Некоторое время спустя Рен убрал волосы со лба грязной потной ладонью и осмотрелся вокруг. Они почти закончили, но так ничего и не обнаружили. Как вдруг Гридли, копающийся на пепелище в нескольких футах от Рена, подал знак.
– Кажется, я кое-что нашел, – провозгласил он достаточно громко, чтобы привлечь к себе внимание, и помахал в воздухе какой-то серой тряпицей.
Работавшие поблизости люди заохали и испуганно попятились. Краем глаза Рен заметил спешащую к ним Эмму.
Он принял находку из рук Артура Гридли и внимательно ее осмотрел.
– Что это такое? Похоже на детскую куклу. – Причем, сделанную довольно грубо. Всего лишь кусок ткани, скрепленный крупными размашистыми стежками для придания сходства с человеческой фигурой.
Гридли с Эммой переглянулись, будто бросая друг другу вызов. Когда Эмма заговорила, голос ее дрожал от гнева:
– Это магия обеа. Талисман, привлекающий несчастья. – Она смотрела на Гридли взглядом, полным негодования.
– Бедняжка Эмма! – со вздохом отозвался Гридли. – Этого вам только не хватало. – Он шагнул вперед, чтобы положить руку ей на плечо, но она резво попятилась, нечаянно наступив Рену на ногу. Гридли прищурился, однако ничего не сказал и сделал вид, будто ничего особенного не случилось.
– Эта кукла не могла стать причиной пожара, – вмешался Рен, чтобы не дать их личной вражде разгореться. Он прощупал куклу пальцами. Что-то было не так, но он пока не мог уразуметь, что именно.
Гридли невесело усмехнулся:
– Я не уверен в том, что причина пожара имеет значение. Как, впрочем, и погубленный курятник. В данном случае опасен вовсе не огонь. – Кивком он указал на горстку людей, собравшихся за спиной высокого африканца. – Боюсь, к следующему утру Эмма лишится всех своих работников, потому что они верят в могущество магии обеа.
Напряжение между Эммой и Гридли стало осязаемым. Гридли принялся переминаться с ноги на ногу, и Рен окинул его быстрым взглядом с головы до ног, заметив образовавшийся в паху бугорок. Гридли извечным мужским жестом пытался одернуть сюртук спереди, чтобы скрыть растущее возбуждение. Рен поспорил бы на последнюю гинею, что, несмотря на показное добродушие, «сосед с юга» питает к Эмме гораздо больший интерес, чем она к нему. Если это слово вообще применимо к данной ситуации.
К ним робко приблизился высокий африканец.
– Мисс Эмма, никто не хочет больше сегодня работать. Целителям нужно время, чтобы очистить двор и снова сделать его безопасным.
Гридли сплюнул себе под ноги.
– Вы получаете деньги…
Эмма поспешно перебила его, не трудясь скрывать своей антипатии:
– Это моя плантация, и я сама здесь со всем разберусь.
Рен не мог не отдать ей должного. Даже в растрепанном виде она не утратила уверенности в себе. Эта женщина отлично знала, что делать в критической ситуации.
Эмма шагнула к бригадиру, оставив Рена и Гридли позади:
– Питер, сообщи людям, что на сегодня они свободны. Пусть займутся своими делами. Но дайте им понять, что завтра они все должны вернуться к работе. Если урожай не будет собран вовремя, мы все окажемся в проигрыше и нечем будет оплатить счета.
– Вы слишком великодушны с ними, – вполголоса обратился к ней Гридли.
Он явно ступил на опасный путь. Неужели не видит, что Эмма нарывается на конфликт? Но, возможно, именно конфликт ему и требуется для подпитки страсти. Бывают и такие мужчины.
Эмма запальчиво вздернула подбородок, и Рену стало немного жаль Гридли.
– Позвольте мне совершать свои собственные ошибки. В завещании указано мое имя, а не ваше. А теперь прошу извинить, я иду домой, мне нужно привести себя в порядок.
Подсаживая Эмму на лошадь, Рен мысленно ликовал. Как решительно она отделалась от сэра Артура Гридли, тем самым приведя его в бешенство. Быть может, он ожидал приглашения на чай? Скорее всего, нет, ведь Эмма не скрывает своей неприязни к нему. На чай она его, вероятно, вообще никогда не приглашала. Что-то за всем этим кроется – подобная антипатия не возникает в одну минуту.
Веселости у Рена поубавилось, когда дома Эмма проделала с ним тот же трюк, что и с Гридли. Сказала, что хочет принять ванну и поужинать в одиночестве у себя в комнате. Рен ведь не станет возражать, учитывая, каким долгим и трудным выдался день?
У него не было выбора, пришлось уступить ее желанию. Как же изящно она разыграла утонченную барышню! Наблюдать забавно, поверить невозможно, ведь он видел ее в действии. Женщина, владеющая собой так, как Эмма, едва ли станет отказываться от компании за ужином. Все же он притворился джентльменом и не стал с ней спорить. Домашние слуги Эммы проводили его в отведенные ему покои.
Переступив порог комнаты, Рен сразу сообразил, в чем заключалась хитрость. Плутовка Эмма не только отделалась от него, препоручив заботам слуг, но и загнала в самый дальний угол дома, однако пожаловаться Рену было не на что. Его ведь не на чердаке поселили, да и дом оказался не настолько большим, чтобы в нем можно было заблудиться. Тут было дело принципа.
Холостяцкие покои – garçonnière – были позаимствованным у французов новшеством, представляющим несколько просторных комнат, специально отводимых для неженатых сыновей хозяина дома. На первый взгляд подобный прием давал практическое решение проблемы размещения гостей мужского пола, но, по сути, идея заключалась в другом. Рен мог пользоваться отдельным входом, не беспокоя обитателей основной части дома и не сталкиваясь с ними. Рен подозревал, что именно последнее и было главной причиной того, что его здесь поселили.
Лакей Майкл предложил помочь распаковать вещи, но Рен отослал его. Ему требовалось побыть в одиночестве, чтобы как следует обдумать случившееся за день. Рен развязал шейный платок и снял жилет. Наедине с самим собой церемонии излишни.
Осознание своего одиночества накрыло его с головой, когда он раскладывал нижнее белье по ящикам комода. Впервые в жизни он оказался предоставленным самому себе, без семьи, друзей и титула, который здесь всего лишь пустой звук. Нет даже возможности для привычного проведения досуга. Дорого бы он дал за спокойный вечер в своем клубе и возможность посмеяться с Бенедиктом за стаканчиком бренди. Рен вытащил привезенные с собой личные вещи: доску для игры в нарды и письменный прибор. Нужно написать письмо семье, сообщить, что добрался благополучно. Он переставил мебель по своему вкусу, чтобы уютнее чувствовать себя в новой обстановке. Нравится Эмме Уорд или нет, он наложит на это место свой отпечаток и начнет со своих комнат.
Надо признать, не такого приема он ожидал. Эффект неожиданности сыграл ему на руку, лишив Эмму возможности спрятаться за помпезностью тщательно спланированной церемонии. Вынужденная действовать по обстоятельствам, она показала свое истинное лицо. Но и Рен был немало удивлен. Готовясь иметь дело с консорциумом дельцов, он никак не ожидал, что, помимо него, окажется всего один акционер. Он-то надеялся, что люди будут рады его приезду, возможно, испытают облегчение оттого, что с их плеч снимут тяжкую обязанность управления плантацией. Реальность оказалась иной. Эмма Уорд явно не горела желанием ни разделить с ним власть, ни расстаться с ней.
Рену стало интересно, что скрывает эта женщина. Доставая бритвенный прибор, он продумывал план атаки. Будь на месте Эммы другая женщина, он предпочел бы вести себя вежливо и обходительно, но с ней такая тактика имела бы катастрофические последствия.
С Эммой нужно обращаться строго и жестко. Он ведь видел, с каким неприкрытым презрением она обошлась с Артуром Гридли. Готова съесть его живьем за то, что он хотел выставить ее нежным созданием вроде цветка. Это позабавило Рена. Если Эмма и цветок, то из тех, что заманивают ничего не подозревающую добычу, а потом плотно смыкают лепестки и держат в плену, из которого невозможно улизнуть.
Скоро она поймет, что он не дурак и не намерен играть в ее игры. Плохими манерами его не испугать. Если Эмма Уорд решила, будто холодный прием заставит его собрать вещи и уехать, ее ждет сюрприз. Она понятия не имеет, какие перспективы поджидают его в Англии – этого даже Китт не знает, и ее холодная враждебность не идет ни в какое сравнение с благородной бедностью, грозящей поглотить его, если он не преуспеет на плантации. Его сестры останутся старыми девами за неимением хорошего приданого или будут вынуждены связать себя узами брака с сомнительными мужчинами, потому что никто другой не захочет взять их в жены. Поместье постепенно придет в упадок из-за нехватки средств, чтобы чинить крыши и заменить обветшавшую мебель, а арендаторы уедут в поисках более плодородных полей.
Благородная бедность – это смертный приговор с отсрочкой исполнения, но Рен не сдастся без боя. Он будет бороться изо всех сил ради блага своей семьи. Даже если бы он мог уехать из «Сахарной земли» – а он не может, – даже если бы его семья не зависела от его успеха здесь – а она зависит, – речь идет о пятидесяти одном проценте, о его будущем. Так что он останется из практических и принципиальных соображений.
«Рену Драйдену нечего здесь делать!» – решительно рассудила Эмма, погружаясь в пенную ванну. Однако, вспоминая, как Рен боролся с пожаром, она вынуждена была признать, что он хорошо потрудился. Даже слишком хорошо. Как прирожденный лидер, он выстроил людей в цепочку для тушения пламени и сам встал впереди, работая наравне с другими. «Возможно, испугался за сохранность своего пятидесяти одного процента», – подумала Эмма, намыливая руки. Люди прониклись к нему уважением. Она прочла это на их лицах, когда он отдавал приказы. Но ей совсем не нужен харизматичный мужчина, способный свести на нет долгие годы ее упорного труда.
Знай он правду, все бы здесь присвоил себе. Как бы ей хотелось нарисовать для него идиллическую картину и уверить, что ему можно возвращаться домой. Но, как назло, загорелся курятник, на пожарище обнаружилась кукла-обеа, и Гридли подлил масла в огонь своим жалостливым восклицанием «Бедняжка Эмма!», едва все окончательно не испортив. Если Драйден решит, что его инвестиции в опасности, она от него никогда не избавится. Он уже продемонстрировал недюжинные задатки защитника, способного при необходимости превратиться в воина, который станет бороться за то, что ему дорого.
Эмму вдруг охватил жар, не имеющий ничего общего с горячей водой в ванне. Этот мужчина сводит ее с ума. Даже во время пожара она ни на секунду не забывала о его присутствии. Она незаметно следила за ним взглядом, любовалась игрой мышц его рук, когда он, закатав рукава рубашки, передавал ведра с водой. Она отметила и испачканный сажей подбородок, и блеск в глазах, когда он выкрикивал приказы. А какие ощущения она испытала, когда скакала с ним на одной лошади, прислоняясь спиной к его груди!
То был очень чувственный опыт. Она сидела у него между бедрами, и ее ягодицы терлись о его пах. Драйдена их близость ничуть не смущала, наоборот, раскрепощала. Ему удобно в своем теле, он сознает его привлекательность и способен на многие подвиги, наверняка и в постели тоже.
Не следует позволять себе такие неподобающие мысли о госте, особенно если хочешь поскорее его спровадить. Эмма подозревала, что является не единственной женщиной, мечтающей оказаться в объятиях Рена Драйдена. Он из тех мужчин, кто способен одним взглядом и прикосновением спровоцировать самые жаркие фантазии.
«Он опасен!» – подсказывал ей внутренний голос. Особенно для женщины вроде нее, ценящей независимость и не желающей, чтобы ее опекали. Опека означает некий кокон, щит, который ей вовсе не требуется. Дай она слабину – и Рен Драйден подорвет ее устои лишь потому, что это в его силах. В интересах Эммы придерживаться раз и навсегда выбранной тактики – игнорировать его, когда возможно, и сопротивляться, когда игнорировать невозможно.
Тем временем нужно продолжать жить, как будто ничего особенного не случилось. Хоть бы работники вышли завтра для выжигания полей перед сбором урожая, как планировалось!
Выжигание полей! Эмма резко села в ванне, так что вода и пена выплеснулись на плиточный пол. Следовало сообщить Рену! Но теперь слишком поздно. Она ведь уже попрощалась с ним сегодня, и если решит пойти сейчас к нему, то ей придется прежде одеться. Не бегать же по дому в ночной сорочке! Рен может решить, что она пересмотрела свое отношение к нему, а это совсем не соответствует действительности. Рен Драйден подобен искре, которую лучше не тревожить, чтобы самой не сгореть в пламени.
Глава 4
Пожар! Рен поспешно вскочил с кровати, встревоженный страшным жаром, зловонием, слепящей дымовой завесой. Мозг отчаянно заработал. Тедди! Сестры! Нужно их спасать! Его охватила паника, он ощутил мощный выброс адреналина в кровь.
Он вскочил с кровати и в темноте налетел на ее ножку, пребольно ударив палец и разразившись проклятиями. За полуприкрытыми планками жалюзи плясали оранжевые языки пламени. Запах гари стал отчетливее. Так пахнут сжигаемые листья. Рен запаниковал еще сильнее, поняв, что он не в Англии. Тедди и сестры в безопасности, а вот поля…
Подняв жалюзи, он в ужасе уставился на представшую его глазам картину. На сей раз горел не курятник, а тростниковые поля. Его тростниковые поля! Огонь пожирает его богатство! Рену с трудом удалось подавить приступ паники. Он вспомнил все, что прочитал перед тем, как отправиться на плантацию. Этот пожар создан намеренно, как подготовительная ступень перед сбором урожая, так как необходимо выжечь листья и внешнюю восковую оболочку тростника для облегчения жатвы и обмолота.
Опершись руками о подоконник, Рен задышал глубоко и размеренно, избавляясь от последствий шока. Его семья на другом конце света в безопасности. И эти поля тоже. Все хорошо. Но паника его вполне понятна. Осознание происходящего ничуть не умаляет опасности огня и не уменьшает запаха гари. Рассветное небо почернело от клубов дыма, на фоне которых оранжевое пламя казалось особенно угрожающим. Нетрудно было воспринять пожар как новую угрозу, особенно если ты еще не вполне очнулся от беспокойного сна.
Возможно, на то и был сделан расчет? По зрелом размышлении Рен решил, что Эмме следовало бы предупредить его о выжигании полей, так же как и написать ему в Англию и ввести в курс дела. Она снова предпочла этого не делать, предоставив ему самому разбираться, что к чему.
Рен пришел в себя и сообразил, что полностью обнажен, поскольку предпочитал спать голым и не видел причин изменять своим привычкам в новом месте. Поддайся он панике и выскочи в таком виде за дверь, мисс Уорд ждал бы хорошенький сюрприз. Что ж, обнаженного сюрприза она так и не получит, а вот одетого скоро увидит. Нужно показать, как сильно она ошибается, полагая, что может выжигать поля, не поставив в известность совладельца, и подталкивая тем самым к роли глупого несведущего новичка.
Рен, не торопясь, натянул бриджи и чистую рубашку, потом сапоги и сюртук, чтобы ни у кого не создалось впечатления, будто он поспешно вскочил с постели и бросился спасать поля. Нужно показать Эмме, что он ничуть не запаниковал.
Выйдя из дома, Рен заметил горстку людей, собравшихся на краю поля, и зашагал к ним. Они стояли на безопасном расстоянии от пламени и спокойно наблюдали за его распространением, что подтвердило подозрения Рена: пожар организован намеренно. Все три головы повернулись при его приближении, и не все оказались мужскими. Разумеется, Эмма тоже здесь. Стоит между двумя мужчинами, волосы заплетены в косу, переброшенную через плечо, одета в мужские бриджи, рубашку, обута в высокие сапоги. Этот наряд отлично подчеркивает ее длинные ноги и высокую крепкую грудь, что ничуть не способствует укрощению его эрекции.