[76]
Пример 2. Абсурдно-ассоциативная игра словами и смыслом: «<…> – За здоровье армянина! / – Ты мне друг, враг? / – Я тебе брат, Брут! // – Русским не простим обиду! / – Грек / Воюет за свободу! / – Суд – хороший человек («Грузинская застольная», кн. «Голоса»)
[77]
Пример 3. Подача весьма невероятных, абсурдных событий и происшествий обыденным голосом нейтрального повествователя: «<…> Рыжая шляпа / На солнцепеке / С бабами торгуется. / Курицу – за ноги, / Кроликов – за уши. / „Заячьи вы души, / Гляньте-ка на небо. / Видите: сияет / Зеленая бутылка!“» («Шляпа и кролики», кн. «Голоса»)
[78]
Пример 4. Смещение контекстов истории, времен, эпох и народов в поисках общего абсурдно-трагического знаменателя: «На улицах иллюминация. / – Это Афины? / – Нет, не Афины. / – Это Венеция? / Нет, не Венеция. / Тут на башенках антенны, / На колоннах микрофоны. / Музыка играет. / Публика гуляет / <…> / – Говорят: / Герострат / Поджёг / Рейхстаг!» («Герострат», кн. «Голоса»)
[79]
[80]
Пример 5. Кафкианский абсурд повседневной гнетущей бессмыслицы: «Паук / Яков Петрович/ Висел в углу в уборной. / Человек / Яков Петрович, / Покакав, / Разразился речью бурной: / – Я человек! («Паук», кн. «Голоса»)
[81]
[82]
Пример 6. Абсурдизация политики и идеологии, или негатив абсурда: «<…> – Говорят, / Казнят / Еврея. / Спрашиваю одного героя: / – Неужели всех / Врачей? – / (Смех.) / – Рабиновича? / – Рабиновича. / – Абрамовича? / – Абрамовича. / – А Гуревича? / – И Гуревича / И Петрова Ивана Петровича <…>» («Суд», кн. «Голоса»)
[83]
Пример 7. Абсурдный тавтологизм (две разновидности).
7А. Цитатный тавтологизм: «<…> Мы все похожи друг на друга: / Друг Похож на врага, / Враг / Похож на друга. / Ненависть похожа на любовь, / Вино пролитое – на кровь. / И только нож / Похож / На нож» («В ресторане», кн. «Голоса»)
[84]
7Б. Тавтологизм повтора: «<…> 9 муз: / Кроме музы / Музыки – / Муза / Математики, / Муза Электроники, / Муза Кибернетики, / Муза / Бионики, / Муза / Космической войны, / Муза / Общей тишины / И девушка по имени Муза <…>» («Поэт и муза», кн. «Голоса»)
[85]
[86]
Пример 8. Паронимический абсурд (две разновидности).
8А. От абсурдных звуковых ассоциаций к абсурдному сюжету: «В пустыне Гоби / Забыта пустая железная бочка // В небе / Ни облачка // Красная глина / Дымится равнина // Ветер задувает / Бочку задевает / Покатилась бочка // На дороге блюдо / Череп Верблюда <…>» («Бочка», кн. «Молчание»)
[87]
Психофонетический эффект паронимии – здесь иллюзия случайного рождения сюжета из столкновения звуков – роднит Сапгира с абсурдистской поэзией Кристиана Моргенштерна (1871 – 1914), которого переводили на русский еще в 1910-е годы.
8Б. Транс-смыслица: «<…> Под фонарем / Мелькает снег / Снег сыплется из фонаря / Я думаю / Си-ва-но-ря / Она куда-то убегает / А он горит и не мигает <…> // Ссорились / Сиваноря! / Сыпались / Из фонаря («Снег из фонаря», кн. «Молчание»)
[88]
[89]
[90]
Пример 9. Абсурдистская профанация «святых коров» культуры: «Пьедестал. / На пьедестале / Стул. / На стуле / Всем на обозрение / Страшилище – / Влагалище / Косматится гривою гения («Памятник», кн. «Голоса»)
[91]
Андрей Цуканов недаром назвал «исследование феномена абсурда, в который заключено человеческое существование», «суть[ю] поэзии Сапгира и Холина». У Сапгира (в гораздо большей степени, чем у Холина) экзистенциальный, философский абсурд, «возникающий в сознании человека при столкновении с высокой трагедией смерти (Сизиф у Камю [вписанный в контекст советских 1950-х—1960-х?]), почти неразличимо слился с абсурдом, возникающим при столкновении с мелкотравчатостью человеческих страстей […] и бессмысленностью существования»
[92]
3. Распад размера
Неиссякаемым абсурдистским императивом Сапгира, а также предложенной ранее формулой «Искусство как излом» можно объяснить характерные черты стихосложения Сапгира – как в «Голосах», «Молчании» и поэмах этого времени, так и в более поздних текстах.
Корпус опубликованных стихотворений и поэм Сапгира насчитывает около 620 текстов
[93]
[94]
[95]
Обратимся теперь к оставшимся 85% текстов опубликованного поэтического корпуса Сапгира. Из них около 20% (или 17% всего корпуса) написаны целиком тоническими размерами
[96]
[97]
[98]
Возьмем, к примеру, текст короткого стихотворения («Ночью») из книги «Голоса» и справа приведем другую разбивку на строки, отмечая при этом размеры каждого иначе записанного стиха:
1. На Тишинском рынке ночью – Тишина. [Х6]
2. В Замоскворечье – Ни души. [Я4]
3. И на площади Свердлова У колонн – [Х6]
5. Никого. Иду к заводу Лихачева. [Х6]
6. Ни Лихачева, ни завода – [Я4]
7. Вода и больше ничего. [Я4]
8. Лишь собака лает где-то [Х4]
9. Возле Университета. [Х4]
На Тишинском рынке —
ночью
Тишина.
В Замоскворечье —
Ни души.
И на площади Свердлова
У колонн —
Никого.
Иду к заводу Лихачева.
Ни Лихачева,
Ни завода —
Вода
И больше ничего.
Лишь собака лает где-то
Возле Университета».
Первую половину стихотворения можно было бы переписать иначе:
1. На Тишинском рынке ночью – [Х4]
2. Тишина. В Замоскворечье – ни души. [Х6]
3. И на площади Свердлова [Ан2]
4. У колонн – Никого. [Ан2].
5. Иду к заводу Лихачева. [Я4]
6. Ни Лихачева, ни завода. [Я4]
7. Вода и больше ничего. [Я4]
8. Лишь собака лает где-то [Х4]
9. Возле Университета
[99]
Во второй записи, более точной с синтаксической и орфоэпической точек зрения, очевидна сверхмикрополиметрия, при которой свободно (но произвольно ли?) чередуются строки разных силлабо-тонических размеров, образуя оригинальный интонационно-ритмический контур, сответствуюгций медитативному, саморефлексивному смысловому строю стихотворения.
Вот начало стихотворения «Стихи из кармана» из книги «Молчание», преобразованное таким же способом:
Часто
Когда на работе кричало начальство
Мой приятель
Самолюбие прятал в карман
А дома
Зажимал в кулак —
Вот так
В кармане – скомканный
платок
И в компании
Девушки
Похожие на мальчиков Не обращали никакого внимания
[100]
1. Часто Когда на работе кричало начальство [Д5]
2. Мой приятель [Х2]
3. Самолюбие прятал в карман [АнЗ]
4. А дома зажимал в кулак – [Я4]
5. Вот так В кармане – скомканный платок [Я5]
6. И в компании Девушки [Ан2]
7. Похожие на мальчиков [Я4]
8. Не обращали никакого внимания [ТктЗ].
Распад размера (названный по аналогии с такими приглянувшимися писателям и культурологам XX века научными терминами, как «распад атома», «распад звездного скопления», «распад твердых растворов», «молекулярный распад» etc.
[101]
Первый
Вереница зданий – вдаль [Х4]
Вдоль – кудрявые липы [Ан2]
Пилы режут сухие стволы [АнЗ]
Лысый глядит на деревья [ДЗ; о парономазии у
Сапгира см. ниже].
<…>
Второй
Четко вижу: прошел носорог [АнЗ]
Рогатый проехал в открытой [АмЗ]
Той рекламой – желтой пообедаю [Х5]
Даю голову на отсечение – сыр! [Ткт4]
[102]
Заключительный пример – короткое стихотворение из последней книги Сапгира «Тактильные инструменты», из раздела «Стихи с предметами»:
Умри, Суламифь [Ам2 усеч.]
(кусок сырого мяса ощупай [Дк4]
потискай руками) [Ам2]
Моя любовь! [Я2]
Глаза твои – глаза газели! [Я4]
Твои груди – холмы Иудеи! [АнЗ]
Твои ноги – высокие кипарисы! [Акц4]
(поцелуй кусок сырого мяса) [Х5]
Губы твои – сердцевина [ДЗ]
расцветающей розы! [Ан2]
(приложи свою ладонь [Х4]
к сырому мясу и замри) [Я4]
Твое лоно – глубокий колодец [АнЗ]
утоляющий жажду! [Ан2]
(внезапно схватив кухонный нож [Дк4]
вонзи его в мясо по рукоятку) [Дк4]
Умри, Суламифь! [Ам2]
[103]
Как заметил Владислав Холшевников, «несимметричные стихи очень удобны для передачи живой разговорной речи»
[104]
У Хлебникова:
Мы желаем звездам тыкать, [Х4]
Мы устали звездам выкать, [Х4]
Мы узнали сладость рыкать. [Х4]
Будьте грозны как Остраница, [Х4; дакт. клаузула]
Платов и Бакланов, [ХЗ]
Полно вам кланяться [Д2]
Роже басурманов. [ХЗ]
Пусть кричат вожаки, [Ан2]
Плюньте им в зенки! [Д2] <…> (1908-1910)
[105]
В метрически «пестрой» поэме «Торжество земледелия» Заболоцкого, где из «799 стихов – 437 ямбов (из них четырехстопных 414), 340 хореев (из них четырехстопных 355), 22 стиха – прочие размеры»
[106]
<…> Кто ее знает? – [Д2]
Сказал пастух, лукаво помолчав. – [Я5]
С детства я – коров водитель, [Х4]
Но скажу вам, осерчав: [Х4]
Вся природа есть обитель. [Х4]
Вы, мужики, живя в миру, [Я4]
Любите свою избу, [Х4]
Я ж природы конуру [Х4]
Вместо дома изберу. [Х4]
Некоторые движения коровы [Х6]
Для меня ясней, чем ваши. [Я4]
[107]
В. Холшевников предлагает называть такую структуру «зыбким метром»
[108]
[109]
[110]
[111]
4. Формула Сапгира
В стихах Сапгира экспериментально не только стихосложение как таковое, но и отображение и передача в нем абсурдности повседневного существования. Русская былина и песенный фольклор
[112]
[113]
[114]
Борис Слуцкий, который «привел» Сапгира в детскую литературу, говорил: «Поэт должен появляться, как Афродита, из пены морской!»
[115]
[116]
[117]
[118]
[119]
новоеновизной интонации[120]
[121]
[122]
отдельныенекоторые«Формула Сапгира»
(в направлении описательной поэтики)
Стихосложение
(о стихосложении см. также предыдущий раздел)
♦ (сверх)микрополиметрия (кн. «Слоеный пирог», 1999; поэма «Жар-птица», 1999);
♦ неурегулированность и нерегулярность рифмовки, употребление тавтологических, составных, а также диссонансных и разноударных рифм; (например: «Лежа, стонет / Никого нет, / Лишь на стенке черный рупор / В нем гремит народный хор. / Дотянулся, дернул шнур! <…> («Радиобред»)
[123]
[124]
♦ нетрадиционная графическая запись стихов внутри целого стихотворения (кн. «Псалмы», 1965—1966) и слов внутри стиха (цикл «Проверка реальности», 1998—1999), продолжающая (пост)-футуристические эксперименты и разбивающая конвенциональные представления об отличиях стиха от прозы (кн. «Элегии», 1965—1970) и о единицах членения стихотворения (кн. «Дети в саду», 1988);
♦ эксперимент с твердыми формами: сонет, рубаи и др. (кн. «Сонеты на рубашках», 1975—1989; кн. «Стихи для перстня», 1981);
♦ ярко выраженная паронимичность («Слоеный пирог», 1999)
[125]
[126]
[127]
[128]
Языковые особенности и их источники
♦ употребление и переработка русского народного, советского и постсоветского фольклора («Голоса» 1958—62; «Лица соца», 1990; «Новое Лианозово», 1997); например: «На постели / Лежит / Игорь Холин / – Поэт / Худой, как индус. / Рядом Ева – без / трусов. / Шесть часов», «Утро Игоря Холина» в кн. «Голоса»)
[129]
♦ деавтоматизация и литерализация пословиц, поговорок, афоризмов, клишированного языка; например: «Что ж, был бы муж как муж хорош, / И с обезьяной проживешь», («Обезьян», в кн. «Голоса»)
[130]
♦ сочетание аналитической тавтологичности и повтора как прием актуализации смысла; например: «сержант схватил автомат Калашникова упер в синий живот и с наслаждением стал стрелять в толпу / / толпа уперла автомат схватила Калашникова – / сержанта и стала стрелять с наслаждением в синий живот <…>»
[131]
[132]
♦ интерес к неологизмам, корнетворчеству
[133]
♦ внедрение иностранной лексики (особенно английской, немецкой, французской, украинской, идиш, иврит) и смешение языков; например: «<…> Не told of many accident [sic] / вейз мир! Вей! / – кто там? / It’s me / – не открывай / герл вытягивает перлы <…>» («Три урока иврита», circa 1997)
[134]
[135]
♦ сечение слов и опускание частей слов; например: «ржавый бор на бере выбр / ракови открыла жабр / пластик пальмовые ребр / от Адама – странный обр»
[136]
Стилистические и жанровые параметры
♦ абсурдизм и нонсенсизм (об этом см. выше; кн. «Слоеный пирог», 1999);
♦ гротескность и сатиричность (кн. «Голоса», стихи из которой в некоторых изданиях и публикациях печатались с подзаголовками «гротески» или «сатиры»
[137]
[138]
♦ театральность
[139]
♦ перформативность и привлечение читателя к генерированию смысла (кн. «Тактильные инструменты», 1999);
♦ кинематографичность, кадровое построение текста и эффект «глаза-кинокамеры» (цикл «Этюды в манере Огарева и Полонского», 1987; кн. «Слоеный пирог»)
[140]
♦ представление о паузе, пробеле, дыхании, молчании, пустоте как важных структурных элементах стихотворного текста; текст молчания (кн. «Дыхание ангела», 1989, кн. «Глаза на затылке», 1999)
[141]
♦ центонность и игра с литературными цитатами
[142]
[143]
[144]
♦ «литературность»
[145]
♦ сдвиг реальности и «сюр»
[146]
♦ примитивизм, синтез наивно-детских и взрослых перспектив, остранение за счет построения детской точки зрения (кн. «Дети в саду»).
Тематика и проблематика
♦ острая социальная тематика и обследование моральных аберраций (советского и постсоветского) общества – например: «Но есть консервы РЫБНЫЕ ТЕФТЕЛИ / Расплывчатость и фантастичность цели / Есть подлость водка скука и балет <…>»
[147]
♦ исследование быта и семейных отношений советских и постсоветских городских обывателей; этот тематический импульс исходит прежде всего от «Городских столбцов» Заболоцкого и отчасти от рассказов Михаила Зощенко
[148]
♦ ангажированность еврейских и иудейских вопросов: Шоа (Холокост), иудейско-христианские отношения, антисемитизм (кн. «Молчание»; кн. «Псалмы», 1965—1966);
♦ метафизичность: изнанка бытия, потустороннее и пост-мортемное, ангелизм (кн. «Конец и начало», 1993, кн. «Три жизни», 1999);
♦ философская лирика
[149]
♦ изображение быта и бытия литературно-художественной богемы (кн. «Московские мифы»);
♦ насыщенность стихов географией, топонимикой, историческими персонажами, особенно художниками и литераторами – например: «Командировка» (1964); «Сонеты из Дилижана» (кн. «Сонеты на рубашках»).
♦ карнальность и эротичность (цикл «Люстихи», 1964; кн. «Элегии», 1967—1970; кн. «Любовь на помойке», 1992);
♦ политическая злободневность (кн. «Глаза на затылке»).
5. Умный кролик
Точна оценка широты горизонтов жизни и творчества Сапгира, данная Виктором Кривулиным вскоре после смерти поэта: «…у Сапгира было много ролей, по крайней мере, несколько различных литературных масок: официальный детский поэт и драматург, подпольный стихотворец-авангардист, впервые обратившийся к живой новомосковской речевой практике, сюрреалист, использовавший при создании поэтических текстов опыт современной живописи и киномонтажа, неоклассик, отважившийся „перебелить“ черновики Пушкина, визионер-метафизик, озабоченный возвышенными поисками Бога путем поэзии, автор издевательских считалок, речевок, вошедших в фольклор <…>. Все это Сапгир»
[150]
Именно так и было. Детский поэт Генрих Сапгир широко печатался в издательствах «Детская литература» и «Малыш», издав с 1960 по 1984 год около 40 детских книг
[151]
[152]
К середине 1960-х годов Сапгир (как и Холин) утвердился как детский поэт, драматург и киносценарист. В 1992 году Сапгир вспоминал: «Я много работал в своей жизни, всякой работой зарабатывая деньги просто. Для кино писал, для театра писал. Наверное, не самые лучшие произведения <…> Я доволен, что я так жил. А если бы сейчас краска стыда покрывала мои щеки, как я извивался и вползал куда-то, а сейчас бы я был раззолоченный? Все равно мои бы года остались бы при мне, мое мышление. Но только было бы как-то все испоганено, испачкано. Поэтому я не завидую людям, которые процветали. Им тяжело сплошь и рядом»
[153]
«[К]огда я начал писать детские стихи, – рассказывал Сапгир в том же интервью, – то очень скоро замаячила радужная перспектива быть всюду принятым <…> идти по пути старшего Михалкова [Сергея Михалкова], что называется. Но, слава Богу, меня удержали взрослые стихи»
[154]
[155]
[156]
18 мая 1995 года, в Париже, после чтения новых стихов в номере гостиницы «Ла Мармот» в квартале Монторгейль (неподалеку от любимого им Центра Помпиду), Генрих Сапгир сказал авторам этих строк, что за последние восемь лет он многое понял о том, как устроено детское мышление, что оно гораздо более сродни поэтическому. «Писатель должен быть – как мальчик в берлинской пивной в рассказе Набокова „Путеводитель по Берлину“», – добавил Сапгир позднее в тот же день, сидя в парижском кафе
[157]
[158]
[159]
Вот начало стихотворения «Памятное лето»:
Пионер ла
пительном не
лышатся фла
муторно мне
варится борщ
в спальне отря
журю не зря
ляжки уборщ
белые-бе