олег, ты – мой друг, – начала я, морщась от банальности. – Ты знаешь, что мой муж погиб, и с тех пор прошло уже больше пяти лет.
– Конечно, Лиза, я все знаю и даже не могу представить, насколько это больно. Ты об этом хотела со мной поговорить? Я всегда готов тебя выслушать, – сказал Олег, аккуратно, краем глаза взглянув на часы.
Его движение от меня не укрылось, но я уже привыкла к подобным вещам и потому только слабо улыбнулась. Мой друг – человек в футляре, причем футляр он надел по доброй воле. Не будь на нем этой черствой оболочки, этой тщательно отполированной дисциплины и этого трепетного отношения ко времени, он не стал бы успешным бизнесменом, хозяином жизни. «Хозяин жизни» – это про него.
На его часах 8 с четвертью. 8 утра, конечно, потому что в 8 вечера у Олега еще продолжается стремительный рабочий процесс: он либо перебирает бесконечные документы в своем роскошном кабинете, либо принимает в переговорной размером с футбольное поле особенно назойливых клиентов и партнеров. Мы вместе учились на юридическом, и он, в отличие от меня, нашел, как себя применить – создал собственную фирму, которая рвет на куски конкурентов и «ворочает» огромными суммами. Я после универа еще несколько лет моталась по свету, без денег и без постоянной работы, пока не написала и не продала свою первую книгу. Как завязалась наша дружба, до сих пор никому не ясно, в особенности – нам самим. Тем не менее, мы дружны уже лет 15. Ну да, 15.
– Нет, Олежа. Разговор более сложный и даже неловкий, но я надеюсь на то, что ты, будучи разумным человеком, поймешь меня правильно.
– Не пугай, – сказал он, впрочем, совсем не испуганно. – И сама не нервничай. Вот, лучше выпей кофе.
Мы сидим с ним в ресторане на Невском проспекте – в одном из тех, что мне не по карману. Это в стиле моего друга – пригласить в заведение с пугающими ценниками и недоумевать, почему я ничего не хочу заказывать. Магически прозорливый и деликатный в своем труде он порой демонстрирует удивительную тупость в том, что касается понимания собственно людей и различий между ними – впрочем, я его люблю и за недостатки. Ну, до определенного предела, конечно.
– Олег, скажи мне, ты по-прежнему чайлдфри?
Он даже поперхнулся.
– Ну да, и, кажется, не поменяю своих взглядов. А что, какая-то из двух моих возлюбленных забеременела и рассказала тебе?
У него и в самом деле две любовницы сразу, и он не видит в этом ничего отвратительного. Причем обеих любовниц он догадался познакомить со мной, и теперь эти дамы, которым, естественно, нельзя знать друг о друге, донимают меня звонками и сообщениями в соцсетях. К четвертому десятку он сформировал сугубо потребительское отношение к женщине, но если в любой другой день я могла бы обрушиться на него с гневной критикой, то в такой щекотливой ситуации его полигамность мне только на руку. Боже мой, как же это сказать?
– Олег, помоги мне зачать ребенка.
– Что???
Мне пришлось несколько раз шлепнуть его по спине, так сильно он закашлялся. Да уж, впечатление произведено неизгладимое.
– Друг мой, я все тебе объясню, – говорила я очень торопливо, дрожащими руками стирая пятна кофе с его галстука. – Мой муж погиб больше пяти лет назад, моему сыну сейчас 7 лет, в этом году он в школу пойдет. Мы с Игорем всегда мечтали о том, что у нас будет дома настоящий детский сад, но он даже одного малыша толком не успел покачать на руках. У меня в груди целое озеро нерастраченной нежности, изнутри распирает, понимаешь? А, между тем, мне уже 33 года, и мой женский век подходит к концу. 33, слышишь меня? У меня никого нет и, скорей всего, не появится. А я очень хочу девочку. Маленькую такую девочку, чтобы качать ее на руках, наряжать в платьица, учить всяким женским премудростям… Сын тоже просит сестренку и уже давно. Ну, понимаешь?
Я заглянула ему в глаза и увидела в них подлинный ужас.
– Мать, ты рехнулась что ли?
– Не исключаю.
– Я-то тут причем? Есть же масса возможностей забеременеть в одиночку. Ты про искусственное оплодотворение слыхала, мать?
Я стерла первую слезу. Реветь мне хотелось не потому, что он, по сути, уже отказал, – учитывая пикантность предложения, я была к этому готова. Просто я впервые высказала вслух свои печали, которые раньше «пережевывала» только про себя, в темноте и одиночестве, и сырость в глазах появилась скорей от облегчения.
– Слышала, конечно. Только мне важно зачать ребенка не от анонима, а от хорошего, проверенного человека. Ты как раз такой, я тебя сто лет знаю.
– Донора спермы, насколько мне известно, ты тоже можешь выбрать сама, по тем параметрам, которые тебя устроят.
– «По параметрам»… Параметры – еще не человек… Да и вообще… как-то не по-людски это.
– А то, что ты мне предлагаешь – это значит по-людски? Лиза, тебе надо успокоиться и отдохнуть; по-моему, у тебя в голове каша.
Знал бы он, как много и мучительно я размышляла на эту тему, не упрекал бы за кашу. Что там еще может свариться после стольких бессонных ночей?
За столом установилось молчание. Я всхлипывала и делала вид, что разглядываю сумасшедший ресторанный интерьер, Олег сурово смотрел из-под бровей.
– К чему ты спросила, по-прежнему ли я чайлдфри? Что за нелепость? Я детей никогда не хотел и не захочу.
– В этом и смысл! – я снова оживилась и почти подскочила на стуле.
– Вообще никакого смысла.
Кажется, он всерьез обиделся, но если уж я начала говорить, то нужно закончить мысль.
– Нет, нет, это и здорово! Я предлагаю только помочь мне зачать, и больше от тебя ничего не потребуется. Если захочешь, то можешь принимать участие в воспитании на расстоянии, а не захочешь – вообще никогда не увидишь малыша, и я тебе о нем не буду напоминать. Можешь быть уверен, данное мной слово – закон.
– Теперь знаю, что твои слова означают. Тебе надо лечиться от депрессии.
– Да нет у меня никакой депрессии! – наконец, не выдержав, закричала я. Благо, в 8 утра в ресторане никого нет, можно и покричать.
Я встала из-за стола и начала прощаться.
– Извини, Олег, наверное, я действительно сошла с ума, но мой бабий ум подсказал обратиться именно к тебе: ты мой друг и один из лучших людей, которых я знаю. Если ты сейчас не понял меня, то, надеюсь, что поймешь через некоторое время. Я рубанула с плеча, поэтому получилось так глупо, надо было аккуратней действовать. Не обижайся, я не хотела тебя оскорбить. А вообще говоря… просто забудь, – конец фразы потонул в сочном всхлипе.
Я шла к выходу, медленно волоча ноги – как заяц-подранок, которого подстрелили охотники. На окрик Олега: «Лиза, я тебе позвоню!» я даже не обернулась – наверное, для того, чтобы не показать, какое отчаянное выражение приобрело мое лицо. Меня душили слезы.
Глава 2.
Читатели знают меня под псевдонимом Эльза Кнехт – я пишу средние книги для средних умов, в основном небольшие повести о любви и философские рассказы. Кнехт – девичья фамилия моей бабушки, немки по происхождению, о которой я, возможно, напишу в будущем целый роман – так интересна и трогательна ее судьба. По паспорту меня зовут Елизавета Торопова, где Торопова – фамилия, доставшаяся от покойного мужа.
Если бы еще лет шесть назад меня спросили, может ли случиться трагедия, которая, в буквальном смысле, порвет меня на части, я бы уверенно ответила – нет, меня ничто не может сломить. Сколько себя помню, у меня всегда был борцовский характер, и я никогда не была склонна к долгим переживаниям и огорчениям. Этому способствовало и не самое радужное детство в провинции, и наступившая впоследствии необходимость в одиночку выживать в тогда еще чужом, огромном Питере, где я училась и где впоследствии осела, кажется, навсегда. Наверное, именно благодаря моему характеру мы и подружились с Олегом, который уже тогда носил свой футляр, но в тайне, я думаю, нуждался в родственной душе, а потому вцепился в меня мертвой хваткой и с тех пор не отпускает, даже несмотря на свою постоянную занятость, длительные разъезды и многочисленных, периодически сменяемых любовниц.
Когда мы впервые встретились в университетской аудитории, мне было 17, а ему 22, он пришел на юридический после срочной службы и еще двух лет службы по контракту. Армию он покинул по доброй воле и безо всякого сожаления, хотя, как сам рассказывал, делал успехи, пользовался авторитетом у подчиненных и уважением у начальства и мог бы посвятить этому жизнь. На курсе он сразу стал одним из лучших, ему прочили блестящую карьеру, и он оправдал даже самые смелые надежды.
Что касается меня, то я особых надежд не подавала, хотя училась не намного хуже. Несмотря на всегдашнюю сдержанность и дисциплину, во мне уже тогда чувствовались несовместимые с юриспруденцией мечтательность и рассеянность, которые заставляли моих преподавателей вздыхать, а Олега – лукаво улыбаться.
Проект фирмы у него появился еще на первом курсе, фундамент он закладывал на протяжении второго и третьего, а на четвертом уже начал полноценно работать. Прошла всего пара лет после выпуска из универа, а его контора уже гремела на всю Россию. Сейчас он один из важнейших специалистов страны, его знают, боятся, добиваются его внимания и метят к нему в нахлебники. Денег у него столько, сколько мне с моим скромным писательским талантом, видимо, никогда не заработать. Мне, впрочем, столько и не требуется.
Олег неоднократно звал меня к себе работать, но я выбрала свободу. По окончании универа я на пару лет уезжала в Германию и даже подумывала там остаться, но тоска по родному Питеру взяла свое – я вернулась еще более дикая и своевольная, чем прежде. Просила Олега встретить меня с самолета, но он не смог прорваться сквозь плотный график и прислал «своего человека». У него масса мальчиков и девочек на побегушках.
В тот же год я написала свою первую повесть, которую напечатало небольшим тиражом одно из малоизвестных питерских издательств. Никакого особенного ажиотажа вокруг нее я не ждала, но, к моему удивлению, ее заметил популярный литературный критик и написал небольшую хвалебную рецензию. Это меня очень взбодрило, но не помогло – следующие две повести остались незамеченными.
Денег не хватало, я перебивалась публикациями в журналах и переводами. В один «прекрасный» момент хозяин квартиры, которую я снимала, попросил меня «на выход», и Олег тогда очень помог: просто взял меня «под уздцы» и отвез на Васильевский остров к своей пожилой маме, которая с радостью разбавила мной свое одиночество. Вот благодаря ей-то, вернее благодаря ее неважному здоровью, я и познакомилась со своим будущим мужем Игорем.
Игорь руководил бригадой скорой помощи, которая приехала по моему вызову, когда у матушки Олега критически упало давление. Обаятельный, разговорчивый, рослый врач, с благородными чертами лица, оттененными очками в тонкой оправе, сразу же произвел на меня впечатление, поэтому я с радостью и по первому требованию дала ему свой номер телефона. Вечером того же дня он стоял у нашего подъезда и вызывал меня на прогулку, утром следующего – провожал в редакцию газеты, где я тогда пыталась «зацепиться». Я не то чтобы влюбилась в него без памяти, поначалу его настойчивость даже раздражала, но он так плотно взял меня в оборот и следовал такой продуманной стратегии соблазнения, что уже через месяц я не могла представить себя вновь одинокой и свободной. Поэтому предложение пойти под венец, показавшееся таким скоропалительным моей провинциальной маме, я восприняла, как должное и, не раздумывая, согласилась.
Наша совместная история закручивалась стремительно, как ураган, и трагедия наступила тоже очень скоро.
Трагедия…
– Мама, ты чего как сомламбула?
Мой сын Ваня любит умные, взрослые слова, но частенько по малолетству произносит их неправильно. Вот так новость, оказывается я, находясь в смятении после разговора с Олегом, сама не заметила, как дошла до железной сетки детского садика, где моя ягодка отгуливает последние майские деньки.
– Ты за мной?
Я взглянула на часы – 10 утра с небольшим хвостиком.
– С чего бы это? У тебя же только первый «выгул».
«Выгулами» мы в шутку называем включенные в режим дня выходы дошколят на улицу.
– Ты не работала сегодня?
У нас с сыном заключен договор: несмотря на то, что я не обязана идти к 9 утра в офис, как другие мамы, он прекрасно знает, что мне для работы необходимы одиночество и тишина. Поэтому садик он посещает безропотно, а я легко и с удовольствием выполняю его ответное условие и все свое свободное время провожу с ним. Исключения из этого правила редки: по вечерам мы вдвоем смотрим кино, читаем вслух и играем, а по выходным непременно совершаем выход в люди. Мальчишка растет умным не по годам, и я им горжусь.
– Да, малыш, не работала, сил нет. Послушай, побудь моим душеспасителем сегодня. Поговорю с воспитательницей, думаю, она тебя отпустит.
Сказано – сделано. Уже через полчаса мы идем по Невскому и разговариваем о самых незначительных вещах – малютка справился с удивлением, вызванным внеплановым маминым приходом, и правильно оценил мое состояние. Неудобных вопросов не задает, требует мороженого и каруселей – в общем, ведет себя терапевтически, как и полагается ребенку, и весьма искусно лечит мою рану.
Мы обошли все наши любимые местечки, плотно поели в кафе, и, в конце концов, даже завалились в кинотеатр. Дома были уже ввечеру и вполне счастливые.
Наша с Ваней двушка – это отдельная история. Я смогла ее себе позволить только три года назад, когда мои книги, наконец, стали стабильно продаваться. Никогда до этого я не могла и мечтать о том, что из моего окна будет открываться чудесный вид на Казанский собор и канал Грибоедова; никогда не думала, что мне, привыкшей к темным и узким съемным комнатам и каморкам студенческого общежития, доведется поселиться в такой светлой, просторной, как палуба корабля, и будто бы даже летучей квартире. Мы ее так и называем – «летучий корабль».
Раньше она принадлежала моему приятелю, пожилому художнику, который использовал ее как творческую студию. Потом он решил изменить свою жизнь, – кардинально, как это водится в моем кругу, – и переехал в богом забытую уральскую деревню, чтобы черпать вдохновение из птичьего пения и молчаливого созревания пшеницы. В квартире после него, несмотря на все наши преобразования, сохранился небывалый, вдохновляющий дух творчества: мне здесь очень легко пишется.
В этот вечер «летучий корабль», как обычно, встречал нас сверкающей, пленительной улыбкой. Уставший Ваня почти сразу завалился спать, а я набрала в ванную горячей воды и погрузилась в нее до подбородка. Наконец, можно отдохнуть и поразмыслить… Итак, о чем я думала до того, как встретила сына?
Трагедия…
Мы с Игорем поженились через месяц после знакомства, а еще через пару месяцев узнали, что ждем Ваню. Муж был вне себя от счастья и в течение всей беременности в буквальном смысле целовал мои следы, а когда долгожданный малыш родился – плакал у моей постели, как мальчишка. Он вел себя удивительно: взял отпуск и в первый месяц жизни ни на минуту не расставался с сыном, потом отпуск закончился, а Игорь совсем перестал спать, и, когда у него не было ночных дежурств на работе, добровольно брал на себя ночные дежурства у детской кроватки, несмотря на мои протесты. Он готов был умереть от усталости, лишь бы не уставала я.
Но он умер от другого. Как это часто бывает у врачей, каждодневно работая с больными, Игорь не заметил прихода собственной муки. Перед самым концом, слившись с мятыми больничными простынями, муж признался мне, что его давно начали посещать подозрительные боли, но он был так занят семьей, что ему некогда было обращать на них внимание.