Так или иначе, ответ написали, конверт запечатали и отправили. Дело было сделано, а Харриет спасена. Весь вечер она сидела в печали. Понимая ее сожаления, вызванные добротой души, Эмма старалась облегчить их ласковыми речами, в которых порой мелькало имя мистера Элтона.
– На Эбби-Милл меня уж никогда более не пригласят, – горестно промолвила мисс Смит.
– Если б вас даже и пригласили, мой друг, я бы не вынесла разлуки с вами. Вы слишком нужны нам в Хартфилде, чтоб отпускать вас на ферму.
– А уж я, наверное, и не захотела бы туда поехать, ведь мне нигде не бывает так хорошо, как здесь.
Через некоторое время Эмма услышала:
– Полагаю, миссис Годдард очень удивится, ежели узнает, что произошло. Да и мисс Нэш, верно, тоже… Мисс Нэш находит, будто ее сестра весьма удачно вышла замуж, хотя жених был простой торговец мануфактурой.
– Школьной учительнице, Харриет, и не пристало проявлять больше гордости или утонченности. Не сомневаюсь, что мисс Нэш позавидовала бы такому предложению, какое вы получили. Даже такая партия была бы для нее успехом. О том же, насколько лучшая будущность, вероятно, ожидает вас, она едва ли может подозревать. В Хайбери пока не начали судачить о том внимании, которое оказывает вам некий джентльмен, однако от нас с вами не укрылись ни его взгляды, ни особенная любезность.
Харриет, зардевшись, с улыбкой пробормотала нечто вроде того, что ей и самой непонятно, чем она порой так нравится людям. Напоминание о мистере Элтоне приободрило ее, однако вскоре она снова принялась жалеть отвергнутого мистера Мартина.
– Сейчас он, должно быть, уже получил мое письмо, – произнесла мягко девушка. – Знать бы, что они все теперь делают, сказал ли он сестрицам… Ежели он огорчен, то и они тоже. Но я надеюсь, что не очень его опечалила.
– Подумаем лучше о тех наших отсутствующих друзьях, кто занят более приятным делом! – воскликнула Эмма. – Мистер Элтон в эту самую минуту, возможно, показывает ваш портрет маменьке и сестрам, говоря при этом, как красив оригинал. Когда его попросят раз пять-шесть назвать имя избранницы, он согласится, и будет не чье-то иное, а ваше.
– Мой портрет? Но разве мистер Элтон не оставил картину на Бонд-Стрит?
– Если так, то я совсем его не знаю! Уж поверьте мне, дорогая моя скромница Харриет, портрет окажется на Бонд-стрит лишь тогда, когда мистеру Элтону придет пора отправляться в обратный путь. Ну а весь сегодняшний вечер ваш образ будет ему и другом, и утешением, и отрадой. Имея портрет при себе, он раскроет свои замыслы родным и расскажет им о вас, а они, глядя на вашу красоту, преисполнятся приятнейших из всех человеческих чувств – любопытства и теплого предрасположения. Как живо и весело разыграются их нетерпеливые умы!
Харриет опять улыбнулась, и с этого момента ее улыбки раз от раза делались менее печальными.
Глава 8
Ближайшую ночь Харриет провела в Хартфилде. Поскольку в последние несколько недель она ночевала в доме Вудхаусов чаще, нежели у себя, в ее распоряжение отдали отдельную спальню. Эмма полагала, что для подруги будет во всех отношениях лучше и безопасней, если она пока будет проводить в поместье как можно больше времени. Наутро ей пришлось пойти на час-два к миссис Годдард, однако было решено, что затем она прогостит в Хартфилде несколько дней кряду.
В ее отсутствие Вудхаусов навестил мистер Найтли. Посидев немного в гостиной, он, горячо поддерживаемый Эммой, убедил ее папеньку не откладывать заранее задуманную прогулку, что, однако, противоречило правилам старика как учтивого и гостеприимного хозяина. Всякий заметил бы доходившее до смешного несходство между пространными извинениями церемонного мистера Вудхауса и короткими решительными ответами прямодушного мистера Найтли.
– Смею надеяться, вы меня простите и не сочтете мое поведение слишком уж бестактным, если я, воспользовавшись советом Эммы, выйду погулять с четверть часика. Полагаю, мне лучше сделать мой скромный моцион именно теперь, пока солнце светит. Ежели оно скроется, я лишен буду такой возможности. Вы уж простите меня, мистер Найтли, что обхожусь с вами этак попросту. Мы, люди старые и больные, порой позволяем себе быть неучтивыми.
– Мой дорогой, вы так церемонитесь со мною, будто я вам чужой.
– Оставляю вам дочь, которая преотлично меня заменит. Она счастлива будет развлечь вас. А засим покорнейше прошу меня извинить и отправляюсь на свой зимний моцион – разика три пройдусь туда-сюда по аллейке.
– Это правильно, сэр.
– Я просил бы вас, мистер Найтли, составить мне компанию, однако хожу очень медленно, и вам быстро наскучит меня сопровождать. К тому же впереди у вас другая прогулка, и весьма длинная – в аббатство Донуэлл.
– Благодарю вас, сэр, благодарю. Я и вправду собираюсь уходить – теперь же. Чем ранее вы отправитесь, тем лучше. Позвольте я подам вам пальто и открою дверь в сад.
Мистер Вудхаус наконец вышел, однако мистер Найтли, вместо того чтобы тотчас тоже уйти, снова сел, явно расположенный к продолжению беседы, и заговорил с Эммой о Харриет, причем благосклоннее, чем когда-либо прежде.
– Я не ценю красоту мисс Смит так же высоко, как вы, но она премилое создание, и нрав у ней добрый, насколько могу судить. Достоинства ее и недостатки зависят во многом от того, кто с нею рядом. Попади она в хорошие руки, из нее выйдет достойная женщина.
– Я рада, что вы так говорите. Ну а добрые руки, надеюсь, не заставят себя долго ждать.
– Полноте, Эмма, я знаю, как вам не терпится получить комплимент, а потому скажу, что вы в самом деле усовершенствовали вашу подругу. Теперь она более не хихикает, как школьница, и это, безусловно, ваша заслуга.
– Спасибо, я бы очень огорчилась, если б мне не удалось принести ей некоторую пользу. Однако вы не часто балуете меня похвалой.
– Вы сказали, что опять ждете мисс Смит сегодня?
– С минуты на минуту. Она уже отсутствует дольше, чем предполагала.
– Видно, что-то ее задержало. Быть может, к ней пришел посетитель.
– Ох уж эти хайберийские сплетницы! Несносные создания!
– Полагаю, не все окрестные жители так же несносны для Харриет, как для вас.
Зная, что спорить с этим означало бы грешить против истины, Эмма не ответила, и мистер Найтли, улыбаясь, прибавил:
– Не возьмусь с точностью назвать место и время, однако у меня есть все основания вас уверить: ваша маленькая компаньонка вскорости услышит нечто весьма для себя благоприятное.
– Неужели? И что же это будет за новость? Какого рода?
– Самого серьезного, – ответил мистер Найтли, не прекращая улыбаться. – Уж поверьте.
– Самого серьезного? В таком случае мне приходит на ум только одно: кто-то влюблен в нее и поверил вам свою тайну, – сказала Эмма, питая довольно сильную надежду на то, что джентльмен, намекнувший мистеру Найтли о своих чувствах к Харриет, не кто иной, как мистер Элтон.
К ее свойственнику многие обращались за советом, и тот, кого она прочила в женихи своей подруге, тоже питал к нему почтение.
– Скоро (говорю вам это с полным основанием) Харриет Смит получит предложение руки и сердца, причем из уст достойнейшего человека – Роберта Мартина. Дело, похоже, решилось, пока она гостила на Эбби-Милл. Он без памяти в нее влюбился и намерен жениться.
– Это очень любезно с его стороны, – молвила Эмма, – но уверен ли он, что она пожелает за него выйти?
– Ах да, я выразился неточно. Он намерен просить ее руки. Теперь вы довольны? Позавчера вечером он приехал ко мне в аббатство за советом. Зная мое доброе расположение к нему и к его родным, он, полагаю, считает меня одним из лучших своих друзей и потому пришел спросить, не будет ли это, на мой взгляд, неразумно, если он женится так рано. И не слишком ли она молода, чтобы выйти замуж. Да и вообще, одобряю ли я сделанный им выбор. Его отчасти смущает то, что Харриет (особенно с тех пор, как вы приблизили ее к себе) приобрела репутацию девицы из высшего круга. Слушать Роберта Мартина было для меня истинным удовольствием. Я не видывал еще человека более разумного: никогда не скажет лишнего, всегда выражается открыто и прямо, всегда прежде взвесит свою мысль. Он все мне поведал: свои обстоятельства и планы. Рассказал, как они все будут жить, если он женится. Роберт Мартин – славный молодой человек, отличный сын и брат. Я без колебаний одобрил его намерение, ведь он убедил меня в том, что может себе позволить обзавестись семейством. А ежели так, то к чему медлить? О даме его сердца я отозвался с похвалой, и он ушел от меня вполне счастливый. Он, смею сказать, и прежде ценил мое мнение, а теперь, покидая мой дом, и вовсе уверился, что лучшего друга и советчика ему не найти. То было позавчерашним вечером. Терять время даром он вряд ли станет, а потому, если он не объяснился с девицей вчера, то, уж наверное, объяснится сегодня. Отнюдь не исключено, что у миссис Годдард вашу Харриет задержал визитер, которого она вовсе не считает несносным созданием.
– Но позвольте! – воскликнула Эмма, украдкой улыбавшаяся почти все время, пока гость говорил. – Откуда вам знать, что мистер Мартин еще не открылся мисс Смит?
– Конечно, утверждать я не могу, но могу предположить, – несколько удивленно ответил мистер Найтли. – Разве весь вчерашний день Харриет не провела у вас?
– Что ж, тогда я скажу новость в обмен на вашу. Роберт Мартин вчера сделал предложение Харриет – письменно – и получил отказ.
Последние слова Эмме пришлось повторить, прежде чем их смысл дошел до мистера Найтли. Покраснев от неприятного удивления, он поднялся и негодующе произнес:
– В таком случае она еще глупее, чем я думал! Чего же эта девчонка хочет?
– О, разумеется, мужчине всегда трудно понять, как женщина может ответить отказом на предложение вступить в брак, – вскричала Эмма. – Мужчина вечно воображает, будто любая с радостью согласится стать женою, кто бы ее о том ни попросил!
– Чепуха! Ничего подобного мужчина не воображает! Но что все это значит? Харриет Смит отказала Роберту Мартину?! Если так, то это безумие. Надеюсь, вы ошибаетесь.
– Я читала ее ответ. Он вполне ясен.
– Читали? Да вы наверняка его и писали! Это ваших рук дело, Эмма. Это вы убедили ее отказать Роберту Мартину!
– Даже если бы так (чего я, однако, отнюдь не намерена признавать), моя совесть осталась бы чиста. Мистер Мартин – очень достойный молодой человек, однако Харриет он не ровня, и мне даже удивительно, что у него достало дерзости сделать ей предложение. Как следует из вашего рассказа, некоторые сомнения все же посетили его. Ему не следовало через них переступать.
– Не ровня Харриет? – с жаром воскликнул мистер Найтли, а затем более спокойно, но не менее сурово прибавил: – Да, Роберт Мартин в самом деле ей не ровня. Он много выше ее как по уму, так и по положению. Эмма, увлечение этой девушкой ослепляет вас. Что дает ей право ставить себя выше его? Рождение? Способности? Образование? Эта дочь неизвестных родителей не имеет, вероятно, никаких надежных средств к существованию и, уж конечно, никаких родственных связей с почтенными семействами. Она живет на правах квартирантки в доме школьной начальницы – вот все, что о ней известно. Ни здравомыслием, ни образованностью она не блещет. Ничему полезному ее не научили, а для того чтобы учиться без наставников, она слишком молода и слишком проста. Эта девочка совсем еще не видела жизни, но, даже приобретя опыт, она едва ли сумеет извлечь из него полезные уроки – уж очень скромен умишко. Да, она миловидна и покладиста, но не более. Одобряя замысел Роберта Мартина, я сомневался только в одном: не слишком ли молодой человек для нее хорош и не пострадает ли доброе имя его семейства от столь сомнительного родства. Он мог составить гораздо лучшую партию и по финансам, и тем паче по уму. Спутницы менее разумной и менее полезной, пожалуй, не сыщешь, однако мог ли я уязвить влюбленного таким суждением о предмете его чувств? Мне оставалось лишь надеяться, что она хотя бы ничем ему не повредит и что принадлежит к тому сорту женщин, из которых при надлежащем руководстве со временем выходят хорошие жены. Ежели кому-то и был бы выгоден этот союз, то только ей, и я нисколько не сомневался (как не сомневаюсь и теперь), что все подивились бы ее неслыханному везению. Даже вас я думал обрадовать таким известием. Я полагал, вам не будет жаль, если она покинет Хайбери, чтобы столь славно устроить свою жизнь. Помню, я сказал себе: «Эмма наверняка одобрит этот брак, несмотря на пристрастие к Харриет».
– Вы, видно, совсем не знаете меня, раз могли такое себе сказать. Я, право, удивляюсь вам. Подумать, будто фермер – при всей рассудительности и прочих достоинствах мистер Мартин им остается – хорошая партия для моей ближайшей подруги? И я должна радоваться, что она покинет Хайбери ради союза с человеком, которого никогда не смогу принять в свой круг? Просто диву даюсь, как можно было приписать мне такие мысли и такие чувства. Уверяю вас, подлинное мое мнение совершенно отлично от вашего. Ваши суждения я нахожу ошибочными. Вы несправедливы к Харриет. По моему мнению, как и по мнению других, она вправе гораздо больше ждать от будущего супруга. Мистер Мартин, возможно, богаче ее, однако по своему положению в обществе, безусловно, ниже. Она вращается в несравнимо более высокой сфере, а выйдя за него замуж, уронила бы себя.
– Незаконнорожденная невежественная девица уронила бы себя, выйдя замуж за фермера-джентльмена, человека умного и уважаемого?
– Что до обстоятельств ее рождения, то, вероятно, она действительно безродная, но лишь по бумагам, а не в глазах здравого смысла. Она не в ответе за чужие грехи, и было бы несправедливо, если бы те, в чьем окружении она выросла, смотрели на нее свысока. Едва ли следует сомневаться в том, что отец ее благороден и весьма небеден. Она получает вполне щедрое содержание, для ее удобства и пользы никогда ничего не жалели. Харриет Смит – дочь джентльмена, в этом я убеждена, а посему стоит выше мистера Роберта Мартина.
– Кем бы ни были родители и воспитатели Харриет, – возразил мистер Найтли, – они, очевидно, не готовили ее для общества, которое вы бы назвали хорошим. Она получила весьма посредственное образование, после чего ее оставили при школе, чтобы в дальнейшем жила как сумеет – то есть шла по стопам миссис Годдард. Благодетели девицы, по-видимому, сочли, что тот круг знакомств, который может иметь квартирантка школьной начальницы, вполне ей подходит. И он вправду ей подходил. Она сама ничего лучшего не желала. Пока вы не сделали ее своей подругой, она не чуждалась себе подобных и не стремилась над ними вознестись. Недели, проведенные у Мартинов, были для Харриет счастливейшей порой. Тогда она еще не воображала, будто они ей не ровня. Если она вообразила это теперь, то лишь благодаря вам. Вы сослужили Харриет Смит дурную службу, Эмма. Роберт Мартин не решился бы объясниться ей в любви, если б не замечал верных знаков ее расположения. Я хорошо его знаю. Он чувствует слишком искренно и глубоко, чтобы сделать девушке предложение, руководствуясь одной лишь слепой эгоистической страстью. Притом я не встречал мужчины, который был бы более чужд самонадеянности. Его обнадежили – уж поверьте.
Прямой ответ на последнее утверждение не принес бы Эмме преимущества в споре, а потому она предпочла вновь направить разговор в более удобное для нее русло.
– Мистеру Мартину вы большой друг, зато о Харриет, как я уже сказала, судите слишком строго. Ее шансы удачно выйти замуж совсем не дурны. Она не то чтобы умна, но умнее, чем вы о ней думаете, и не заслуживает таких пренебрежительных речей. Однако я уступлю вам, позволив себе допустить, будто у нее и впрямь только два достоинства: миловидность и покладистый нрав. Их одних было бы довольно, чтобы назвать девицу завидной невестой, если они выражены в ней так сильно. Девяносто девять человек из ста назовут Харриет Смит красавицей. А поскольку мужчины пока не научились относиться к красоте философически и влюбляются не в просвещенные умы, но в хорошенькие личики, такая девушка не может страдать от недостатка поклонников. Непременным следствием ее пригожести явится возможность выбирать из многих. Что до кротости, то и это отнюдь не малое достоинство. Кроткая женщина мила, имеет приятные манеры, не думает слишком высоко о себе и не требует очень уж многого от других. Я, верно, совсем не знаю вас, мужчин, если вы не полагаете, будто такая красота вкупе с таким нравом есть наивысшие женские добродетели.
– Вы, Эмма, так грешите против собственного здравого смысла, что я, чего доброго, соглашусь с последним вашим утверждением. Уж лучше вовсе не иметь ума, чем столь дурно им распоряжаться.