Способы анализа произведений Михаила Булгакова
Читательское пособие
Владимир Иванович Немцев
© Владимир Иванович Немцев, 2017
ISBN 978-5-4485-5207-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
М. А. Булгаков всю жизнь преодолевал банальность, сопротивляясь официозу. Вначале, разбуженный гражданской войной, он превозмогал безмятежность своих представлений о прежней жизни. Затем – о жизни настоящей, советской. Его совесть, или талант художника, толкали на это. Правда, много сил было затрачено на переосмысление общепринятого, привычного, тогда как для творчества продуктивно не переосмысление, а принципиальная новизна.
В чём новизна Булгакова? Он разглядел сокровенные свойства творческой личности. Он показал бессмысленность гражданской войны как «русского бунта». Он отразил «закольцованность» сознания современников. На Булгакове спотыкались многие, как те, кто видит его банальность, так и те, кто видит гениальность. Где истина? Попробуем разобраться в этом в последующих главах.
Оговоримся, что обычно исследователем движет симпатия к предмету своего интереса и изучения, и это тот главный стимул, который его подталкивает и помогает. Когда же исследователь критически оценивает свой предмет, то это вызвано либо гражданской позицией, либо личными, в первую очередь, утилитарными, мотивами. Поэтому нам нет необходимости подробно останавливаться ниже на разного рода «разоблачительных» материалах, тем более что гражданской позиции в них не просматривается. Но, поскольку совсем обойти вниманием некоторые работы, посвящённые булгаковскому наследию, нельзя, мы к ним обратимся по ходу дела.
Всего охватить невозможно: написаны тысячи работ в разных странах, причем, многие труды просто побуждают к ответным репликам, статьям, замечаниям. Но важнее увидеть тенденцию и прокомментировать её.
Главное – булгаковедение развивается, как и вся мировая литературоведческая наука. И обогащается новыми подходами. Правда, выступая в сельской школе, автор этих строк услышал откровенное заявление учительницы русского языка и литературы – роман «Мастер и Маргарита» ей совершенно непонятен. Точно так же могут сказать и многие другие учителя, исследователи, студенты, школьники, читатели. А кто сказал, что литературоведение должно объяснять художественное произведение своими словами? Помогать понять – да. В том и прелесть искусства, что оно обладает своими многоговорящими образами и доверяет их сознанию читателя, зрителя, слушателя. Понять же шедевр без помощи толкователя действительно трудно.
Что касается булгаковского наследия, то оно почти полностью описано. Булгаковеды, надо отдать должное, стараются, при всех разнообразных трудностях на их пути, соответствовать требованиям науки, времени, читателей. Регулярно и долгое время проводились научные конференции в Санкт-Петербурге и эпизодически – в отдельных культурно развитых городах у нас и за рубежом. Существовал и блестящий проект, хотя вряд ли реально осуществимый, – провести Булгаковские чтения в Иерусалиме, на месте действия романа. Патриаршие пруды в Москве – другое место действия – стали уже общим местом, где энтузиасты каждую весну устраивают шоу с шествиями, песнями, транспарантами, поисками некоей Аннушки, пролившей масло, и проносом отрезанной головы Берлиоза. Тут же вертятся то ли ряженые, то ли настоящие Коровьев, Бегемот, Азазелло, Геллочка…
Пока тексты писателя в основном и к счастью издаются на родине. И пользуются неизменным успехом – все тиражи раскупаются.
Завершился, вероятно, первый этап изучения наследия Булгакова. Мы бы назвали его фактографическим, архивным по преимуществу. Описана довольно подробно биография Булгакова, опубликованы почти все его рукописи и многие газетные публикации. Благодаря личности писателя, мы немало узнали об эпохе, в которую он жил. И пусть далеко не всё о ней известно ныне, нам есть, на чей авторитет опираться, размышляя о том увлекательном, жестоком и обманчивом времени. Но всё-таки настала пора осмыслить более пристально не только биографический материал, но и эстетический и поэтический.
Студенты-филологи довольно охотно читают и перечитывают его произведения, знают его биографию и могут назвать несколько фамилий исследователей булгаковского творчества. Тем не менее, вокруг наследия писателя существует немало мифов, ошибок и недоговорённостей, мешающих более полному восприятию творчества. Отчасти эта проблема восполняется изучением биографии писателя, только этого, конечно же, мало. Тем более вузовский уровень предполагает профессиональный подход к делу изучения литературного наследия.
При всём обилии публикаций, и порой довольно основательных публикаций1, о булгаковском наследии в квалифицированной читательской, да и преподавательской, среде встречаются трудности в подходах к анализу романа «Мастер и Маргарита». Как его интерпретировать? Через биографический материал? Посредством поэтических приёмов? Через случайные обращения к фрагментам текста? Учитывая многоаспектность этого романа, обилие литературных, культурологических реминисценций, третий вариант преобладает. Довольно часто преподаватели обращаются и к первому, биографическому, подходу. Менее всего распространён поэтический анализ текста как самый трудный и мало разработанный. И в этом направлении успешно работают исследователи, применяющие сравнительный анализ современной и библейской тем, разбирающие конкретные сюжетные линии романа Булгакова, способы отражения портретных и психологических характеристик героев, организацию повествования.
Попробуем им отчасти помочь в этом, где познакомив с новой и неожиданной трактовкой, где прокомментировав, а где и проанализировав важнейшую проблематику произведений.
Проблемы и трудности
Булгаков не только объединяет читателей, но и разъединяет их. Он нравится разным людям точно так же, как некоторым активно не нравится. Это можно объяснить одним: он настоящий художник, каким понимал эту личность сам писатель. Бессмысленно усматривать в его творчестве субъективистские личные, а то и политические намёки. Всё это если и присутствует, то лишь как основа для эстетических проявлений. Толчок же ко всему творчеству художника – вера в некий увиденный им мир.
Очень часто все те, кто занимается анализом эстетического, пусть даже социального, явления, не может устоять перед искушением связать рассматриваемое явление с действительной жизнью напрямую. Однако в этом случае, несмотря на кажущуюся облегчённость анализа и вообще восприятия, дело может оказаться запутанным. В этом смысле легко объяснимо то благоговение, которое внушает неискушенному читателю поразившее его художественное произведение. Роман «Мастер и Маргарита» по первому чтению непонятен, хотя ему и доверяешь. Непостигаемость романа с первого взгляда и неумение его проанализировать порождает психологическую преграду между повествователем и реальным читателем. В силу этого обстоятельства развивается большее доверие к чужому мнению.
Всего этого могло бы не произойти, обратись читатель сразу к теоретическому знанию. Опора на теорию – вот ключ любого анализа.
Ведь одного эмоционального подхода совсем недостаточно. Каков эмоциональный эффект от искусства? Оно воспитывает? Если да, если эмоциональный подход преобладает, то произведение воспитывает равнодушных. Психологи уже отметили главный эффект от эмпирического восприятия художественного произведения – невмешательство в действия подлеца. Естественно, герои художественных произведений не могут быть идеальными, и то, что они совершают, остановке не подлежит, изменено быть не может. При этом восприемнику искусства конфликт даёт какую-то психологическую разрядку, предлагает эмоциональный выход. Но вот подлеца – оправдывает, то есть, тот самооправдывается в своих поступках. Ни Лев Толстой, ни Достоевский, ни Чехов не выносят оценок героев, их самостоятельно должны оценить читатели. Но всё дело в том, что читатели обязаны понять любого героя, вжиться в его характер. Однако человек так устроен, что, поняв другого, он его готов и простить. Так что полновесного социального воспитания некоего «широкого читателя» в искусстве мы не найдём. Особенно негативны в этом смысле театр и кино.
Видимо, понятие художественности к тому же ныне переживает кризис. По классическим представлениям «Колымские рассказы» В. Шаламова – «отрицательный опыт». Но там есть типическое, есть историзм, есть моральные ценности. Герои (самые обычные люди) выполняют роль положительных героев – тем, что не сломлены. Это новое слово в литературе – и низведение (или переосмысление) привычных представлений о художественном произведении, об эстетике. Литература стала привлекательным, популярным занятием, и тем самым умалилась, сузилась до необходимого предмета в наборе обязательных принадлежностей современного человека.
Тем труднее интерпретировать сложные художественные явления. Ниже будет передана, например, только часть многообразной интерпретации знаменитого романа «Мастер и Маргарита». Разумеется, мы будем говорить обо всём творчестве Булгакова, но прежде всего именно роман продолжает привлекать пристальное внимание читателей – филологов и не филологов.
Так, в ходу довольно долгое время, с конца 80-х годов, «гипотеза» относительно «происхождения» Воланда, Мастера и Маргариты. Оказывается, породил на свет этих персонажей писатель, вдохновлённый Лениным, Горьким и его гражданской женой М.Ф.Андреевой. Столь наивное прочтение великого романа вызвало лишь улыбки.
Впрочем, авторы впоследствии, и каждый самостоятельно, немного уточнили происхождение прототипов, назвав их «одними из…», но упорно продолжали искать в биографиях исторических лиц «указаний» на великий роман.
Например, в пространной статье «Ленин» «Энциклопедии Булгаковской» Борис Соколов, пересказав биографию вождя, скрупулёзно ищет портретные сходства, политические аллюзии и прочее в основном почему-то не в окончательной, а в ранней редакции романа. Приводятся и другие «резоны» относительно профессоров Персикова и Преображенского, да только это мало что даёт для восприятия произведений, если не рассматривать их как политические фельетоны. О пристальном чтении самих окончательных текстов произведений говорить и не приходится.
Впрочем, сам же доктор филологии Борис Соколов очень убедительно объясняет используемый принцип: «Таким образом, Булгаков выражает способность и стремление обыденного советского сознания объяснять любые необъяснимые явления окружающей жизни, вплоть до массовых репрессий и бесследного исчезновения людей. Автор „Мастера и Маргариты“ как бы говорит: явись в Москву хоть сам дьявол со своей адской свитой, компетентные органы и марксистские теоретики, вроде председателя МАССОЛИТа Михаила Александровича Берлиоза, всё равно найдут этому вполне рациональное основание, не противоречащее учению Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, и главное, сумеют убедить в этом всех, в том числе и испытавших на себе воздействие нечистой силы»2. И указывает здесь же со знанием дела на теорию фальсификации австрийского философа Карла Поппера.
Нет, что ни говорите, а уж прообразы современной части романа «Мастер и Маргарита» вряд ли находятся в реальности (привязанности к определённому моменту в истории). Я бы предложил не менее остроумное решение проблемы прототипов, из области карточной игры: Воланд – туз, Коровьев – король, Гелла – дама, Бегемот – валет. Может, это кому-то что и даст?..
При распространённом невнимании булгаковедов к поэтике булгаковских произведений, некоторые страдают ещё и буквализмом: другой исследователь, узрев, что писатель показал Мастера неряхой, поспешил породить целую гипотезу: Мастер – хуже Ноздрёва, Плюшкина, Собакевича, Манилова вместе взятых… Видимо, только для успокоения горячих голов писатель должен был изменить свой стиль – ну, там дописать нечто вроде: «Оказавшись в квартире, мастер немедленно принял горячую ванну»…
В книгах о булгаковском художественном наследии, вышедших в последнее время, всё чаще и чаще встречается одна удивительно стойкая тенденция. Авторы солидно изданных книг виртуозно пересказывают чужие работы, не затрудняясь сносками и собственными изысканиями. Что давало и даёт много материала въедливым рецензентам изливать избытки желчи. Но этими работами вовсю пользовались и пользуются учителя словесности российских школ: весь материал собран под одной обложкой, разжёван, обобщен, мастерски законспектирован. Учителя же воспитывались на хороших методических разработках, они кровно нуждаются в понятном разъяснительном материале. Метод же книг удобен для учителя и широкого круга читателей, он описательно-информационный, ясный, без всяких таких самоуглублённостей и смутных научных словечек.
Может, для обычной школы и того довольно, однако, для методологической оценки этого подхода есть повод для разговора.
Надо сказать, современная философия не считает отдельно взятого человека «умным» самого по себе, нет, человеческий разум всегда коллективен. Ведь мы, осененные какой-то поразительной мыслью, не совсем сами к ней пришли. Мы обобщили чужие соображения, услышав или прочитав их, и после некоей «экспертизы», учтя мнение предыдущих исследователей, сделали логичное в данных пределах заключение. Так вот иные работы мешают логическому развитию мыслей. Во-первых, всё в них сказанное приписывается автором автору же, что не даёт точных ориентиров разговору, а во-вторых, они не совсем научно корректные.
Например, вся литературоведческая наука пользуется такими понятиями, как «авторская идея» и «объективная идея», разделяя их принципиально. Наши же авторы увлечённо пытаются замкнуть разговор на узкие темы – прообразов ли, влияний, биографических реконструкций. В результате биография Булгакова в очередной раз многословно пересказывается, поиск влияний (и «влияний» ли?) превращается в самоцель, а насчёт прообразов вообще можно вспомнить любопытный факт, когда по поводу знаменитого горьковского «романа-прокламации» «Мать» советские литературоведы писали книги о некоем прообразе Павла Власова – Петре Заломове. И, таким образом, речь о литературном герое плавно переходила на необозримые горизонты героической и славной действительности, в которой Заломов был величественней, безупречней и загадочней персонажа, простого рабочего парня Власова. И вот уже школьные учительницы и вузовские экзаменаторы строго допрашивали учеников и абитуриентов про Заломова, хотя урок русской словесности посвящался всего лишь великому роману социалистического реализма «Мать»…
Это всё к проблеме прототипов. В последние годы много всяких прототипов обнаружено. Но насколько это серьёзно? Даже если вспомнить Н. Добролюбова, который первым различил авторскую идею и объективную идею (писатель рассказывал о своём лучшем друге, ничего, как будто не упуская, а получалось нечто совсем непохожее), то вряд ли мы тут чем-либо поможем авторам. Этот эффект Д. Рэнсом, один из лидеров английской «новой критики», назвал «дополнительным смыслом». Да, смысл получается эстетический, а портрет реального лица становится другим портретом, скажем, то ли карикатурным, то ли политическим.
Основа творчества художника – это вера в такой-то мир. И только! Он всегда смотрит на свою жизнь и предмет своего творчества со стороны, даже если душа его и мысли внутри описываемого. Можно искать аллюзии, но нельзя аналогий.
Существуют также проблемы с систематизацией литературы о творческом наследии Булгакова. В научных библиотеках российских регионов имеется далеко не полный каталог публикаций в сборниках, в виде отдельных изданий, зато представлено много работ в периодических изданиях, актуальных ограниченное время.