– Поняла, – прошептала девочка и два раза кивнула для большей убедительности, что она усвоила папины наставления.
– Давай телефон, я поставлю его на зарядку. А вы разувайтесь, раздевайтесь и идите с мамой мыть руки, а потом ужинать.
– Но, пап, я вообще-то гулял и собирался продолжить, – запротестовал Никита.
– Нет! Гулянок с нашей семьи на сегодня хватит! – таким строгим сын ещё не видел отца.
Артём не прикрикнул на сына, но железные ноты в голосе явно давали понять Никите, что спорить бесполезно, и на любое сопротивление будут предприняты меры, а, возможно, и физическое вмешательство. Артём взял из ручонки дочери телефон и ушёл в комнату. Включив телефон, Артём, как и предполагалось, обнаружил батарею почти полностью заряженной.
Перед тем как выключить прикроватный светильник, муж сказал жене о заряженной батарее. Супруги решили, что с этих пор будут провожать в школу и встречать оттуда свою дочь.
3
Она сделала пару глубоких затяжек и оценивающим взглядом посмотрела на свою жертву. Она всегда выкуривала сигарету, медленно и аккуратно достав её из пачки, прежде, чем преступить к трапезе. Употреблять пищу сразу после её убийства она считала слишком животным поступком, она должна была изучить убитое тело, впитать в себя всю боль, которую тело чувствовало во время умерщвления. Она прокручивала в голове все свои действия во время убийства, помнила крик… нечеловеческий крик жертвы, её глаза, наполненные страхом и ужасом, содрогание этого тела от ударов острым ножом…
Только потом она могла начать вкушать…
Начинала она всегда с голени. Крепкие, натянутые мышцы ног ей нравились больше всего, кожа на голени тонкая и нежная, поэтому не обязательно её срезать и с отвращением отбрасывать в сторону, достаточно её прокусить. Она всегда начинала прокусывать кожу голени с тех участков, где кровеносные сосуды были ближе всего к коже, чтобы кровь стекала по зубам и губам на шею и ниже по обнажённому телу. Она ела, будучи без одежд, так практичней и приятней, не требуется после трапезы отмывать от одежды кровь, но прежде всего ей нравилось быть ближе к жертве, так их не разделяли куски ткани, которые люди носят, дабы прикрыть своё тело от других таких же прикрывающих своё тело людей. Ей самой приходилось облачаться в одежды, чтобы не выделяться из толпы.
Докурив, она медленно приблизилась к мёртвому телу, нежно обхватила руками голень жертвы и впилась в неё крепкими и острыми зубами. Кровь стекала по её телу, щекоча струйками шею, грудь и живот, иногда струйка попадала ей в пупок, создавая там алую, вязкую лужицу. От всего происходящего она получала удовольствие, сравнимое с сексуальным. Жёсткие мышцы резались об острые зубы у неё во рту и постепенно превращались в небольшие шарики фарша, которые с потоками слюны попадали в горло, а оттуда катились по пищеводу.
Употребив голень, она закуривала ещё одну сигарету и смотрела на обглоданные кости, торчащие из бедер и упирающиеся в стопу, внимательно изучив которую, она решила полакомиться пальчиками, ногти которых были покрыты красным лаком. Она спокойно, не отводя глаз от маленьких, вырастающих из окровавленной стопы пальцев, взяла со стола пузырёк с жидкостью для снятия лака и комок белой ваты. Тщательно затушив бычок в пепельнице, она принялась стирать лак с ногтей пальцев ног жертвы. Она не любила, когда жертва наносила на ногти лак, он портил всю естественность ногтя. Лаки красного и чёрного цветов её раздражали больше, нежели остальные, и дело было вовсе не в цвете, их стирать было сложней остальных, но, не смотря на трудность, она продолжала монотонно удалять лак с ногтей жертвы.
Закончив, она встала, поставила баночку с жидкостью для снятия лака обратно на стол и пошла в ванную комнату, где выкинула использованные куски ваты и тщательно с мылом вымыла руки, от которых даже после этого исходил мерзкий запах растворителя, что было ещё одной причиной её нелюбви к лаку для ногтей. Запах забивался ей в нос, тем самым не давая ощутить аромат мертвых, но ещё не начавших испускать запах мертвечины, тканей тела жертвы и крови, начинающей засыхать на её теле. Наполнив небольшой тазик тепловой водой из крана и взяв чистое вафельное полотенце, она вышла из ванной комнаты, подошла к жертве, лежавшей на медицинской кушетке, и принялась отмывать стопы от грязи и растворителя. Закончив все эти действия, она принялась употреблять чистые пальчик ног жертвы. Пальчики всегда были для неё десертом, она начинала их есть только после того, как употребит обе голени, сейчас же ей хватило одной голени, чтобы насытиться. Закончив обгладывать маленькие косточки пальцев, она чуть отстранилась от пищи и оценивающе посмотрела на стопы, одна из которых обрамляла кости полу съеденной ноги.
Она никогда не отрезала перед употреблением части тела жертвы, ей нравилось смотреть, как кости упираются в мышцы и кожу не съеденных участков и снова вырастают с другой стороны этих участков.
Выкурив ещё одну сигарету также медленно, как и предыдущие, она взяла со стола острый тесак и принялась расчленять тело.
Плотно сложив куски тела в контейнеры, она сначала оделась в одежду, которую носила дома, а именно широкие плюшевые штаны и обтягивающий топ, подчеркивающий её упругую грудь третьего размера, а потом перенесла контейнеры в морозильную камеру, где хранила недоеденные тела. Голову она положила отдельно, накрыв её специально приготовленной тряпкой так, чтобы не было видно глаз. Заготовок ей хватало на несколько недель, поэтому никому не нужные одинокие люди могли вздохнуть спокойно, ближайшее время им не грозит возможность быть съеденными успешным адвокатом. Морозильная камера занимала всё помещение подвала, некогда предназначенного для заготовок из овощей и фруктов на зиму. Подвал и теперь служил своему изначальному предназначения, однако содержимое заготовок было несколько отличным от заготовок нормальных жителей мегаполиса.
Замороженное мясо она уже не употребляла сырым, ибо оно теряло всю свою свежесть, поэтому, разморозив кусок из одного из контейнеров, она готовила из него еду на плите или в духовом шкафу. Она очень любила готовить и экспериментировать с блюдами, поэтому что-то подчёркивала из своих любимых телевизионных кулинарных передач, а что-то придумывала сама.
Поднявшись из подвала в дом, и, прежде чем приняться за уборку, она включила телевизор, висевший в углу её кухни. Она нагнулась, чтобы взять с пола таз с грязной водой и плавающей в ней тряпкой и направилась в ванную комнату, чтобы выжать тряпку, а содержимое таза вылить в унитаз. Когда она подняла корпус своего тела, держа в руках таз, по телевизору передавали сюжет новостей, заинтересовавший её так, что она задержалась перед тем, как отнести таз в ванную. Сюжет был о преступнике, которого обвиняли в страшных для нормального общества деяниях.
– Я буду его защищать, – чётко решила она.
Она никогда ещё не выбирала подзащитного сама, даже если заранее знала о его финансовых возможностях и способности сполна оплатить её услуги, однако этот случай она не могла оставить без своего вмешательства. Но прежде, чем действовать, необходимо было смыть кровь с пола и кушетки, поэтому она продолжила свой путь с тазом в ванную, выжала тряпку, выкинула её в пакет для мусора, в котором уже лежала вата, пропитанная жидкостью для снятия лака. Потом она вылила грязную воду в унитаз и нажала кнопку спуска воды. Всполоснула таз в ванне и наполнила его тёплой водой, предварительно налив в него средство для мытья и дезинфекции. Кинув в таз новую половую тряпку, она прошла в комнату, где занялась тщательной уборкой, после которой новая половая тряпка была выброшена в мусорный пакет. Позже она спустится с этим пакетом в подвал, положит в него голову, прикрытую тряпкой, вместе с этой тряпкой, конечно, выйдет во двор к машине, положит пакет в багажник, чтобы уехать загород и сжечь мусорный пакет с содержимым в безлюдном месте.
И только после этого действа по приезду домой она включит свой ноутбук, зайдёт в Интернет, узнает имя преступника, чтобы уже завтра найти его контакты через соответствующие инстанции для связи с преступником, дабы оказать ему юридическую помощь, если понадобится, то и бесплатную, благо её финансовое положение позволяло не брать плату за это дело. К тому же в ближайшем будущем она получит аванс от матери двадцатилетнего парня, проходящего по 111 статье.
4
– Паааап! По телевизору того дядю показывают! – прокричала Ксюша из комнаты, маленьким пальцем указав на экран телевизора.
Это было в обычное воскресное утро. Никита ещё спал, а супруги на кухне дружно готовили завтрак. Совместное приготовление завтрака по воскресеньям не было временем, проводимым с нежностью и взаимной заботой, это было что-то вроде привычной традиции, которую Артём и Юлия за период долгой совместной жизни ещё не нарушили. Процесс приготовления пищи по утрам в воскресенье был отлаженным. Неловкие столкновения в тесном помещении давно перестали иметь место, ибо передвижения по кухне отточены временем. По разным причинам супруги не нарушали данную традицию уже много лет: она потому, что находила такое времяпровождение достаточно милым и еженедельно сближающим их как пару, оно будто возвращало их, по мнению Юлии, в те времена, когда они не могли друг от друга оторваться и проводили вместе каждую свободную для этого минуту, при этом совместное приготовление завтрака было с налётом всех лет, прожитых вместе, весь процесс говорил будто «мы давно вместе, но мы всё ещё можем беззаботно и с беспредельным пониманием, полученным за годы жизни, продолжать с любовью, проверенной годами, готовить завтрак вместе утром, что делает нашу жизнь ещё счастливей»; он потому, что не хотел нарушать по каким-то причинам необходимую традицию, тем более она – традиция, не была уж такой неприятной, всё-таки Артём испытывал крепкие и нежные чувства к своей спутнице жизни.
Телевизор в комнате, где Ксюша играла со своей куклой, работал без звука, и маленькая Ксения не могла услышать, что говорят о том мужчине, который пару дней назад на детской площадке попросил у неё телефон.
– О каком дяде ты говоришь, милая? – крикнул отец из кухни, автоматически передавая нож своей супруге.
– Ну, тот, который телефон на площадке у меня просил!
– Включи звук! – крикнул Артём, ринувшись в комнату, при этом нарушив всю идиллию и налаженность процесса приготовления завтрака.
Реакция Юлии была менее быстрой, потому нарушение налаженного процесса приготовления завтрака с её стороны произошло на пару секунд позже.
А Ксюша тем временем судорожно искала пульт от телевизора, быстро передвигаясь по комнате. Когда родители через несколько секунд после того, как попросили включить звук, забежали в комнату, сюжет новостей сменился на другой, и они так и не успели увидеть лицо мужчины, который намеренно, а в этом они были уверены, выключил телефон их маленькой дочери, так и не успели услышать о причинах, по которым этот неизвестный мужчина стал героем сюжета новостей по центральному каналу.
Артём, быстро нашедший пульт под подушкой на диване, включил звук телевизора, но это никоим образом не помогло в понимании происходящего в предыдущем сюжете.
– Милая, что показывали, кроме того дяди ещё?
Артём присел рядом с дочерью на диван, на который запрыгнула Ксюша, как только папа нашёл пульт. Отец пытался зацепиться хотя бы за что-нибудь, что могла рассказать его дочь.
– Ничего… Сначала говорила тётя, ну, ведущая, а того дядю показывали в маленьком квадратике в углу экрана, а потом квадратик увеличился и занял весь экран.
– И просто показывали лицо этого мужчины? Ничего больше?
– Да. Но он был очень грустный, не такой, когда ко мне подходил на площадке тогда, – проговорила Ксюша голосов виноватого и оправдывающегося ребёнка, – показывали только лицо, поэтому не было видно, какой он высокий, но всё равно я его узнала.
– Думаю, о нём рассказывали что-то хорошее, – погладил отец дочь по голове, и встал с дивана, уходя на кухню и уводя с собой жену, – Ксюша, дорогая, переключи на мультики.
Зайдя на кухню, Юля перестала сдерживать эмоции:
– Ты понимаешь, что этот мужчина, – начала шепотом кричать она, указывая пальцем в комнату, где стоял телевизор, будто этот мужчина сейчас находился в этой комнате, – преступник! И одному богу известно, что он хотел сделать с нашей дочерью!
– Думаю, дорогая, это известно не только Богу, но и работникам СМИ, а, следовательно, и доброй половине нашей страны. Надо посмотреть в Интернете этот выпуск новостей, чтобы узнать, что мог этот урод сделать с нашей дочерью.
– Надо узнать, на свободе ли он… Если он разгуливает по улицам нашего города, он доберётся до нашей дочери!
– Милая, не паникуй, думаю, он затаился, если его ещё не поймали, – пытался успокоить свою жену муж.
– Артём! Ты понимаешь, что наша Ксюша его видела?! – крик Юлии переставал быть шепотом.
– Тише, дорогая, ты испугаешь дочь.
– Мааа, ты меня звала? – крикнула девочка, увлечённая советским мультфильмом, из комнаты.
– Нет, милая, всё хорошо, – также громко ответила вопрошающей дочери её мать, а потом снизив громкость своего голоса, продолжила разговор с мужем, – ты понимаешь, Артём, что Ксюша, наша Ксюша, его видела, – повторила жена супругу только с большей паникой в голосе.
– Так, Юля, – Артём взял жену за плечи и заглянул в её голубые глаза, – я сейчас посмотрю в Интернете эфир прошедшего выпуска новостей, всё узнаю, поэтому давай не будем паниковать раньше времени.
Юлия покорно кивнула головой.
– Милая, мы ведь даже не знаем, преступник ли он, это только наше предположение.
Юлия снова покорная кивнула головой.
Однако оба супруга понимали, что мужчина, выключивший несколько дней назад телефон их дочери, преступник. Опасный преступник, вероятно разгуливающий на свободе, возможно даже разыскивающий их дочь, которая, а вернее родители которой, ибо она далеко не совершеннолетняя, могут дать следствию, развернувшемуся в таком масштабе, что это даже транслируют по новостям на центральном канале, показания совсем не положительно влияющие на его громкое дело.
– О, Господи! Что он хотел сделать с нашей дочерью! – с ужасом возмущалась Юлия после того, как супруг, узнав информацию о преступнике, передал её жене.
Юлия, конечно, говорила шепотом, дабы не разбудить дочь, которую только уложили спать, завтра вставать рано и идти в школу. В их спальню вошёл Никита, что было редкостью, так как он не особо любил общество своих родителей.
– Никита? – с удивлением обратился к нему отец.
– Мелкая мне сказала, что мужика, который телефон у неё просил, по ящику показывали.
– А, да, – с напускной небрежность прокомментировал слова сына Артём, – наверное, какой-то общественный деятель.
– Общественный деятель, который просит телефон у маленькой девочки, выключает его и уходит?! Да, ладно, мам, пап, не заливайте. Мне не 7 лет, как Ксюше.
– Откуда ты знаешь про телефон? – спросил Артём.
– Я видел, как вы его накануне происшедшего заряжали.
Супруги переглянулись, удивляясь наблюдательности их стремительно взрослеющего сына, которого, по их мнению, дома ничего, кроме видеоигр и еды, не интересует.
– Так что давайте, выкладывайте, что на этого урода накопали.
5
В понедельник она, как всегда, проснулась в 7 часов утра, чтобы к 9-ти прибыть на работу. Будильник зазвучал медленной и спокойной мелодией, дающий ей понять, что уже пора начинать сборы к работе. Она открыла глаза, осмотрев комнату на предмет чего-то подозрительного и необычного в ней. Она всегда осматривалась, прежде, чем встать, ведь с её образом жизни в её квартиру могли незаметно проникнуть сотрудники правоохранительных органов для обыска и ареста её персоны. Конечно, она всегда действовала осторожно и тщательно заметала следы, жертв она всегда выбирала одиноких, которых длительное время не возьмутся искать даже коллеги и сотрудники с работы, преподаватели и одногруппники из учебных заведений. Она долго отслеживала свою жертву и, если убеждалась, что та ответственный сотрудник, студент, семьянин и тому подобное, которую или которого в скором времени после исчезновения начнут искать, оставляла данную слежку и пускалась на поиски другого более подходящего на роль её жертвы человека. Найдя жертву, она продолжала за ней следить до наступления подходящего момента для убийства и поглощения в пищу. Поиск жертвы мог занимать у неё месяцы, поэтому она всегда делала запасы, ибо обычная пища не удовлетворяла её голода так, как плоть человека.