Я сливаюсь с толпой так, что отсутствие у меня собственного света незаметно в чужом, и тут вдруг понимаю, что все это время не перестаю по-идиотски ухмыляться – от волнения и нервного возбуждения. А между тем меня по-прежнему никто не замечает. Никто не видит во мне никаких коренных отличий от себя, для всех я такая же, одна из многих – спешу по своим делам, к своим друзьям, веселиться в своей компании…
Меня окружают предметы незнакомые, виденные только украдкой и издали, с моей заветной ограды. Слева, например, – спираль одной из биоразводных станций. Башни таких станций вздымаются гораздо выше остальных, даже самых высоких зданий в Эдеме – им ведь надо «ловить солнце». Внутри там, как мне хорошо известно, по сложной системе труб и шлангов течет жидкая суспензия из генно-модифицированных водорослей – она активно питается солнечным светом и превращается в питательное вещество, которое удовлетворяет все потребности современного человека. Его развозят по производственным комплексам, где превращают в искусственную еду, ничем (так, во всяком случае, меня уверяют) не отличимую по вкусу и виду от настоящих, выращенных в грунте овощей и фруктов, которые человечество вкушало до Гибели Природы. Поэтому можно сказать, что я пробовала клубнику, хотя последняя подлинная клубничина на Земле засохла двести лет назад.
Биоразводные станции строятся сугубо ради пользы, но сегодня ночью это еще и так красиво выглядит! Лихо закрученные в спирали полузавитки внешних труб напоминают какую-то скульптуру, созданную исключительно для услады глаз. Я вдруг останавливаюсь как вкопанная и глазею, глазею в восхищении на это грандиозное сооружение – естественно, тут же кто-то на всем ходу врезается в меня сзади.
– О, привет! – жизнерадостно восклицает парень возраста примерно нашего с Эшем, и в глазах его как будто мелькает проблеск узнавания. Быстро опускаю взгляд и отворачиваюсь. Боковым зрением успеваю заметить, как он пожимает плечами и продолжает свой путь.
Это мимолетное столкновение меня пугает. Можно ли мне идти на такой контакт? Не знаю. Стоило незнакомцу поздороваться со мной, и мне захотелось бежать без оглядки. Или наброситься на него с кулаками. Или свиться в клубок. А как реагировать на «привет» правильно? Сердце отчаянно трепыхается у меня в груди, дыхание – учащенное и неглубокое. А толпа по мере приближения к кварталу развлечений все разрастается и густеет. «Пожалуйста, пожалуйста, – мысленно молю я это людское море, – только не смотрите на меня. Дайте мне на вас посмотреть, не обращайте внимания, сделайте вид, что я – часть потока». Ясно чувствую: если со мной заговорит кто-нибудь еще, я просто не выдержу. Распадусь на атомы.
Но несмотря на захлестывающую тревогу, ноги продолжают тащить меня вперед.
В моем родном районе ночные огоньки сверкают красиво и скромно, даже застенчиво, бледно-зеленым ртутным цветом, они словно кружатся в нежном танце, поддерживая в тебе ощущение покоя и безопасности. Так, наверное, и задумано в элитном жилом массиве. Здесь – не так, здесь свет создает пышные узоры, говорит, кричит сам за себя ослепительным, динамичным, пульсирующим блеском.
На домашних занятиях по экоистории мне доводилось видеть в учебных фильмах кадры с великолепными коврами полевых цветов, с лесами, которые окрашивались осенью в багряно-золотые тона, с ярко-голубыми океанами, отороченными по краям пенисто-белыми волнами. Но сияние самого шикарного развлекательного комплекса в Эдеме затмевает всё, уж поверьте мне. Художники-конструкторы нашего города создали такую панораму, такой калейдоскоп оттенков и красок, что у меня от них просто в глазах рябит и режет. Интересно, у всех остальных тоже? Наверное, нет. Наверное, они привыкли и, по большому счету, уже ничего такого не замечают.
А красиво – хотя красота эта и холодна. Заставляет снова вспомнить о естественных красотах природы, обо всем том, чего никто из живущих никогда не увидит. Пока же – вот нам всем дикий пейзаж Эдема, лучшая человеческая среда из возможных до тех пор, пока планета не исцелится.
Дикий пейзаж, и в дебрях его – я. Справа – открытый вход в какой-то клуб. Изнутри доносится странная, но завлекательная музыка, и разлетаются пульсирующие лучики всех цветов радуги. Я прохожу мимо, украдкой стараясь заглянуть внутрь, – там, подняв руки над головами, в зажигательном танце вращаются люди. Дальше – театр, заведение более чинное. Неоновая бегущая строка зазывает публику на какую-то утонченную интеллектуальную комедию. Завидев у дверей капельдинера в униформе, я невольно вздрагиваю… но нет, его мундир – ярко-зеленый с желтоватым отливом и медными пуговицами – только отдаленно напоминает форму зеленорубашечника, а на самом деле – совсем другой.
Тут прямо над ухом у меня раздается перекличка громких голосов, я едва удерживаюсь от стремительного бегства – и опять напрасно: это всего лишь компания молодежи спорит о чем-то оживленно и весело. Юнцы запальчиво кричат, но при этом улыбаются, а я опять глазею, глазею, оторваться не могу… пока не вспоминаю, какие у меня необычные радужные оболочки. Едва успеваю отвернуться…
Так. Надо взять паузу. Нужна хотя бы коротенькая передышка от всех этих внешних факторов. Нет ли тут места, откуда меня видно не будет, а я смогу продолжать осмотр?
Вот как раз между двумя зданиями открывается узкая подворотня. Эш рассказывал, что такие оставляют специально для уборкоботов и транспортоботов – вездесущих помощников человека, которые деятельно снуют по всему Эдему.
Вот как раз впереди посреди улицы перекатывается приземистый подвижный кусок металла – уборкобот. Перекатывается, втягивает особым пылесосом все, что ему попадется, от крупного мусора до мельчайших клочков волос и даже чешуек отшелушившейся человеческой кожи. Все это будет потом отправлено в пункты утилизации и тем или иным способом переработано для дальнейшего использования.
А вот – изящной формы серебристый транспортобот, гудком предупреждая гуляющих о своем приближении, стремительно поспешает куда-то с доставкой из «Смачных чапати[4] с пылу с жару» – самого популярного (по словам Эша) ресторана, торгующего навынос.
Однако в «мою» подворотню ни тот, ни другой сейчас вроде бы нырять не собирается, так что здесь я буду в безопасности. Какое-то время.
Как все-таки велик наш Эдем, как необъятен. Он подавляет, но отсюда, из кстати подвернувшегося укромного уголка, можно слегка разобрать его «по щепочкам». Так проще погрузиться в его атмосферу. Люди скользят бесконечным потоком, и за секунду, в течение которой каждый из них остается на виду, я пытаюсь подсмотреть что-нибудь из его жизни. Так, на пробу, для первого раза – вполне достаточно…
Идет пара. Мужчина и женщина, держатся за руки, голова склонена к голове. Он что-то шепчет ей на ухо. Оба исчезают из поля зрения, но смех их продолжает еще несколько мгновений звенеть у меня в ушах. Затем появляется целая группа мужчин в абсолютно одинаковых майках – наверное, игроки какой-нибудь спортивной команды. До меня доносится странный, непривычный мужской аромат их разгоряченных тел, и я даже делаю полшажка вперед, чтобы получше унюхать его, но тут же, опомнившись, прилипаю спиной обратно к стене. За мужчинами следует хихикающая стайка девчонок – и все они, конечно, наперебой обсуждают то, что видят перед собой. «Классный тизак!» – прыскает одна, плотоядно облизываясь. Другая свистит – утробно и одобрительно. В мою сторону ни одна не смотрит – я мысленно благодарна девчонкам за это. И в то же время мне становится грустно.
5
Какой толк здесь находиться, – мысленно ругаюсь я, – если все время торчать в темной подворотне? Давай, девочка, шагай туда, куда хотела, – навстречу огням и ярким краскам! Неужели ты затеяла все это, рискнула своей безопасностью, а скорее всего и жизнью, решилась на такое головокружительное приключение только затем, чтобы тут же снова забиться в тень, спрятаться от людей?
«Возможно, что и так», – отвечаю я себе на этот вопрос. Меня разрывает на части, тянет в противоположные стороны, я чувствую одновременно робость и отвагу. Отчаянно хочется вступить в общение с людьми. С одной стороны. С другой – колотит нервная дрожь, а на языке словно гири повисли. Не сомневаюсь: открой я рот – тут же сморожу какую-нибудь глупость.
И главное: ну не безумие ли с моей стороны больше бояться унижения или осмеяния от посторонних, чем поимки блюстителями порядка? Определенно что-то со мной не так.
В конце концов злость, как всегда, побеждает страх – она все еще кипит во мне из-за обиды, из-за великой несправедливости: меня, перворожденную, безжалостно обрекли на заточение! Ну же, приказываю я себе, наверстывай упущенное, ступай смело вперед.
Я вылезаю из подворотни, сворачиваю за угол… и тут же впечатываюсь прямо в широкую грудь зеленорубашечника.
Я понимаю, что реагирую на это чрезвычайное происшествие неправильно, понимаю уже в процессе реакции. Надо вести себя спокойно. Нормально. Но мне неизвестно, что значит «нормально». Как это выглядит на практике? У меня перехватывает дыхание, я в панике поднимаю голову и вперяюсь прямо в него расширенными от ужаса глазами. То есть – моментально выдаю себя с потрохами.
Но он, наверное, зеленый новобранец, – мелькает у меня в голове, – поскольку ничего не понимает и не предпринимает, просто таращится на меня в ответ. Этот парень намного выше меня и шире в плечах, но выглядит совсем молодым, лет на двадцать с хвостиком, не больше; из-под шлема выбивается челка тонких белокурых волос. На груди вышито имя: Рук. Рук делает глубокий вдох, его губы приходят в движение, словно он вот-вот начнет говорить, но никак не решится. Ясное дело: смотрит в мои глаза и не верит своим. Их ведь там к этому готовили (я буквально слышу, как шестеренки скрипят в его мозгу)… Но он наверняка и представить себе не мог, что когда-нибудь в реальной обстановке столкнется со вторым ребенком.
Рука зеленорубашечника взлетает к радиомикрофону, закрепленному на плече, но кнопку вызова он не нажимает и подкрепления не вызывает, а вместо этого просто командует:
– Ни с места! – очень низким голосом.
Ага, черта с два – «ни с места»! В неразберихе моих эмоций все еще главенствует ярость. Я устремляю на парня злой недоверчивый взгляд.
– Правда? Стоять смирненько, значит? – говорю я и обеими руками (сама от себя в шоке) отталкиваю его изо всех сил в сторону.
Представьте, он слегка пошатнулся. Я, конечно, вихрем пускаюсь наутек… только чтобы через несколько шагов опять налететь на опасность – теперь в виде охработа.
Эти конструкты совсем не похожи на маленьких, компактных и безобидных помощников человека – уборкоботов и транспортоботов. Охработы – длинные, угловатые, на шарнирах, а в их движениях и осанке проскальзывает даже что-то от приматов. То есть, не то чтобы они напоминали людей, нет – они из металла, напичканы микросхемами, у них отсутствуют кожа и выражение «лица». Но все же нечто зловеще-человеческое им свойственно. Как бы это объяснить? Словно машина задалась целью создать полноценного человека – и вот какое чудовище у нее получилось.
Такие роботы неустанно патрулируют Эдем и выискивают любые признаки нарушения приказов Экопана. Большей частью им приходится заниматься рутиной: нарушением правил обращения с отходами. Порочным поведением отдельных граждан, чреватым порчей генофонда. Уничтожением государственного имущества. Но это ничего не значит – охработы всегда начеку, всегда готовы и к более серьезным делам: к борьбе с организованной преступностью, например. Или с сектами еретиков, которые, по слухам, распространяют древние народные верования в право человека господствовать над всеми остальными существами. Ну, и со второрожденными тоже – можно не сомневаться.
Но на сей раз я действую более разумно и осмысленно: просто отскакиваю в сторону, как только охработ начинает меня сканировать. Надеюсь, у меня это получилось достаточно быстро, чтобы лишить его возможности завершить процесс. До лица моего он наверняка не успел добраться. А вот тот зеленорубашечник – точно успел. Вон он, уже приближается сзади, орет: «Стоять!», бросается наперерез и – промахивается. Я ловким кульбитом увертываюсь, Рук вместо меня хватает робота, и оба валятся на землю в каком-то безумном, фантасмагорическом слиянии горячей плоти с холодным металлом. Впрочем, мне некогда любоваться этим зрелищем или благодарить за спасение счастливую звезду – надо скорее нырять опять в толпу. Неподалеку как раз только что закончился концерт, и я с легкостью теряюсь в гуще тел, вываливающихся из театра.
Всю жизнь я чувствовала себя потенциальной добычей – это верно. Но на меня еще никто не охотился. В отсутствие опыта и развитого инстинкта самосохранения мне просто необходимо хорошенько продумать варианты спасения от погони. На первых порах все просто: ты бежишь, прорезаешь собой толпу, и она милостиво расступается перед тобой. Все ведут себя вежливо, мягко, покладисто – ведь у них нет повода думать, что ты тут – чужая. Перед моими глазами мелькают десятки улыбок, а какая-то пожилая женщина кричит вслед:
– Полегче, полегче, деточка, не волнуйся, без тебя не начнут!
Но рано или поздно – точнее, очень скоро, это вопрос секунд, – зеленорубашечник очухается, кое-как встанет на ноги и снова погонится за мной. А охработ суммирует все, что смог с меня считать. Разошлет ориентировки по всему Эдему. Вот тогда-то начнется настоящая травля зверя. И каждый из этих улыбчивых горожан превратится в моего личного врага.
Однако, кажется, я уже достаточно далеко оторвалась от преследования, чтобы слегка замедлить шаг. Стремительно бегущий человек слишком обращает на себя внимание. Лучше, очевидно, не придумаешь, чем сделать ставку на простую тактику слияния с толпой – не высовываться из нее. Половина народа здесь – примерно моих лет: чуть младше или чуть старше двадцати. Многие примерно так же, как я, одеты – в школьную форму. Это – «пробирное клеймо» и отличительный признак каждого молодого гражданина Эдема, как в стенах учебных заведений, так и за их пределами. Фасон стандартный: мешковатые брюки, аккуратные облегающие эластичные майки, ну и, если погода, как сегодня, прохладная, еще и куртки с широкими накладками на плечах, а вот цвет формы у каждой школы свой, так что можно сразу определить, из какого парень или девушка примерно района и с кем водят дружбу. В наши дни эдемские ученики – что разноцветные рыбки в аквариуме. У Эша, к примеру, форма (я как раз сейчас в ней) – красивого, даже изысканного оттенка – переливчато-золотого, как песок пустыни. Под стать самому названию школы: «Калахари». В «Макао» она бордовая, ученики «Ириса» носят яркую сине-фиолетовую, «Цветущая вишня» выбрала интенсивный лососево-розовый цвет. Хорошо, что цвет одежки Эша не из самых кричащих, в ней я не выделяюсь из потока прохожих.
С опаской, украдкой бросаю взгляд назад и к удивлению своему не замечаю ничего особенного. Никаких признаков погони, волнения или суматохи. Никто не кричит, не видно мигалок. А ведь «мой» зеленорубашечник уже должен был давно связаться со своими товарищами.
В общем, я продолжаю свой путь вдоль окружности района развлечений, торопливо, но без суеты. По-хорошему надо бы выскользнуть из него, свернуть на какую-нибудь сквозную улицу и перейти на другое кольцо. Направляться сейчас прямо домой кажется слишком опасным. Без глазных имплантов им никак не установить, кто я, собственно, такая и где моя семья. Значит, надо опасаться только одного: тупо на собственном хвосте привести неприятеля прямо к воротам своего дома.