Глава 1
Скаю пришлось лететь с другого конца света – из Франции, где застало его послание Дюка. Он даже не сменил одежду, уйдя с середины пресс-конференции, куда ему принесли телеграмму. Просто вышел через вращающиеся двери здания «Антенн-2», сел в свой лимузин и приказал везти его в аэропорт Шарля де Голля, где уже ожидал, шумя моторами, его персональный самолёт. Иногда, чтобы машина не простаивала, он одалживал самолёт госслужащим высокого ранга, но сейчас ему повезло. Меньше чем через двадцать минут серебристая птица поднялась над Парижем и взяла курс на остров.
Как Скай ни спешил, он едва успел на похороны сестры, распоряжался ходом которых Дюк Орнунг. Растолкав толпу мужчин и женщин в чёрных костюмах – в основном, друзей Паломы, Скай замер у края могилы, в которую медленно опускался роскошный, дорогой гроб из дуба, заколоченный наглухо. Когда механизм остановился, на крышку гроба полетели цветы вперемешку с комками земли. Друзья Паломы Уидден, отдавая последнюю дань её памяти, старательно обходили страшную в своей неподвижности фигуру её нелюдимого, загадочного брата. Скай молча стоял, глядя вглубь; Дюк старался не отходить от него, опасаясь, что тот бросится вниз, стремясь присоединиться к своей обожаемой Паломе. Даже невеста не означала для Ская так много, как сестра. Луэлла была просто средством продлить его род – а не она, так другая. Но Палома… Палома была единственной на земле.
Участники церемонии потихоньку разошлись, не собираясь разделять горечь утраты с Уидденом. Он не любил их, был ревнив, словно любовник – поговаривали, что так оно и есть, и всю жизнь старался держать Палому в поместье, при себе. Неудивительно, что она от него убегала. Они соберутся позже, в кабачке на западной стороне острова Эсмеральда, в Палома-Сити – столице острова и единственном городе на нём. Соберутся все вместе и помянут «сумасшедшую Палому» одной из тех вечеринок «по полной программе», что она так любила. И будут наркотики, и стриптиз, и запрещённые на острове фейерверки. Алкоголь польётся рекой… И пусть жители Эсмеральды подумают, что у приезжих очередной праздник. Палома была бы рада умереть так. Только они, её друзья, понимали душу Паломы…
А Скай Ровер Уидден всё стоял на коленях у могилы сестры и рыдал, как ребёнок, а потом рычал, будто дикий зверь:
– Палома, как ты могла, Палома?! Я же любил тебя… Как ты посмела, дрянь…
Глава 2
– Скай, я не мог дальше тянуть с решением. Палому следовало похоронить.
– Я говорил, Дюк, не о том, и ты это понимаешь. Как ты позволил им, этим мясникам, разделить её на кусочки и разослать во все концы мира?! Ты знаешь, что отныне душе Паломы не будет покоя…
– Извини, Скай, что тебе противоречу, но думаю, что именно теперь Палома обретёт покой. Я ведь был с нею до последних минут, я слышал её слова. Она жалела о том, что растратила свою жизнь понапрасну. А потом попросила спасти кого-нибудь за её счёт. И её адвокат приехал сразу же – с письменным разрешением на трансплантацию органов. Хирурги сказали – сейчас или никогда.
– Молодая идиотка, – Скай отвернулся, закрыв руками лицо. Сердце его превратилось в огромную кровоточащую рану. – Она была для меня всем, Дюк, а я не успел её спасти. Я снова, как всегда, был далеко, делая эти проклятые деньги. Да кому они теперь нужны, когда её нет рядом!..
– Нашим детям, любимый, – проворковала ослепительная блондинка с порога.
Дюк Орнунг невольно вздёрнул голову и тут же закрыл глаза, действительно опасаясь потерять зрение. Сегодня Луэлла Нит была вся в серебряном, о трауре в доме напоминал только чёрный бант на её левом плече. Длинные серьги задевали жёсткий ворот серебряного костюма, каблучки на сияющих туфлях звонко постукивали. Волосы Луэллы были выкрашены с учётом обстоятельств и напоминали дорожку для пешеходов через проезжую часть: полоса чёрная, полоса серебряная. Умом Луэлла не выделялась, это только помешало бы её умению приспосабливаться. Зато женщина знала, что её внешность сводит мужчин с ума. Она действительно была прекрасна, и Дюк Орнунг не понимал, почему при виде блистательной Луэллы у него возникала только одна мысль – эта женщина ему не по средствам… Возможно, так срабатывал его инстинкт самосохранения.
– Детям? – Скай злобно оскалился, поворачиваясь вместе со стулом к своей прекрасной невесте. – Что-то ты, моя дорогая, не торопишься мне их подарить.
– Что-то ты не торопишься взять меня в жёны, Скай Ровер Уидден! – жёстко парировала Луэлла. Она села без приглашения, понимая, что может его и не дождаться. – Впрочем, конечно, сейчас не время для разговоров о свадьбе. Бедняжка Палома… я очень любила её, – Луэлла не солгала. Они были подругами с Паломой Уидден, частенько вместе развлекались. Палома представила Луэллу своему брату, постоянно подталкивая его к женитьбе. Она хорошо знала, что Скай ни в чём не может отказать ей. А будущее подруги следовало обеспечить. Только сверхзанятость Ская спасала его. Теперь он проклинал себя за то, что не смог доставить сестре эту последнюю радость в её короткой жизни. Он выполнит волю Паломы и женится на Луэлле, как только окончится траур по сестре. И пусть порой Луэлла невыносимо раздражает его своим легкомыслием и внутренней пустотой, своей нескрываемой жаждой денег – какая разница? Так хотела Палома, а она не пожелала бы дурного для брата…
– Дружище, – Дюк выглядел искренне огорчённым, – я знаю, что утрата твоя тяжела. Но ты меня беспокоишь всё больше. Ночью я опять слышал шаги в твоей спальне. Почему ты не спишь?
Лицо Ская выглядело по-настоящему диким. Он ещё более похудел за прошедшие три недели, оброс густой щетиной, имеющей неухоженный вид, проницательные глаза воспалились и покраснели.
– Я конченый человек, Дюк, – в ответ на заботу он только махнул рукой. – Мне без Паломы жить незачем.
– Да как ты можешь такое…
– Она тоже так считает, – прервал Скай возмущение компаньона.
– Она? Кто она? – Дюк опешил.
– Палома, – как маленькому ребёнку, пояснил босс. – Она мне снится, как только закрываю глаза. И упрекает в своей смерти.
Дюк Орнунг мысленно застонал.
– Чёрт побери, Скай, это твоя фантазия, твои мысли, а не её! Ты выдумал, что виноват во всём, и теперь намерен извести себя этой мнимой виной.
– Но я действительно был её опекуном! Я должен был охранять её и заботиться, и любить…
– А то ты не любил её, Скай! Да все видели, что она для тебя – единственная звёздочка в окошке. И не пытайся…
– В моих снах она говорит мне, что хочет получить назад своё тело. Я должен выполнить её волю, Дюк.
Холодная решимость во взгляде Уиддена обеспокоила компаньона.
– Да ты с ума сошёл, Скай Ровер Уидден! Палома сама дала разрешение на трансплантацию её органов…
– Она не подумала, что они могут достаться не достойным этого людям.
– Она и сейчас так не думает. Она умерла, понимаешь? Умерла! И что, ты собираешься принести в жертву всех тех, кому имплантировали её органы?!
– Я только хочу восстановить справедливость. Чтобы Палома успокоилась. Ведь то, что они сделали с ней, это же уголовное преступление!..
– А то, что собираешься сделать ты, – нет?
Скай обхватил обеими руками голову, пряча лицо. Виски разрывались от невыносимой боли.
– Господи, Дюк, я не знаю, не знаю! Но она не оставляет меня в покое.
– Может быть, обратимся к психиатру? – осторожно предложил Дюк.
Он вправе был ожидать взрыва в ответ на свою дерзость, но Скай только устало посмотрел на него.
– Какого чёрта, Дюк… Если я – сумасшедший, то мне никакой психиатр не поможет. А если нет, и Палома действительно пытается вступить со мной в контакт, то скорее нужен экстрасенс. Ты так не считаешь?
– Ну так давай поищем и того, и другого, – верный друг всегда был готов помочь. – Но чёрт меня побери, если я знаю, кто именно из них тебе нужен.
– И я не знаю, Дюк, – Скай отвернулся, ища глазами фотографию Паломы Уидден, до её смерти всегда стоявшую в рамочке над камином. Фотографии на привычном месте опять не оказалось. Не выражая неудовольствия, Скай открыл верхний ящик письменного стола. Снимок лежал там лицом вниз. Брат Паломы любовно протёр стекло, прежде чем поставить фотографию на каминную полку. Он делал это в двадцать второй раз за прошедшее время.
– Почему ты всё время убираешь её, Дюк? Она ведь удивительно красива…
– Она была красива, Скай. Она пытается управлять тобой и после смерти.
– Ну, это же не богиня древних индусов Кали. Она не требует от меня кровавых жертв.
– Ты в этом уверен? А как же можно назвать то, что ты собираешься сделать с невинными людьми, имевшими несчастье получить органы Паломы?
– Для них это величайшее счастье, Дюк, – тихим тоном, предупреждающим об опасности, проговорил его партнёр.
– Я не собираюсь участвовать во всём этом безумии, – Дюк Орнунг отвернулся. – И даже не подумаю, как раньше, проводить расследования для тебя.
– Я не прошу тебя об этом, – Скай криво улыбнулся, но добавил прежде, чем компаньон успел обрадоваться, что босс отказался от вздорной идеи. – Я всё сделаю сам. Это мой долг перед Паломой.
Утром он улетел с острова Эсмеральда на поиск людей, разделивших между собой молодое, красивое тело Паломы Уидден.
Глава 3
Место действия: Хелмсдейл, Шотландия.
Керстен Игрейн ждала.
Она делала это каждый день, с того самого момента, как помнила себя. И она знала, что значит жить в тяжкой рутине текущего времени, когда каждая минута, секунда пронизана ощущением и ожиданием высшей цели, достичь которую она пока не достойна.
Она истово верила в Бога, но Бог не спешил помочь ей. Девушка не отчаивалась. Она каждый день начинала с похода в церковь, где подолгу стояла возле распятия, смотрела на лики святых, но ни о чём не просила, только пыталась найти ответ на жгучий вопрос: почему? Святые молчали, и, чтобы расшевелить их, Керстен приносила подарки: вышитые покрывала, резные вещицы, которые отдавала священнику, – подставку и закладку для Библии, похожие на деревянное кружево своей тончайшей резьбой, подлокотник, чтобы ему было удобно читать с кафедры проповеди. Отец Давид благодарил добрую и милую девушку, но даже он не мог ответить на вопрос, почему Бог невзлюбил её ещё до рождения.
Единственная подруга Керстен удивлялась пылкости её молитв и силе веры. «Как ты можешь служить Ему после того, что Он сделал? Он же сотворил тебя калекой…»
Вследствие своего дефекта Керстен росла спокойной и тихой девочкой. Она не бегала, не шумела и не любила играть. Чаще всего ее заставали забившейся где-нибудь в уголок с серьезной книжкой. Миссис Игрейн обожала свою единственную дочку. Еще при беременности Кристен Игрейн знала, что чудес не бывает, но надеялась на чудо. У серьезно больной матери не может родиться совершенно здоровый ребенок. Врачи предупреждали, что девочка может даже отнять жизнь у своей матери, но Кристен это не останавливало. Другого шанса у нее быть не могло. И беременность решили не прерывать. Девочка родилась маленькой, слабой. Ее с трудом откачали и после держали почти четыре месяца в стерильном боксе. Тогда же врачи и обнаружили у нее болезнь ее матери.
Отца своего Керстен не знала, она жила только с матерью. Недостатка в подарках она не испытывала, но ждала только одного. Такого, который позволил бы ей стать обычной девочкой, девушкой, бегать, не боясь умереть в любую минуту, петь, играть и влюбляться. Доктора обещали ей этот подарок, и Керстен смиренно ждала, не теряя надежды с каждым уходящим днем рождения. В канун двадцатидвухлетия ей позвонили.
Керстен получила свой подарок, но какой ценой!
Сейчас она была уже почти здорова, но доктор Уорнесс все равно советовал ей побольше отдыхать. Этим Керстен и занималась, прогуливаясь вдоль реки, купаясь в лучах предзакатного, все еще теплого солнца. Боли она уже не испытывала, сердце билось непривычно медленно и ровно. То, что кажется незаметным нормальному человеку, для Керстен Игрейн было чудом. Она вновь и вновь прижимала ладонь к груди, благодаря Бога и боясь проснуться без своего удивительного подарка. Она уже любила его.
Почувствовав, что устала, Керстен присела на большой необтесанный камень у края дороги. Вокруг нее расстилалась чудесная зеленая лужайка, одуванчики согревали взгляд своими желтыми головками. Сколько себя помнила, Керстен обожала природу. Она не хотела жить в больших городах, зная, что все равно останется там чужой, а вот поля, леса, море и скалы не могли относиться к ней враждебно. Во всем она слышала голос мамы, видела ее милое лицо…
Где-то недалеко, в низине за спуском залаяла собака. Минуту спустя на вершине горки, в нескольких метрах от Керстен появился самый прекрасный пес, которого она видела в своей жизни, переливающийся на солнце золотом ирландский сеттер. Неистово размахивая хвостом, он кинулся к сидящей на камне девушке и, встав на задние лапы, принялся облизывать теплым языком ей лицо.
– Ронни, что ты там вытворяешь? Ронни, нельзя! – наверное, это было закономерно, что вслед за очаровательной собакой из-под горы, чуть запыхавшись, возник и самый красивый мужчина Вселенной. Керстен сочла вполне естественным, что у прекрасной собаки хозяин так же хорош собой. То ли черные, то ли синие глаза мужчины встревоженно блеснули, когда он увидел, чем занимается его пес. – Ронни, прекрати немедленно!
Помахивая хвостом, пес отказался подчиниться его команде. Он терся головой о колени сидящей женщины с таким усердием, словно намеревался втереть ее в камень. Или, может быть, он страдал от блох. Керстен с улыбкой положила руку на темно-рыжую спинку красавца Ронни.
– Не волнуйтесь, я не боюсь собак.
– Ну слава Богу! – мужчина вздохнул с облегчением. – Обычно женщины начинают вопить сразу, как только Ронни подходит к ним. Это выработало у него привычку избегать прохожих. Не понимаю, почему он вообще к вам бросился… – мужчина сделал еще пару шагов вперед, приложил руку ко лбу, защищаясь от слепящих его лучей солнца, и поправился, с явным удовольствием глядя на то, что открылось его взору. – Нет, пожалуй, понимаю. Как вы прекрасны…
Керстен смущенно потеребила кончик одной из своих золотистых кос.
– Вы слишком добры ко мне. Я самая обыкновенная. Это обстановка наводит на романтические…
– Я бы так не сказал, – покачал головой мужчина. – Вы позволите мне немного посидеть у ваших ног? А то я начинаю завидовать Ронни…
Поняв, о ком идет речь, сеттер вновь завилял хвостом, старательно вылизывая руки Керстен.
– Земля холодная, – Керри слегка улыбнулась. – Вы замерзнете.
Незнакомый мужчина бросил на траву свою куртку и сел, не отрывая взгляда от ее лица.
– Вам часто, наверное, говорят, что вы прекрасны…
– Совсем никогда, – Керстен покачала головой, вопреки здравому смыслу увлеченная этим разговором. – Некому говорить это, – пояснила она.
– А муж? – настойчивый незнакомец изогнул в удивлении брови. Они были у него красивой формы, такие же темные, как и длинные, слегка вьющиеся волосы. – А жених, друг или возлюбленный?
– У меня нет ни того, ни другого, ни третьего. Я совершенно одна. Раньше мне говорила такие слова мама, но она ведь была пристрастна… А сейчас она умерла, – опустив глаза, очень тихо закончила девушка.
Но незнакомец услышал.
– Как жаль, – почти шепотом отозвался он, и в его сочувствии не прозвучало ни грамма неискренности. Керстен была ему за это благодарна.
– Многие жители Хелмсдейла считали ее странной, потому что она никогда не приглашала гостей в дом, не устраивала вечеринок, не участвовала во всяких глупых конкурсах на лучшую выпечку или розы… Хотя розы в ее саду все равно были самыми лучшими. У нее было больное сердце… – Керстен прижала пальцы к щекам, пытаясь унять слезы. Как глупо, что она разоткровенничалась с совершенно неизвестным ей человеком.