– Какие глюки? – тихо спросила Рыжая.
– Ну… Мерещилась мне эта… Везде мерещилась, приходила и… Смотрела на меня отовсюду… Черная… И глаз у нее я не видел, но… Смотрела…
– Ну, тихо, тихо, – я увидел, что у него трясутся руки, – все это прошло, все это в прошлом.
– Прошло? – криво усмехнулся он, вскинул на меня глаза, и я увидел в них такую тоску, что меня просто физически уколола жалость. – Котяра, глюки у меня прошли – ну, допился я, наверное, вот и залетел в дурку, но… То, на пляже, я ведь помню, и… Кусок, из-за которого весь сыр-бор, она ведь откусила, и даже отельчик этот теперь её… То есть, наш, а я… Посмотри, что со мной стало…
– Шериф, я…
– Да, ты, – кивнул он. – Ты мне одно скажи, ты… Вы знаете, что это было?
– Да, – хрипло вместо меня сказала Рыжая, я глянул на нее и увидел, что она уже близко от черты
(рыжая грива приподнялась… в волосах потрескивают голубоватые искорки электрических разрядов… тело разогревается… еще шаг, и…)
совсем близко.
– Тихо, тихо, – прошептал я, чувствуя, что и сам покатываюсь к черте, – Шериф, мы разберемся с этим…
– Я-а-а – разберусь, – промурлыкала Рыжая, слегка откатываясь от the border, the precinct (но недалеко). – Это – моя дочь, и разбираться – мне.
– Нам, – поправил я. – Нам, моя донна.
– Нам? – переспросил Шериф, и его руки, обхватившие бокал с остатками вискаря опять затряслись, здорово затряслись. – Но я больше туда не…
– Нет-нет, – отмахнулась Рыжая, – нам – это он говорит, в смысле, ему, – она кивнула на меня, – и мне. И наверное, он прав.
– А-а, – с облегчением вздохнул Шериф (а я вдруг ясно понял, до какой степени его это скрутило, если он с таким облегчением вычеркивает себя), – ладно… Я, пожалуй, пойду прилягу… Кстати, – он задумался на секунду, словно вспоминая что-то, – я сказал, что на пляже – никого, но… Там были кошки.
– Какие кошки?
– Ну, обыкновенные, только… Они так странно сидели, по кругу, и смотрели друг на дружку, а на нас…Не смотрели. И после всего, когда она уводила меня, они… Все так же сидели – не шелохнувшись. Странно… – он нахмурился, – такое рядом творилось, а они… не обращали внимания, словно не видели, или… Может, мне, и вправду, все это привиделось… Не знаю. Ладно, – он зевнул, – что-то меня в сон тянет.
– Иди, поспи – кивнул я. – И не бери в голову.
– Не буду, – кивнул он, встал из-за стола, тряхнул башкой и двинулся к двери, но у двери гостиной остановился, обернулся к нам и спросил: – Помнишь, как ты мне сказал… Ну, когда вся эта каша с Людкой заварилась в магазинчике… Будут бить – будем плакать. Так вот, – он устало вздохнул, – меня уже прибило, а вы… Вы как-то странно выглядите…
– В каком смысле? – спросила Рыжая. – Плохо?
– Да нет… Если бы я не знал, сколько вам лет, сказал бы навскидку… Ну, где-то за тридцать, там, или тридцать пять, но… Я не про это, хотя… Это тоже, как-то странно…
– Воздух тут свежий, – буркнул я. – Иди, дрыхни.
– Иду, – послушно кивнул он.
И ушел. И мы остались одни. То есть, вдвоем, но… Одни. Совсем одни в этом ебаном мире, потому что таких, как мы, в нем больше… не наблюдалось. И одиночество вдвоем, конечно, лучше, чем в одиночку, но… Это тоже одиночество – вот так вот, ебить твою… Извиняюсь, по местному сказать, bloody fucking shit…
* * *
В последнюю ночь перед отлетом на многострадальную родину мы почти не спали. Когда легли, я спросил:
– Что ты реально хочешь сделать? Что мы реально сможем сделать?
– Не знаю, – быстро ответила она, словно ждала этих вопросов. – Но если мы ничего не сделаем, её просто убьют. Просто пристрелят и… всё.
– Её нельзя пристрелить. Ты что не помнишь – твой покойный муж стрелял в эту тварь, а на ней не оставалось даже царапин…
– При чем здесь тварь?!. Господи, как же я ненавижу их! Всю жизнь ненавидела и боялась!.. Но я не про тварь, я про неё. Она же охотится там, неужели ты не понимаешь? Охотится – прямо в городе! Не как мы – где нам положено, а на улицах, в переулках, или… Словом, в человеческом ареале.
– С чего ты взяла? – удивился я. – Ты понимаешь, кто… Или что в ней сидит? Почему ты решила, что она – как мы?
– Я знаю! – с силой сказала Рыжая. – И ты – знаешь. Это она помогла тебе там, на даче… Просто сейчас она – одна, совсем одна, и не понимает, что нужно уходить, как мы уходим – в свою зону… Не понимает, или не может уйти – одна…
– Ты хочешь сказать, что у нее нет мужика, и поэтому?..
– У нее нет партнера!
– Какой партнер может быть у такой… твари! – я разозлился. – И кто, скажи, на всем нашем ебаном свете может убить такое? Это она убьет – кого угодно и нас с тобой, как котят! Ладно, пускай в ней есть… то же, что в нас, но представь, реально представь, что еще в ней есть?
– Это – не в ней, – прошептала Рыжая. – Это… Это как-то связано с ней, привязано, но… Это – чужое, чужеродное. Оно каким-то образом нашло… Нашло способ приходить через нее, и я…
– Ну что? Что – ты? – с тоской спросил я.
– Я виновата, – каким-то тусклым голосом произнесла Рыжая. – Она… Это существо, тварь, как ты говоришь… Она вырвалась через меня, а вернее… Из меня…Я никогда тебе не рассказывала, что было перед тем… Ну, перед той неделей, когда мы с тобой… Когда я затащила тебя к себе. Но теперь – расскажу…
И она рассказала.
Рассказала про жуткий, кошмарный сон…
Резкая боль рвет меня т а м изнутри, из распахнутых ног на красный песок выплескивается густая струйка темно-красной крови и моментально уходит в этот песок, сливается с ним, всасывается в него, становясь этим самым песком, а вслед за ней из выворачивающегося от боли наизнанку влагалища
(…я инстинктивно работаю мышцами живота, как меня давным-давно, тыщу лет назад, в какой-то другой жизни учили перед родами…)
каким-то винтообразным движением выныривает… Вырывается… Вылетает…
Черная скользкая тварь в четверть метра длиной и сантиметров десяти в диаметре,
(Господи!.. Как она могла там поместиться!.. Она же порвала мне там все, и я сейчас сдохну!..)
похожая на какую-то отвратительную рыбину… Нет! На тупорылую п и я в к у!
"Пиявка" стремительно скользит к застывшим в шоке Хорьку и Плоскомордому. До них самое больше метров пять, и "пиявка" одолевает это расстояние очень быстро,
(она не извивается, двигаясь вперед, словно у нее там внизу какие-то… плавники или… Лапки!..)
только еще быстрее, н а м н о г о быстрее она…
РАСТЕТ!!.
И когда поседевший за несколько секунд Хорек раскрывает рот в беззвучном крике, свое тупое рыло к нему задирает огромная, в человеческий охват, черная гадина, чей другой конец
(хвост?.. Или что там бывает у т а к и х…)
шевелится всего в нескольких сантиметрах от моих раскинутых ног.
Гадина распахивает свою па… Нет, это не пасть, просто ее удлиненное тупое рыло распахивается в обе стороны, как створки шкафа…
А потом рассказала, как этот сон, вернее, последствия того сна материализовались на ..цатом километре подмосковного шоссе…
(…иду, видя перед собой лишь широкую спину своего мужа, обтянутую дорогой лайковой курткой… Спина застывает, отодвигается в сторону, и я натыкаюсь взглядом на… Что это? Какие-то куклы, два каких-то манекена валяются в странных позах на огромной, зловонной куче мусора… О, Господи, это не куклы, это же…
Прямо передо мной валялись два трупа – один со смятой грудной клеткой,
(…Это видно… По ней словно трактор проехал…)
а другой…
Остроносые мокасины…Тугие джинсы обтягивают мускулистые ляжки… Мой взгляд инстинктивно ползет вверх по лежащему телу, отмечает рельефно выпирающие под джинсами мужские достоинства,
(…Он обожал так затягиваться… У него было, ч т о обтягивать…)
кожаная крутка, джинсовая рубаха, и… Ничего. Ничего, кроме какой-то бурой… Какого-то бурого пятна в раскрытом вороте рубахи, потому что… Потому что труп без головы!..)
А потом попросила, вернее, взмолилась, обхватив меня руками и ногами:
– Трахни меня, пожалуйста, трахни так, чтобы я забыла хоть на время обо всем этом! Я боюсь этого и… Я боюсь засыпать…
За дверью спальни раздался удивленно-требовательный мяв – нашим маленьким зверям явно не нравилась закрытая дверь, и они желали знать, почему мы отгородились от них, почему не уходим все вместе, куда нам положено, где нам так хорошо и правильно, но…
Я не обратил на это никакого внимания, я почти не слышал, все мое сознание залила жуткая злоба на Рыжую, на всех её Хорьков, на всю её семейку, и… Не знаю, что бы случилось, если бы я в последний момент последним кусочком рассудка, еще не залитым этой злобой, сумел направить её на…
На то, что просила Рыжая.
И моя злоба перетекла в нее, обволокла нас обоих и вылилась в резкое, яростное, грубое (без всяких ласк) спаривание двух человеческих особей – у самой черты, но не заходя за неё, балансируя где-то на краю, у края, за которым…
(нет, не н а ш дивный мир, а… Пустота. Мертвая черная пустота…)
не было ничего и быть не могло, разве что
(черная скользящая тварь с распахнутой в обе стороны пастью… без зубов, с двумя какими-то изогнутыми пластинами вместо них…)
только жуткая, неотвратимая, словно издевающаяся своей разверзнутой пастью…
Смерть.
– Что мы ей скажем? – спросил я под утро Рыжую. – У тебя вообще есть какой-то план, или?..
– Мы ничего ей не скажем. Просто приехали развеяться… Поживем в отеле, или в городской квартире – она наверняка живет в загородном доме, но… Охотится в городе, где-то рядом, и… там наверняка уже есть следы…
– Ты хочешь сказать, тела? В этом районе? Но откуда ты знаешь?
– Знаю, – она сладко потянулась. – Чувствую. Мы… должны будем найти того, кто занимается этим… Какой-нибудь cop…Ну, в смысле, мент, который ведет эти дела, и… Её надо выманить, но так, чтобы не сделать ей ничего плохого, а потом через нее выманить это…
– Ты хочешь рассказать всё какому-то… Хочешь посвятить в наше – чужака? Ты спятила!.. Кто нам поверит?..
– Мы можем не рассказать, а показать, – перебила она меня. – Нам все равно понадобиться чья-то помощь. Помощь тех, у кого есть оружие и кто умеет им пользоваться… Мы сами с ней не справимся – никакие мы, даже большие, у нас же есть предел, а эта… тварь… Она – вообще не отсюда, и для нас она неуязвима, только…
– Да менты же порешат нас всех! Это же конец! Да первый же мент, которому ты покажешься… или я… Который увидит тех нас, разрядит в нас всю обойму! Ты только представь себе эту картинку в натуре!..
– А ты вспомни другую картинку! Вспомни, кто убил такую тварь!
– Ты хочешь сказать… – медленно начал я.
– Да, – побледнев, кивнула она, – вспомни, как от нее отлетали пули… Только Он может… Но Он появился… Возник, или… пришел, когда в песок хлынула кровь! Когда тварь перекусила охранника, помнишь? Он не пришел помогать нам, не пришел отплатить за ту, ну, твою… как ты подумал сначала. Он пришел играть, в свою игру, потому что… Почуял кровь! В конце концов, Он – зверь. Как это говорят: если существо выглядит, как кошка, ведет себя, как кошка, мяукает, как кошка, значит – это кошка. Он должен быть такой же как мы, только больше, а значит… Он чует кровь!
– Ты хочешь вызвать?… – я не верил своим ушам, но в то же время понимал, что она… права. – Но Он же не может сюда…Он из другого… Наш мирок его просто не выдержит!
– Это не нам решать, – отмахнулась Рыжая. – Наше дело – позвать. Ты – должен позвать, – она глянула на меня в упор. – И ты – позовешь!
– Но если… если ты права, это же значит – подставить той твари какого-то… Или нескольких, которые нам поверят, и… Просто кинуть их в мясорубку! Ну да, – пробормотал я, – нам не привыкать, мы с тобой уже делали это. Ты – ту девку, домработницу свою, а я… Ту милку… Тебе что, мало?
– Другого выхода нет, – резко сказала Рыжая. – Не нравится, придумай что-нибудь получше… Может, там, на месте, мы придумаем, но…Ты пойми, – продолжила она уже мягче, – эта тварь, она… Она жрет мою дочь, она питается ей, она… – Рыжая всхлипнула.
– Что значит – "жрет"? Как она может ей питаться? Что ты хочешь ска…
– Она не отсюда! Она воспользовалась тем, что та – одна!… И она с каждым приходом что-то отнимает, что-то высасывает… Недаром же она так похожа на пиявку… Она и есть пиявка, только сосет не кровь, а…
– А что? Что же еще нужно пиявке?…
– Не знаю… силы, соки, или скорее… Самую суть – просто… Саму жизнь…
* * *
Эх, Рыжик, Рыжик… Ты думаешь, это ты виновата, но я-то знаю кое-что, чего даже тебе не рассказывал! Это ведь я в тот вечер, в ту ночь разборки с кодлой Седого – ночь, которая была уже на исходе, но еще не кончилась, – глянул на твою дочку д р у г и м и глазами, нет, не глазами зверя, не п е р е х о д я, а совсем, с о в с е м другими… Зачем?! Это было не нужно, она бы и так мне все рассказала, но… Я ошалел тогда от всей этой разборки, от первого п е р е х о д а, от сознания своей д р у г о й сути и… Заступил за черту – нет, не за the border, не за the percinct, а за… dead-line4, и посмотрел на девку… Вернее, дал посмотреть Т о м у…
мерцающими желтым, холодным и каким-то равнодушным огнем… глазами жуткой древней рептилии, жившей десятки миллионов лет назад, которыми теперь почему-то смотрят маленькие пушистые… Эта мысль вызвала дикий страх, но еще страшнее было то… То, что ощущалось, что жило и мерно пульсировало з а этими глазами, что было очень далеко отсюда, но одновременно было и здесь, и везде, и… О н о рассматривало, изучало её с холодным равнодушием.
Девка вдруг поняла, вдруг ясно ощутила, что Это смотрело на мир, когда еще не было м и р а.
Это смотрело на звезды, когда еще не было звезд.
Это существовало в то время, когда еще не существовало времени.
Это уже б ы л о, когда не было Н И Ч Е Г О, кроме…
"А где была ты, когда Я создавал этот мир, рядом что ли стояла?.." -насмешливый голосок в мозгу прошептал фразу из какого-то давно прочитанного… А потом, как росчерком молнии, резкой вспышкой понимания сверкнуло: Э т о стояло рядом и видело, н а б л ю д а л о, как Он создавал этот мир, потому что… Потому что для того Оно и было создано – д о в с е г о. До Света. До Тьмы. До отделения Света от Тьмы. Самым П е р в ы м.
Точно так же, как любой хищный зверь чует кровь (тут Рыжая права), эта жуткая тварь с горящими красной дьявольской злобой углями глаз (Рыжая не видела Там, но я – видел) чует с т р а х! А я заставил девку испытать н а с т о я щ и й страх! Я – т о л к н у л её т у д а, и… Своим страхом она выманила тварь о т т у д а. И теперь у Рыжей – одна надежда. Надежда на то, что Главный почует кровь тех, кого мы подставим, и придет, и п о и г р а е т, и… Но она не дура, она понимает, что кошка играет в свои игры только когда с а м а хочет, поэтому… На крайний случай она надеется, что Его сумею позвать я, и тут она тоже не дура… Но она еще в глубине души рассчитывает на то, что у меня есть какое-то подобие если не власти, то хоть возможности о чем-то просить или даже т р е б о в а т ь, потому что я когда-то заглянул Ему в глаза. И вот тут она – дура, потому что…
Она ведь не знает, ч т о я там видел…
* * *
Где ж я найду такого мента, которому можно рассказать или п о к а з а т ь, думал я в мирно плывущем над Атлантикой "Боинге", прихлебывая вискарь, как простую минералку
(не берет, зараза, ни к голове, ни к ж…)
и раздраженно косясь на Рыжую, сладко спящую в соседнем кресле. С какой радости вообще какой-то мент станет нам помогать, хотя… Если это будет тот, на котором висят эти дела… Если вообще е с т ь эти д е л а… Если Рыжая правильно вычислила… Если мент сам будет заинтересован в помощи и не рехнется от того, что мы ему покажем, не откроет беспорядочную пальбу во все стороны… Словом, тут столько "если", что все это превращается в "вилами по воде"…
Шериф дал мне кое-какие наводки и пару телефончиков ребят с Петровки, которые по его словам были ему кое-чем обязаны, но… Весь мой опыт общения с ментами исчерпывался несколькими пьянками с несколькими людьми в погонах и петербургским сериалом, над которым весело потешались на этих самых пьянках эти самые – в погонах…Правда они тогда были без погон и вообще без всего, поскольку дело происходило в саунах (российские традици, мать их… куда ж от них денешься). И представить себе э т и х ребят – хоть реальных, хоть сериальных, – в каком-то мистическом триллере… Глядящих, реально глядящих на то, что в таком жанре называют превращениями, оборотнями, или еще хрен знает как…
Это бред! Из этого ничего не выйдет, потому что не выйдет никогда! Если мы станем что-то рассказывать, нас упрячут туда, где уже отлежал свое Шериф, а если покажем… нас просто расстреляют в упор, или… люди в погонах станут очень неприглядными телами – в погонах, там, или без… Ведь это не так-то просто – стрелять в нас… Как-то у них это не очень-то получается,