Но полученная информация могла быть небесполезной и Свиридов решил надиктовывать ее с последующим вводом в память компьютера.
ПОРЕКОМЕНДУЙТЕ МНЕ МАШИНИСТКУ
– Галя, посоветуйте мне, порекомендуйте надежную машинистку, которая не станет болтать даже об очень интересных с ее точки зрения материалах.
Суковицина задумалась.
– Я думаю, что с этой точки зрения вам подойдет Сусанна Эммануиловна Гохштейн.
Свиридов снял телефонную трубку.
– Свиридов, здравствуйте. Прошу вас порекомендовать мне надежную и не болтливую машинистку. Так… Так… А Гохштейн Сусанна Эммануиловна? Так… Так… Так… Пришлите ко мне Гохштейн.
– Вы проверяли меня, Анатолий Иванович?
– Вы обиделись, Галя?
– Немного… Зачем вы прямо при мне?
– Во-первых, я привык проверять информацию, во-вторых, вы это знали – почему я должен от вас это скрывать? В-третьих, я намеренно сталкиваю разные мнения, чтобы иметь возможность получить свое. Вы обижаетесь напрасно, тем более, что ваша рекомендация оказалась верной.
– А что вам ответили? Если можно…
– Мне ответили, что эта старая еврейка, бывшая заключенная и поэтому ее не могут рекомендовать.
– Но разве я не могу вам печатать? Я уже неплохо печатаю.
– Там будет много материала и печатать, вернее, вводить в машину, нужно будет с диктофона.
– Анатолий Иванович, как вы меня терпите? Я задаю столько вопросов, а вы терпите?
– Вам же интересно? Не будет времени – не буду отвечать.
Маргарита Эдуардовна по селектору сообщила, что пришла машинистка Гохштейн. Вошла старая женщина небольшого роста с короткими седыми волосами и неожиданно молодыми глазами.
– Здравствуйте, Сусанна Эммануиловна. Садитесь вот сюда. Мне нужна машинистка для печати с диктофона.
– Да.
– Я буду наговаривать текст на магнитофон, а затем его нужно будет набирать на клавиатуре. Вы можете это?
– Да.
– Вы живете в городе после расконвоирования?
– Да.
– Член семьи врага народа?
– Да.
– Вы живете одна? – тут Свиридов перешел на идиш, и у пришедшей женщины вспыхнули глаза.
– Я живу с дочерью, но почему вас это интересует? И зачем вы говорите со мной на моем языке? Зачем?
– Если вам это неприятно, то я не буду. У вас большая дочь?
– Ей двадцать семь лет.
– Она замужем? Работает?
– Кто здесь возьмет замуж дочь еврейки из лагеря? Она работает машинисткой в бухгалтерии.
– Материалы, которые вам придется печатать, не столько секретные, сколько неприятные. Я хочу быть уверенным, что то, о чем вы узнаете, не узнает от вас никто. Вы можете мне это пообещать?
– Вы верите обещаниям?
– Иногда.
– Я никому не расскажу. Я вам обещаю это.
– Договорились. – Свиридов перешел на русский язык, – Вы будете работать в этой комнате по ночам. С вами будет находится дежурный офицер. Он вам будет давать диктофон и принимать у вас работу.
– Когда мне прийти сегодня?
– Приходите в двадцать три часа сорок пять минут, это без четверти двенадцать. Галина Климентьевна, подготовьте приказ.
ШИПУК в ИЗОЛЯТОРЕ
Оказалось, что арестованного Шипука поместили в бывший медицинский изолятор, так как настоящей тюрьмы или чего-нибудь подобного на объекте не было. Здание изолятора находилось на отшибе, вдали от основных построек объекта, и туда пришлось ехать на машине. Такая изоляция порадовала Свиридова.
Поскольку боксы медицинского изолятора не были приспособлены к содержанию арестованных, Шипука поместили в помещении кладовки – в небольшой комнате с крохотным вентиляционным отверстием над дверью под потолком, без окна и с металлической дверью.
Магнитофон и контрольный динамик были установлены в одном из боксов в другом коридоре, но Свиридов решил подойти поближе. Неслышно шагая за двумя офицерами он приблизился к двери кладовки.
Один из офицеров отпер дверь и после некоторого препирательства взял ведро с нечистотами и понес его на улицу, а лейтенант Четвертаков остался с Шипуком.
– Ну, Илюша, ты подумал? Давай, решай! Сделаешь – будешь как сыр в масле кататься, ни в чем отказа тебе не будет… Хочешь – деньги, хочешь – золотишко, хочешь – бабу, хочешь – девочку десятилетнюю… Говори, чего хочешь? Только отнеси маленькую записочку…
– Боязно мне, товарищ полковник… А вдруг узнают?
– Никто не узнает, да и записочка-то совсем невинная – так, бытовые мелочи… Зато у меня большие связи в Москве, тебе повышение схлопочу… И звание, и должность непыльную организуем. Или к делу пристрою, если желание есть – будешь такие бабки грести! Давай, решай, а то твой напарник сейчас придет!
– Боюсь я… Вы записочку-то напишите, а я пока подумаю… Страшно, если узнают – уж больно новый начальник крут…
– Твой Свиридов – наплевать и растереть, не таких ломали! Да я нажму, где надо – его и духу здесь не будет!
Послышались шаги возвращающегося офицера, но Свиридов уже попутешествовал по информационному полю Шипука. Поскольку он делал это в сильно ускоренном темпе, то сразу не мог представить себе развернутой картины, но уловил некоторые главные моменты.
Да, это были наркотики, переправляли их в центр страны и в Москву, существовала организованная группа, занимающаяся этим промыслом, были и высокие покровители, и большие деньги, и женщины… Из всей этой мешанины Свиридов уловил и знакомую фамилию – Белясь…
В комнате с магнитофоном его ждал капитан Воложанин.
– Лейтенант!
– Слушаю, товарищ полковник!
– Действуете правильно, Илья Власович, молодец. Объявляю вам благодарность.
– Служу Советскому союзу!
– Договариваемся следующим образом. Завтра поломаетесь, подрожите, поторгуетесь и возьмете записку. Торгуйтесь на наши деньги – откуда серому лейтенанту знать о долларах? Сумма должна быть смехотворно малой – если называете ее вы. Сколько?
– Ну, тысяч десять… пятнадцать…
– Как, годится?
– Похоже, ведь телок же…
– Если называет он – не торгуйтесь, но выясняйте, как вы их получите. Вам их должны передать сразу по получении записки. А то потом мало ли что может быть… Сразу оно вернее… Сообщите Шипуку, что попадете в город только через сутки, а на дежурство вам еще через сутки. О остальном – потом. Вопросы?
– Нет вопросов, товарищ полковник. Оружие брать?
Дружный смех был ответом на вопрос лейтенанта.
– Да ты и вправду зеленый в крапинку!
– Не надо его обижать – он же от чистого сердца. Ну, не знаком он со спецификой агентурной работы, ну и что? Не волнуйтесь, Илья Власович. И прикрывать вас будут надежно, и вообще может статься, что не вы понесете ту записку…
СВИРИДОВ ВЗЯЛ ДИКТОФОН
Вернувшись к себе Свиридов взял диктофон и, приказав не беспокоить, на полчаса уединился в комнате отдыха. После этого он положил в свой сейф кассету, на которую был наклеен кусочек липкой ленты с надписью «О-1».
Не успел он заняться положенными ему на стол бумагами, как Суковицина, сняв телефонную трубку, сказала.
– Товарищ командующий, вас Лопаткин.
– Я слушаю, Митя.
– Толя… Толя… Счастье-то какое – привезли аккордеон… Настоящий «Вельтмайстер», одиннадцать регистров, а звук… Хочешь послушать?
– Я поздравляю тебя, Митя. И себя тоже, наконец-то… Вечером поиграем? Мальчику показал уже? Ну, тогда до вечера.
– Лопаткину аккордеон привезли – он и счастлив. Значит, вечером будет музыка. Приходите, Галя. Концерта не обещаю, но все же…
– Спасибо, Анатолий Иванович. О вашей музыке легенды ходят.
– Это какие же легенды?
– Да те, кто слышал вас, рассказывают… Говорят, что лучше ничего не слышали… Будто бы, даже когда вы поете известные вещи знаменитых певцов, у вас все равно лучше получается…
– Это вряд ли. Я же не певец. И Митя никогда музыке не учился, да и я тоже. Так что все это преувеличение.
СВИРИДОВ ЗАШЕЛ в СПОРТКОМПЛЕКС
По пути к Эткину Свиридов зашел в спорткомплекс и столкнулся там с Тоней.
– Как успехи, Тонечка? Как дела?
– У нас дела идут, а вот ты обедал сегодня?
– Некогда было.
– Идем, я покормлю тебя.
– Некогда, Тонечка. Потом.
– Никаких потом. А то я твоей Галине нажалуюсь, чтобы следила и проверяла. Идем сейчас же!
– Ладно, ладно, не сердись! Посмотрю только тут, и пойдем.
В зале с бассейном все работы уже были закончены, из шлангов промывали чашу бассейна, проверяли душевые установки и кварцевые лампы. В тренировочном зале пол был закончен, но рабочие еще возились с зеркалом. В тренажерном зале настилали пол, а рабочие уже пробовали свои силы на тренажерах.
– Совсем даже неплохо. Завтра бассейн нальют?
– Мне сказали, что его после заливки водой сутки выдерживают, затем воду полагается слить и налить свежую. И только после этого можно купаться.
– Какие сложности… Ну, пойдем, перекусим, а то меня патриарх ждет.
– Подождет твой патриарх. Жена тоже не последний человек, с женой тоже надо пообщаться… не только ночью…
– Но и ночью тоже!
– Что ты делаешь! Люди же кругом!
Пока Свиридов ел Тоня рассказала ему о занятиях Гриши – он и Мальчик вместе занимались в оборудованной под классную комнату помещении. С мальчиками занимались и Баранов, и Потапович, и Левушка, и Дормидонтов, и преподавательница словесности, которую откопал где-то Шабалдин.
– А Левушка-то что ему преподает? Язык – это твоя стихия…
– Нет, он ему преподает историю и географию. Я послушала – интересно и по программе. Но как они с Мальчиком иногда сцепятся – да почему же все было так, а не этак! Мальчик почти наизусть знает все истории про рыцарей Круглого стола, а Левушка ему объясняет, что это – литературный вымысел… Дым коромыслом!
У ЭТКИНА с КАРЦЕВОЙ
У Эткина Свиридов застал Карцеву.
– Привет, Анатолий. Идите в соседнюю комнату, пообщайтесь, там вам не помешают.
– Толенька, мне Израиль Моисеевич сказал, что тебе нужен подопытный кролик. Я согласна…
– Какой же ты кролик – ты, в лучшем случае, крольчиха!
– Он не очень распространялся, только сказал о том, что он согласился быть тоже таким кроликом, и что дело это – важное и секретное. И что ты мне сам все расскажешь.
– Видишь ли, у меня открылись некоторые способности, которые… В общем, я не только могу что называется читать мысли, но и путешествовать по памяти, по информационному полю людей. А чтобы разобраться в этом феномене, нужны подопытные люди, и не только <люди>, но обычные люди. Только добровольно. Тем более, что тот, с кем я буду работать, должен будет помочь мне разобраться в некоторых аспектах…
– Так я согласна. Можешь располагать мною. Хочешь, начнем прямо сейчас?
– Ты не возражаешь, если я узнаю, что у тебя делается в памяти? Я ведь могу узнать что-нибудь… ну, про себя, или еще что-нибудь, что ты бы хотела скрыть…
– Толенька, милый! Как бы тебе это объяснить… Можешь узнать все, и делать все, что сочтешь нужным. Это тебя устраивает?
– Спасибо тебе, Леночка. Самый лучший контакт, с наименьшими затратами сил, получается если есть контакт физический – например, если взять человека за руку. Садись и я возьму тебя за руку. А пока расскажи мне что-нибудь…
Они сели, Свиридов взял Карцеву за руку и она начала что-то говорить. Он слушал ее частью сознания, а основное использовал для того, чтобы войти в ее сознание.
#Вот глупый – еще спрашивает разрешения… Неужели так и не понял, что я на все готова? Скажи – все, что угодно, сделаю… Даже скажи – ляг – лягу и еще ноги раздвину…
Если бы она это говорила вслух, то покраснела бы до корней волос, но это смущение ощущалось и мысленно.
#Интересно, когда он начнет исследовать мою память, я почувствую что-нибудь? Когда он начнет?
Свиридов ускорил темп и пошел вглубь, сразу встретил там Баранова и попытался перейти в его информационное поле. Ему это легко удалось, и он стал двигаться там, встретил там Потаповича и так же легко перешел в информационное поле того. Правда, четкость восприятия ухудшилась, и когда в информационном поле Потаповича появилась Лена Долгополова, и Свиридов перешел в ее информационное поле, то смог воспринимать информацию только на эмоциональном уровне. Самое интересное было дальше – в информационном поле Долгополовой он встретил себя и попытался перейти в свое информационное поле, и формально перешел, но съем информации практически не происходил и Свиридов из своего информационного поля почерпнуть ничего не смог.
Тогда он вернулся в информационное поле Карцевой и поискал там Свиридова, нашел и вошел в его – свое! – информационное поле, и получил ясную, хотя и чисто эмоциональную картинку.
Свиридов вернулся и поискал Эткина, нашел его и вошел в его информационное поле – сигнал был сильный, чистый, и не только на эмоциональном, но и на образном уровне – он увидел себя, даму, делающую укол старику. Решив оставить Эткина на потом, он вернулся в информационное поле Лены.
Свиридов попробовал ключевое слово #дочка# и попал в такой океан эмоций, боли, отчаянья, что постарался как можно быстрее уйти оттуда, и, пересиливая себя, попытался вызвать у Лены образ отца ее дочки. Получилась довольно тусклая и смазанная картинка на эмоциональном уровне – этот мужчина не оставил в ее памяти сколько-нибудь заметного следа.
– Ты что, не любила его? – неожиданно для Лены спросил Свиридов.
– Кого? – остановилась на полуслове и не поняла его Лена.
– Ты имеешь в виду Валентина? Того, с которым я жила? – после некоторого молчанья спросила она. – Наверное, любила… Только вспомнить его лицо теперь не могу, да его самого – тоже… А ты что, уже путешествуешь по моей памяти?
– Да, Леночка.
Лена опустила глаза, покраснела, но потом храбро посмотрела ему в глаза.
– И что нового ты узнал? Или что такого, чего бы ты не хотел знать обо мне?
– Ну, во-первых, я не узнал ничего принципиально нового. А те подробности, которые мне теперь известны, уж можешь мне поверить, никак не повредят нашим с тобой отношениям.
– Теперь ты знаешь, что я тебя люблю… Почти так же, как Сашу…
– Я очень благодарен тебе за это, потому что ты мне тоже очень дорога и близка.
– Это хорошо, – она склонилась к нему и положила голову на его плечо. – Ты иногда целуй меня, ладно? Мне это нужно…
– И, во-вторых, на свете не существует такой вещи, узнав которую я бы стал к тебе хуже относится.
– Спасибо тебе…
– Если ты можешь сейчас, то ответь мне на несколько вопросов.
– Давай…
– Ты чувствовала что-нибудь?
– Абсолютно ничего.
– Ты вспоминала кого-нибудь?
– Нет, я же рассказывала тебе о Шабалдине и Дормидонтове.
– Вот сейчас я вхожу в твое информационное поле. Что ты чувствуешь?
– Да ничего.
– Попробуй заблокировать передачу информации.
– Заблокировала. Ну и что?
– Ничего, просто чуть хуже идет передача. Какого цвета обои были в вашей с Валентином комнате?
– Ну… ей богу, не помню… Нет, не могу вспомнить.
– Ладно, кончим, я устал. Эти путешествия – не такая уж простая штука.
– А ты расскажешь мне, что ты там нашел? Хотя бы в общих чертах?
– Так я же наскоком, фрагментарно. Мне же надо было выяснить возможности, а не узнать что-либо. Поэтому я ничего связного и не вынес из твоей памяти, – слукавил Свиридов.
Потом, когда Лена ушла, Свиридов вкратце рассказал Эткину о эксперименте.
– Войдя в информационное поле Лены, я из него легко перешел в информационное поле Баранова, из его поля в поле Потаповича, из поля Потаповича в поле Долгополовой, а оттуда в поле Свиридова А.И. Здесь уже разобрать было что-нибудь трудно. Тогда я вернулся и вошел в свое собственное поле из поля Карцевой – пошел нормальный съем информации. Из поля Карцевой я входил и в ваше поле, Израиль Моиссевич, но решил, что напрямую будет проще. Но не сейчас. Интересным было то, что я получил информацию о цвете обоев в комнате Лены много лет назад, а она вспомнить цвет не может.
– Когда придешь?
– Постараюсь завтра. Но попозже.
– Иди. Я думать буду.
ПЕРВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ СВИРИДОВА и ЛОПАТКИНА
В столовой вечером собрались не только те, кто обычно встречал приезжавших, но и все свободные сотрудники – народ откуда-то проведал, что предстоит что-то интересное.