– И что?
– Мы же с вами есть порождение другого уровня. Вы – порождение культуры, плод буквенной абстракции, созданной многими поколениями человечества, и ваша сила заключена в энергии времени всех этих поколений, а уж это много больше чем энергия времени одного лишь человека, я же… – Артак внезапно замолчал, – я же… Впрочем, неважно… Мы вернемся к этой теме, когда достигнем квантового уровня. Сейчас нам важно одно – ни вам, ни мне недоступно ни ощущение боли человеческого тела, ни ощущение даже его смерти. Ведь ни слова, ни мысли не способны ощущать. Они способны создавать то, что порождает ощущения, понимаете? Мы с вами – порождение и проявление более тонкого уровня – уровня создающих, в уровне более плотном – в уровне создаваемых, то есть в уровне телесных воплощений.
– Поэтому мы остались в темноте?
– Поэтому мы остались. Разве это непонятно? Поэтому мы просто остались. Мы остались там же где и были, мы – есть, а его – нет. Точнее, нет его тела. Темнота лишь показывает нам состояние этого тела, но мы от него не зависим. Ведь, повторюсь, нам с вами нет никакой необходимости в электричестве, питающем материю, а у его тела такая необходимость есть. Мы – даже наоборот – мы даже способны некоторым образом производить это самое электричество, – Артак усмехнулся.
– Хм… – пробормотала про себя Агафья Тихоновна, – хм… Производить то, что питает тело? – она выдержала вопросительную интонацию, хотя по всему было видно, что вопрос гипотетический и в ответе нет никакой необходимости, – чем дальше – тем темнее, – акула глубоко вздохнула, а Артак, тем временем, продолжал:
– В мире, где живут люди, а точнее – в мире, где они предпочитают жить, – дракон думал неторопливо, подбирая слова, – всё еще продолжают существовать объекты, которые выполняют строго определенные действия. Так, например, существует человек, который спит, как и существует собака, бегущая по дороге, или птица, летящая в небе. А в следующем витке мироздания, на следующей его ступеньке, – Артак на мгновение задумался и замолчал, но встряхнул головой, и спустя всего лишь пару мгновений продолжил:
– Даже не так. Не в следующем витке и не на следующей ступеньке. Просто, с ростом понимания сознанием некоторых элементарных вещей, сам мир, освобождаясь от никому ненужной материальной шелухи, начинает открывать своё истинное, своё чистое и честное лицо. И на этом лице нет места ничему что можно было бы назвать именем существительным. Сам объект пропадает. Любой объект просто пропадает. Нет его. И судя по всему – никогда и не было. Остается одно лишь действие. Остаётся лишь глагол без имени существительного, и этот глагол определяет и необходимость наличия самого объекта, производящего действие. Объект становится вторичен, он становится словно порождением действия, понимаете? А в мире людей и предметов вторично само действие, но первичен объект, производящий оное. Ведь на самом деле – голое, ничем не обременённое, и поэтому безупречное и безошибочное действие – основа вещей. И здесь, – Артак оглянулся вокруг, – здесь темно именно потому что нет никаких действий, а предметы не в состоянии осветить ни этот, ни какой-либо другой мир.
– Вы сказали – глагол определяет объект?
– В настоящем, в действительном мире – да. В настоящем мире действие определяет сам предмет и обязывает его выполнить себя самое, а в вымышленном – наоборот – предмет выбирает себе действие и выполняет его. В настоящем мире действие – есть основа, фундамент и, если хотите, только это действие, только эта основа и существует. Всё остальное, включая предметы и тела, кажущиеся важными там и абсолютно неважные здесь – они лишь подтягиваются под необходимость выживания жителя этого мира, подтягиваются под необходимость того, что определённое действие должно быть выполнено, а поступок совершён. И всё это лишь для того, чтобы объект мог считаться живым, хоть и иллюзорно живым, но живым! Среди точно таких же иллюзорно живых и в действительности мёртвых объектов.
– А что тогда тут, в этом настоящем мире, делают объекты?
– Объекты важны, но важны примерно так, как человеческие руки важны в мире людей, – Артак кивнул головой в кромешной темноте, – ведь именно объекты становятся инструментами для выполнения каких-либо действий. Объекты всегда вторичны, действия же постоянно на шаг впереди. И необходимость в лидере, необходимость в первичном и определяет то, что именно из вторичного будет воплощено в физическом, в материально-иллюзорном мире людей. Ну, или другими словами, в том мире, в котором люди предпочитают жить только потому, что они его якобы «видят». Видят своими собственными глазами и «видя» даже не сомневаются в реальности того что им удается разглядеть своим, специально усеченным природой, взором.
– То есть?
– То есть, нет и никогда не было, например, спящего человека – но всегда был и есть его сон, есть его дыхание и сердцебиение. Однако человеческий взгляд способен увидеть лишь спящего человека, но не растянутый во времени процесс. Нет бегущей собаки – но есть её бег, есть перемещение её лап и только, хотя глаза способны различить только движущиеся лапы бегущей собаки и её колышущийся хвост, а человеческий мозг тут же наделяет их правом производить эти действия. И делегируют им ещё одно право – право первопричинности, право быть источником, основанием этого действия – бега. Но, на самом деле – всё с точностью до наоборот. Есть бег, а собака появляется лишь для того чтобы удовлетворить возникшую природную НЕОБХОДИМОСТЬ в этом самом беге, – Артак говорил задумчиво и тихо, – подумайте тогда, реальна ли сама собака? Реальна ли, целостна ли эта совокупность соединенных между собой молекул, которую человеческая речь, полностью полагающаяся на человеческий взгляд, определяет как собаку? Я вам отвечу, – Артак хмыкнул в темноте, – нет, не реальна. Её попросту не существует. Нет никакой собаки. Есть просто бег. И нет никакого человека. Есть просто его сон. Да что там «его». Нет никаких притяжательный местоимений. Если бы мы с вами были людьми, то я мог бы сказать что нет ничего в мире, что можно было бы назвать моим или вашим. Потому что нет никого, кто мог бы что-то иметь. А есть только действие, есть процесс. И есть инструменты, необходимые для его производства и завершения. Без принадлежности к кому бы то ни было.
– И нет птицы в небе? – Агафья Тихоновна, хоть и находилась в кромешной тьме, зажмурилась, представляя новую для неё реальность. Ей было так удобнее фантазировать. Представлять.
– Нет, конечно, нет. Но есть полёт. Он более важен. А если быть точным – то только он и важен.
– И мы сейчас именно там где нет того, кто потерял сознание?
– Да, совершенно верно.
– А что же есть?
– Мы есть. Мысли и разговор. Рассуждения. Процесс. Ведь мы с вами не объекты, намертво привязанные к чьему-то телу, мы с вами и есть этот самый процесс, ради которого это тело, – Артак неопределенно кивнул головой, словно указывая направление, – это тело и было воплощено в видимой иллюзии. И есть природная НЕОБХОДИМОСТЬ в этих процессах – необходимость, которая удовлетворяется, используя его, – дракон ещё раз обвёл глазами пространство, – используя его тело как инструмент, а нас с вами – как необходимые процессы, которые и определили возникновение этого самого тела. И где-то здесь, наверное, должно быть и его потерянное сознание. Где-то рядом с нами. Потому как сознание – это прежде всего процесс и он может, даже должен существовать где-нибудь отдельно от тела или тел, как бы человеческий мозг не старался их соединить в единую суть. И если оно, сознание, потеряно – его можно и нужно отыскать. Его можно даже пощупать руками, если вдруг появится такое желание.
– Я поняла. Где-то есть потерянное сознание, но нигде нет ни мыслящего, ни говорящего, ни осознающего. Нет никого, кто осознавал бы, что сознание потерялось, что его необходимо найти…
– Вы совершенно правы, в осознающем просто нет никакой необходимости. А вот необходимость осознавать есть – и она существует в полном объёме, – дракон кивнул головой, и хоть Агафья Тихоновна не смогла этого заметить в полной темноте, но она в полной мере прочувствовала драконий кивок.
Кивок был, и он был понят и принят, а вот кивающего не было – его скрывала темнота. Куда ни посмотри – того, кто кивнул нигде не было. И, возможно, не только не было нигде в пространстве, но и не было никогда во времени.
– А кроме нас тут есть кто-то ещё? Ну или хотя бы что-то?
– Есть.
– Что же это?
– Дыхание.
– И где оно?
– Отсюда и не видно, – Артак тихонько подул на Агафью Тихоновну, а точнее, выдохнул в ту сторону, откуда раздавался её голос, – отсюда не видно, но оно есть. Чувствуете?
– Да, чувствую.
– Дыхание питает не только человеческий мир – мир физических, материальных тел и объектов, но и подпитывает мир этот, – дракон оглянулся вокруг, и выдыхаемым воздухом обозначил свое местоположение, – мир действий. Мир действий и поступков. Потому что дыхание – это тоже процесс. Причем процесс, совершенно независимый от его участника. И неподвластный его воле, ибо дыхание, как я уже сказал – проявление следующего витка понимания, дыхание – это лестница, ведущая в небо.
– А если дыхание пропадет? Уйдет, устанет, испарится?
– Физическое тело погибнет.
– А мы? Что будет с нами? Мы останемся?
– Конечно, останемся. Для нас ничего не изменится, ибо с телом физическим мы связаны очень и очень слабо. Точнее – это оно связано с нами, это мы питаем его – мы даже даём ему необходимое для его существования электричество, но нам самим нет никакой насущной надобности в этом теле, кроме как… – Артак запнулся.
– Но если тело пропадёт, то пропадут и слова, которые оно может высказать, а значит – пропаду и я!
– Нет, нет, – Артак запротестовал, – вы не пропадёте. К тому времени, как тело обратится в прах, у вас может появиться новое воплощение. Так что особо переживать не стоит.
– Новое воплощение? Но какое? – акула была явно заинтересована сказанным и её чёрный лакированный глаз поблескивал любопытством.
– Мало ли какое, – загадочно ответил дракон, – да хоть чистый лист бумаги. Много ли нужно словам, чтобы существовать?
– Ах, – вскрикнула Агафья Тихоновна, – а ведь верно… А вы?
– Я тоже не пропаду. Мысли – как состриженные и отделённые от тела волосы. Например, решил человек подстричься. Волосы упадут на пол и продолжат своё существование отдельно, тогда как голова этого человека, наполненная мыслями свежими и не очень, мыслями вечными и проходящими, своими и чужими – голова останется на своём месте и, кто знает, возможно, потом отрастит новые волосы. А, может быть, и не отрастит.
– И от чего это зависит?
– От её готовности жить без волос.
– А если упадёт голова? – не без иронии спросила Агафья Тихоновна.
– Тогда вы поможете мне найти новый дом, – быстро ответил дракон.
– Я? – удивленно воскликнула акула.
– Именно вы, – подтвердил дракон.
– Но как?
– К тому времени вы уже будете существовать на простом листе бумаги, – напомнил он многозначительно, – а я поселюсь где-то рядом и всегда буду витать вокруг этого исписанного словами и смыслом листа.
– Я понимаю, – акула кивнула, и опять материализовался именно кивок – этот самый что ни на есть реальный житель столь необыкновенного, и пока ещё непонятного акуле мира, – я понимаю.
На некоторое время воцарилось мысленное и словесное молчание. Оно было необходимо для того чтобы Понимание – ещё один невидимый житель этого необыкновенного мира, смогло родиться на свет.
Молчание было, но не было тех, кто молчит.
Не дракон молчал и не акула, а само Молчание выражало себя через дракона.
Само Молчание выражало себя и через акулу.
Существовал лишь процесс, растянутый над множеством объектов, а вот самих молчавших не было нигде, хоть глаз выколи…
Тут вообще не было ничего такого, что не являлось бы действием или поступком. Это был мир глаголов. Мир без имен существительных. И скорее всего, без прилагательных, ибо прилагательные способны только прилагаться к чему-то или к кому-то, то есть прилагаться к имени существительному. Или к местоимению. Прилагательные и должны прилагаться, как ясно видно из названия. Именно прилагаться к чему-то предметному. А здесь прилагаться было не к чему. Были только действия и всё.
– Что же нам делать? – Агафья Тихоновна беспомощно развела плавники в сторону.
– Наблюдать. Пока мы существуем, и более того, пока мы есть, пусть даже в этой кромешной темноте – можете считать, что он в безопасности.
– Как же это?
– Если темнота исчезнет сама собой, – Артак глубоко вдохнул, – это может означать только одно – его физическое тело ушло, и эти тёмные, телесные, материальные границы, загораживающие нам с вами весь существующий свет и невидимую сейчас даль, рухнули.
– А если темнота исчезнет, но не сама собой? – Агафья Тихоновна явно что-то задумала, однако не торопилась поделиться своими мыслями с драконом.
– Что вы имеете в виду? – Артак наморщил лоб, пытаясь предугадать её мысли.
– Ну если темнота исчезнет не сама собой, а с чьей-то помощью?
– Я думаю что в этом случае мы с вами покинем мир действий и вернёмся в более привычную людям вселенную – в мир предметов – в мир, где предметы пытаются главенствовать над поступками. И, конечно же, – Артак немного подумал, – конечно же, сознание вернётся к своему хозяину. Однако, оно вернется вместе с болью и непониманием, которые всегда сопровождают тела на их предметном, физическом уровне.
– Вы предлагаете…
– Я предлагаю просто наблюдать. И что бы ни произошло – именно это действие будет верным и правильным.
– А я предлагаю нечто иное.
– Что же? – в мыслях Артака звучала заинтересованность.
– Я предлагаю действовать! И раз мы в мире действий, то давайте этим воспользуемся! Давайте разведём огонь. Я, например, смогла бы достать дрова и спички. И мы вместе смогли бы развести большой и яркий костёр. Ведь это действие вполне в наших силах… Возможно, это поможет… Костёр смог бы дать свет, столь необходимый ему чтобы проснуться.
Дракон, одновременно удивлённо, и с изрядной долей восхищения повернулся к Агафье Тихоновне и прошептал уже не мысленно, но вслух:
– В наших. Вполне. Конечно, поможет. Действительно, как я сам не подумал… Да если и просто наблюдать… При свете-то виднее…
– Ну конечно! При свете от костра мы наконец-то сможем увидеть всё то, что нас окружает.
– Вы правы, – только и произнес дракон, – но ведь самого костра здесь не будет. Будет лишь горение. Процесс. Будет лишь действие, дающее нам свет и тепло.
– Ах не все ли равно, – возразила акула, одновременно кивнув головой, – будет костёр или нет, лишь бы был свет, который он даёт.
– Вы правы. Если возникла необходимость в свете, то костёр – лишь инструмент, которым эта необходимость пользуется, да и мы с вами – тоже. Всегда надо учитывать то, в какой из реальностей ты находишься, – Артак усмехнулся, – и если необходимость возникла, то не нам с вами с нею спорить. Тем более, что нас-то тут и нет. Здесь существуют только лишь наши действия и поступки.
Агафья Тихоновна, не мешкая более ни мгновения, как всегда, используя свою способность доставать всё что угодно прямиком из ниоткуда, начала с того что достала из-за спины мощный электрический фонарь. Она крепко держала его в плавниках и направленным лучом освещала пространство вокруг себя. Судя по всему, акула искала место для костра. Правда, было непонятно – могло ли быть в этом мире какое-либо место, ведь само место – это предмет, а даже если не предмет, то уж никак и не действие.