В этом смешении шумов трудно было уследить за каким-то отдельным звуком. Например, за комариным писком над площадкой для барбекю. Но каждые несколько секунд шум уменьшался, и сквозь него пробивалась мелодия. Кто-то пел.
Я посмотрел на дорогу и увидел женщину, стоявшую на грязной обочине. Большой палец поднят в воздух. Слишком далеко, чтобы разглядеть ее черты, но я заметил, что она не молода. Обесцвеченные пергидролем светлые волосы, падавшие на лицо из-под красной лыжной шапочки. Небесно-голубая пуховая куртка. Выцветшие джинсы, заправленные в поношенные ковбойские сапоги. У ног лежит рюкзак и футляр для гитары. Немного худая; судя по всему, ей бы не помешал чизбургер.
Я бы не сказал, что ее голос был особенно сильным. В сущности, он казался усталым. Но, так или иначе, он обладал особенностью, которой лишены многие другие голоса: почти безупречным основным тоном, не говоря же о совершенном владении голосовыми связками.
Пока я наблюдал, перед ней остановился ржавый зеленый «Форд» с длинным кузовом и прикрепленным спереди снегоочистителем. Достаточно распространенное зрелище для позднего сентября в Колорадо. Впереди сидели три человека, еще двое сзади. Я видел, как женщина кивнула, подняла рюкзак и гитару и залезла в кузов, продемонстрировав силу, грациозность и незаурядную уверенность в себе. «Форд» покатился в долину в облаках бензиновых выхлопов.
Заблудившись в обрывках воспоминаний о чем-то знакомом, но неопределенном, и пытаясь удержать в голове последние исчезающие ноты, я внезапно вернулся к реальности: бензин лился из бака на мою обувь. На такой высоте воздух разрежен, и внимание бывает трудно сконцентрировать.
Кроме того, я всегда испытывал слабость к женщинам, которые умеют петь.
Я выехал на дорогу, и передо мной открылся один из наиболее великолепных видов, которые можно наблюдать через ветровое стекло в Колорадо: дороги на запад и юг из Лидвилля к Буэна Виста. Солнце заходило над заснеженными вершинами Ла-Платы, горы Элберт и горы Массиве. Между ними пролегал живописный исторический перевал Индепенденс, ведущий к модным курортам Аспена и Сноумасса, где жизнь отличалась неторопливостью и расслабленностью.
Колорадо похож на девушку, которую я знал когда-то. Он прекрасен при любом освещении. Каждый раз, когда меняется угол падения лучей, появляется что-то новое. Иногда обнаруживается что-то скрытое от глаз. В конце сентября и начале октября палитра Колорадо начинает меняться. Снег ложится на горные пики. Буйство красок достигает кульминации и начинает тускнеть. Увидеть Колорадо осенью – все равно что заглянуть в тронный зал. Колорадо зимой представляет собой воплощенное величие. Можете считать это признанием в любви.
Когда Бог создавал это место по своему слову, Он явно здесь задержался.
Я въехал в Буэна Висту сорок пять минут спустя и увидел женщину в голубом пуховике, сидевшую на краю тротуара. Голова ее была опущена на руки, ноги – в водосточном желобе. Она привалилась плечом к столбику парковочного счетчика. Ее куртка была порвана и с одного бока запачкана тормозным следом. Перышки выбились из дырки на плече, порхали вокруг и путались в ее волосах. Ее джинсы тоже были порваны на колене. Футляр для гитары исчез, а вокруг нее валялись куски того, что когда-то называлось гитарой. Зеленого «Форда» нигде не было видно.
Я стоял перед красным светофором с работающим двигателем и смотрел на нее. Зажегся зеленый свет, но движение в это время суток практически отсутствовало. Я переждал еще один цикл светофора, наблюдая за тем, как она встает и пытается надеть рюкзак. Ее правая рука была в крови и явно сильно ушиблена, а может, даже сломана. Она откинула с глаз волосы, но лыжная шапочка сбилась набок, и волосы еще больше стали ей мешать. Рядом с ней растеклась лужица крови. Шатаясь, она оперлась на паркометр и попыталась восстановить равновесие.
Я дернул ручной тормоз и выскочил из джипа как раз вовремя, чтобы увидеть, как закатываются ее глаза, а голова клонится вперед. Ее руки разжались, и она рухнула.
Прямо в мои руки.
Я стоял на тротуаре и держал незнакомую раненую женщину. Я подхватил ее рюкзак и подвел ее к джипу, где меня окутал исходивший от нее пьянящий запах. Вот оно. Тот самый аромат, который я чувствовал, когда заливал бензин. Я усадил ее и снял с ее головы шапочку, потому что она закрывала ей рот, а девушка явно нуждалась в свежем воздухе. Лишь тогда я увидел ее лицо.
Я резко выпрямился. Ни за что. Этого не может быть.
Я наклонился в салон и посмотрел на женщину еще раз. Должно быть, меня смутил цвет волос, и она стала старше, – впрочем, как и я. Но аромат остался, и это, без сомнения, был запах «Коко Шанель». Особенно когда она пользовалась этими духами.
– Должно быть, ты шутишь надо мной, – сказал я вслух.
Я проехал три квартала до больницы и остановился на временной парковке, а ее кровь капала на ремень безопасности. Я не думал, что у нее тяжелые травмы, но шишка, вспухшая на ее лбу, кое о чем говорила. Подхватив девушку с пассажирского сиденья, я понес ее ко входу в приемное отделение.
Там дежурила приветливая толстушка, которой нравилась текила и апельсиновые коктейли. Завсегдатаи местных баров могут многое рассказать о питейных привычках разных посетителей.
– Поможешь, Дорис? – осведомился я.
Она увидела, что женщина без сознания, ее кровь капала на белоснежный кафель, и нажала кнопку, автоматически открывавшую двойную дверь справа от меня. Я отнес женщину в кабинет экстренной помощи, а Дорис направилась следом, засыпая меня вопросами:
– Что случилось, Купер?
– Не знаю.
– Как она оказалась у тебя на руках в таком состоянии?
– Увидел ее на светофоре.
Дорис откинула волосы с лица женщины и сквозь зубы втянула воздух.
– Ты ударил ее?
– Нет, я вообще к ней не прикасался.
– Что ты делал на светофоре?
– Дорис, я могу ее куда-нибудь положить?
Она показала место, и я уложил женщину на стол.
– Купер, – Дорис смерила меня взглядом поверх очков для чтения, – ты что-то скрываешь? Тебе нужно позвонить адвокату?
– Дорис, ты смотришь слишком много уголовных сериалов. Почему бы просто не вызвать врача?
Дорис недолюбливала меня, поскольку за эти годы я неоднократно отвергал ее заигрывания, что неизбежно ускоряло ее переход к третьей и четвертой порциям апельсинового коктейля. Она нахмурилась и постучала карандашом по планшету. Ее глаза блуждали по мне с выражением, которое на две трети было желанием, а на одну треть – неодобрением. Она почесала макушку кончиком карандаша.
– Ты, случайно, не знаешь, как ее зовут? Все будет лучше, чем Джейн Доу[4].
– Вообще-то, знаю.
Она ждала.
– Дорис, познакомься с Делией Кросс.
Дорис подалась вперед, нахмурив брови.
– «Когда я попаду туда, куда иду?» Та самая Делия Кросс?
– Та самая, – кивнул я.
Я осторожно положил голову Делии на подушку и попрощался с Дорис. Я даже вернулся к джипу…
Но двадцать минут спустя врач обнаружил меня сидящим в приемной с чашкой плохого кофе из автомата.
– Купер.
– Привет, Билл. – Я пожал его руку.
– Дорис сказала, что ты знаешь пациентку.
– Когда-то мы были знакомы. Давным-давно.
– Ну, она здорово ударилась головой. Легкое сотрясение. Голова поболит еще день-другой. Сильная контузия правой руки, которую кто-то защемил дверью автомобиля. Вряд ли перелом, скорее всего трещина, но довольно тонкая, даже на рентгене можно не разглядеть. Так или иначе, в ближайшие несколько дней она будет чувствовать себя неважно. – Он немного помедлил. – Какое ты имеешь отношение к этому?
– Я остановился у светофора. Она рухнула на мостовую. Теперь она здесь.
– Ты видел, что произошло?
– Нет. Я видел, как она голосовала на обочине в Лидвилле и села в автомобиль, но тогда я не узнал ее. Или автомобиль.
Он посмотрел в окно.
– Какого цвета он был?
– Бледно-зеленый, с желтым снегоочистителем. «Форд» с длинным кузовом. Ржавые колесные дуги.
Он указал на дальний угол автостоянки:
– Примерно такой?
Я посмотрел:
– Тот самый.
– Я только что наложил пятнадцать швов на скальп длинноволосому парню в комбинезоне. Он сказал, что упал.
– У нее была гитара, – заметил я.
Врач уперся взглядом в длинный коридор, потом повернулся ко мне:
– Я позабочусь о ней.
– Она останется здесь на ночь?
– Сейчас я не могу отослать ее домой. Она спит. Будем наблюдать за ней; возможно, отпустим завтра утром.
Я повернулся к двойной двери и показал мобильный телефон:
– Сообщи, если что-то изменится.
Он глянул через плечо:
– Ты действительно знаешь Делию Кросс?
Я покачал головой:
– Это было двадцать лет назад, в другой жизни.
– Ничего себе. Как там назывался ее главный хит? – Он порылся в памяти. – «Долгий путь домой»?
Я не стал исправлять его.
– Что-то вроде того.
– Ну и дела. Чудо одного хита из Буэна Висты. Я всегда гадал, что происходит с такими людьми.
– Вообще-то, у нее было четыре чудесных хита.
– Судя по тому, как обстоят дела, удача от нее отвернулась. – Врач неуверенно покачал головой, прежде чем продолжить: – Судя по грязи, она провела последние несколько дней где-то на обочине. Кроме того, она сильно обезвожена, поэтому я поставил ей капельницу. Пусть полежит до утра.
– Спасибо. У тебя есть мой телефон.
Я вышел на стоянку, сел в джип, включил зажигание и постарался не смотреть в зеркало заднего вида.
Это было непросто.
Глава 3
Кофейня – главное место утренних встреч в Буэна Висте, эпицентр городской деятельности почти что до полудня. Оттуда народ лениво переходит через улицу в «Трейлхэд», – здешний хозяйственный магазин с кафе, где подают фермерский ланч, – а уж там люди меняют кофе на местное светлое пиво. Здесь же многие из «временно незанятых», то есть безработных, проводят целые дни, сидя за столиками с видом на улицу, глядя в свои телефоны и пытаясь изобразить, будто они занимаются чем-то важным. По большей части они раскладывают пасьянс «косынка».
Обеденные варианты включают и «Эддилайн» – титулованную мини-пивоварню, где готовят приличную пиццу. В «Азиан Пэлэс» подают удивительно хорошую темпуру и суши, что выглядит несколько странно, учитывая расстояние до побережья. В стратегически верно расположенном продуктовом фургоне продают посредственные кукурузные лепешки с рыбой, а за соседней дверью человеческая страсть к самогонке может получить вполне достойное удовлетворение на винокурне «Дирхаммер». Местный любимый напиток называется «Черный бизон». Судя по всему, несколько лет назад в город приехал какой-то литератор, который внес тонкие изменения в рецепт «Буфало негро»[5], и в наши дни «Черный бизон» стал визитной карточкой Буэна Висты. Он появился в меню Стимбота, Вэйла и Аспена, и люди приезжают сюда даже из Флориды, чтобы попробовать его.
Подобно большинству населенных пунктов в верхнем Колорадо, Буэна Виста зародилась как поселок самогонщиков с шахтерским довеском, и с тех пор мало что изменилось.
В семь утра, когда открылась кофейня, я был первым в очереди. Я заказал два тройных кофе с «Хони бэджером»[6] и медленно поехал к больнице, пытаясь отговорить себя от визита в это заведение. Когда я остановился и выключил двигатель, то все еще продолжал спорить с собой. Наконец я приказал себе заткнуться и вошел внутрь. Там я поднялся на лифте на четвертый этаж, и медсестра показала мне, как пройти в палату 410.
Когда я вошел в комнату, свет был выключен, но в окно струился мягкий солнечный свет. Делия сидела и смотрела в окно; ее правая рука была плотно забинтована и лежала на коленях. Два пальца заметно опухли. Шишка на голове исчезла, но багровый след остался. Когда она повернулась и увидела меня, у нее буквально отвисла челюсть. Она закрыла рот, ее глаза заблестели от слез.
– Кууп… – выдавила она надтреснутым голосом. – Ох, боже мой…
Она подтянула колени к груди, словно привыкла обнимать себя. Я подошел к краю кровати, поставил кофейные кружки на столик и сел, сложив руки на коленях, так что наши глаза оказались на одном уровне.
Несколько минут она просто сидела, качая головой. В ее глазах стояли слезы. Ее глаза всегда были круглыми, как у негритянки, и большими, как мячики для гольфа. Большие глаза – большие слезы. И одна из них вырвалась на волю и побежала по ее щеке.
Она положила руку на одеяло ладонью вверх. Своего рода приглашение.
– Как поживаешь?
Я протянул руки над кроватью и взял ее ладонь. Она изучила шрамы на моей правой руке и провела по самому длинному кончиком указательного пальца. Вторая слеза покатилась следом за первой.
– Нэшвилл?
– Да, – тихо ответил я.
– Она в порядке?
Я пожал плечами и попытался улыбнуться. Потом сжал и разжал кулак.
– Работу делать может. Напоминает мне, когда приближается гроза.
– А ты… ты еще?.. – неуверенно спросила она.
Я кивнул:
– Иногда. Когда могу.
Она потянулась и едва не прикоснулась кончиками пальцев к моему горлу, но потом передумала.
– У тебя совсем другой голос. Как у крестного отца.
Я кашлянул.
– Это бывает полезно, когда мне звонят люди и пытаются что-нибудь продать.
Она тихо рассмеялась, и груз, давивший на ее плечи, подкатился к краю и заколебался. Либо он упадет наружу и освободит ее, либо упадет внутрь и сокрушит то, что от нее осталось. Она растерянно огляделась по сторонам.
– Ты знаешь, как я сюда попала?
– Я остановился у светофора и увидел, как ты ухватилась за парковочный счетчик. Потом ты упала, и я подхватил тебя. Я не знал, что это ты, пока не отнес тебя в джип и не приехал сюда.
Она с трудом пыталась сложить кусочки головоломки.
– Ты здесь живешь?
– Ну да. – Я отхлебнул кофе.
Она выглядела смущенной.
– Ты подобрал мою гитару?
– Там остались лишь куски да щепки на тротуаре. Но я забрал твой рюкзак.
Она осознала утрату. Я предложил ей кофе.
– Это из нашей местной кофейни. Туда добавляют бальзам под названием «Хони бэджер», который, если смешать его с тройным кофе, позволяет человеку начать день так, как предписывал Господь.
Она отпила и кивнула, но, хотя кофе и начал рассеивать медикаментозную дымку, он ничего не мог поделать с гориллой, сидевшей у нее на плечах. Мы сидели молча. Я передал ей бумажную салфетку и указал на ее губу:
– У тебя там пена…
Она вытерла рот, промокнула глаза и попробовала усмехнуться:
– Я оставила ее на потом.
– Куда ты направлялась? – спросил я, чтобы прервать неловкое молчание.
– В Билокси. Мне предложили площадку в казино… и комнату. Я могу и столики обслуживать… – Она неуклюже повела плечами; дальше можно было не продолжать.
– У тебя есть вторая гитара?
Она покачала головой.
– Как ты туда доберешься?
Она улыбнулась и подняла в воздух большой палец.
– У тебя есть место, чтобы остановиться на какое-то время?
– Я не собиралась останавливаться. – Она указала на свой рюкзак. – У меня есть карта хостелов. Иногда по вечерам я могу играть в баре или… откладывать немного денег, чтобы доехать до следующего города. Только до тех пор, пока я не доберусь до Миссисипи.
В палату вошел доктор Билл.
– Как вы себя чувствуете этим утром? – Он достал стетоскоп из кармана белого халата и стал слушать ее сердце. Она посмотрела на него, прищурив один глаз.
– Было бы лучше, если бы мир перестал кружиться перед глазами.
– У вас здоровенная шишка на голове. – Он посветил ей в зрачки и подержал запястье, считая пульс, потом осмотрел ее руку.
– Здесь больно?
– Болезненно.
– Примите что-нибудь от боли. Приложите лед. Вам нужно несколько дней покоя. Ничего страшного, но лучше поберечься. У вас есть вопросы?
– Я могу уйти?
Он повесил стетоскоп на шею и посмотрел на пустой пакет с жидкостью для вливаний на капельнице над кроватью.
– Дайте мне несколько минут на подготовку ваших бумаг, и вы можете быть свободны. Но никаких поездок в ближайшие несколько дней. Никаких волнений. Никакого яркого света. Никаких компьютеров и набора текстов. Отдых – ваш друг.