Край флэш-карты торчит наружу, в нем специальный модуль улавливает каждое движение мысли, подгоняемой щелчком кнута – успеть, успеть! – и бесстрастно оценивает скорость и точность поиска ответа.
Это твой вечный дедлайн. Уходят в небытие имена и лишние воспоминания, и пусть камера увидит лишь сосредоточенные лица команды реалити-шоу, фоном к которой потом послужат спецэффекты а-ля матрица и чудеса транскода. Отрисуют потом киношники шестнадцать Шерлоков-Холмсов с синими шарфами и каштановыми кудряшками, разобьют си-сферу на сектора, и на каком-нибудь самом удачном экземпляре космонавтус-вульгарис покажут восьмидесяти килограммам безмыслия перед монитором истинную силу человеческого мозга…
В фон. Все в фон.
Запрос.
Ответ.
Синхронизация.
А на широких мониторах неровными скачками продвигаются с запада на восток шестнадцать разноцветных линий, видимых на самом краю обзора не только безликой массе телезрителей, на которых, по сути, уже стало плевать, но и своим же соратникам, коллегам… Друзьям или уже нет?..
Красиво стартанув, рвется вперед связист Ромка Костиков, но быстро выдыхается, и вот уже Андре Соньер галантно, почти извиняясь, обгоняет его.
«Вот опять я опоздал на поворот,
Подо мною конь чужой и конь не тот…»16
Растерявшийся Антон Хлебников стремится заползти в тёплые норы знакомых тем и там взять свое по максимуму. Дамир с упорством тарана добивает первый блок с общими вопросами.
Женя порхает от вопроса к вопросу, словно маленькая цветастая колибри, и Настя в волнении закусывает губу, но тревога ее быстро проходит, когда она понимает, что девушка-ядерщик сильна именно таким вот стремительным переключением между заданиями. Круче неё в этом, пожалуй, только Оникс.
Финишная десятиминутка – лучший повод вспыхнуть и выложиться до конца, если есть ещё чему гореть.
Настя призывает на помощь всех преподавательских богов, чтобы те помогли ей с максимально бесстрастным лицом объявить результаты.
– Третье место… Рита Лебедянская.
Изящно вильнув бедром, словно встав на пресловутом перепутье «красавицы налево, умные направо», Рита поднимается с места.
– Второе… Тимофей Лапшин и Дмитрий Зосимов.
Уставшие, смущённые парни встают рядом с Ритой, но если на лице геолога – радость от победы, на которую он рассчитывал изначально, то Димка, привыкший не верить в собственные силы, мучительно гадает, какой из святых явил ему сие чудо.
– И первое место…
Честолюбивая надежда на лице Лосева. В повороте головы Дамира – уже чисто спортивный интерес. Почти отеческая радость – в глазах капитана, ибо та, которую он знал меньше остальных, сегодня доказала, что заслуживает уважения и доверия.
– Женя Симань!
Пушистое рыжее облако поднимается в воздух и моментально оказывается притянутым за руки в круг победителей. Ромка начинает аплодировать первым, и к нему присоединяются все. Или почти все.
Славка Порожняк прячет от вездесущих камер свою недовольную мину, ибо он был готов проиграть кому угодно, только не этой рыжей соплячке. Что ж, умняха, ежели сумма физического и умственного в человеке – величина постоянная, то я хочу видеть тебя на силовых тренажерах. И уж там-то готовься продуть со свистом, недоспециалист по фотонным двигателям.
Но последних – не называют. Они и так знают свое место. Ян выполз из кабинета замыкающим, строго по списку, отмахнувшись от сочувственного взгляда Насти. На камеры ему было и вовсе наплевать. Он не любил и не умел проигрывать, но когда ты изначально готов к поражению, финал принимается как должное. Это даже вошло в привычку – заранее готовиться к варианту «все плохо», но парадоксально делать все возможное, чтобы было на «отлично». Делай, что должно, и будь что будет…
Тесты – не его стихия. Ментальная скорость реакции – не его параметр. Дайте, пожалуйста, эскиз хитровыделанной штуковины, которую нужно сконструировать и воплотить в железе, – вы получите ее так быстро, как не ждали. Дайте задачку на пилотирование – вы поймаете и скорость, и глубину. Дайте задачу на автоматизацию – и я извращусь, вспомню все пять лет института и выдавлю из себя код, кривой, не по правилам, но он будет работать…
«Бросьте жертву в пасть Ваала! Киньте мученицу львам! Отомстит всевышний вам!»18 – шептал Ян, забиваясь в угол у панорамного остекления с видом на березы и космогородок. Пустая рекреация, кадки с пальмами, информационные щиты с белыми чайками объявлений. Вечные институтские коридоры, прямые, как проспекты. И посреди этого пространства в начале координат – инженер-исследователь Ян Заневский, спрятавший лицо в коленях, а для верности еще и соорудивший из сцепленных рук защитный кокон. И настроение такое, что то ли правда первенцем в Карфаген, то ли бежать в самоволку и курить кальян, то ли, наконец, сломать себя и перестать стремиться к чему-то там, где ты безнадежен. Ян криво ухмыльнулся темноте возле коленной чашечки. Я уже почти достиг этого. Я положил болт на все внешние достижения, запихнул в шкаф красный диплом программиста, перестал участвовать в любых соревнованиях, кроме полетов, да и то – в пределах клуба. Никаких открытых площадок, никаких олимпиад, никакой, боже упаси, кандидатской на работе. Мне осточертело что-то кому-то доказывать! Все, финиш. Я никто и звать меня никак. Инженер-исследователь, выдернутый из затертого НИИ, которому здесь приходится…
Выживать.
Доказывать.
Быть.
Без права на ошибку и вылет. И дело не в том, что страшно вернуться обратно, за этот березовый кордон. Там хорошо встретят, мать обнимет, отец поговорит вечером на кухне… На работе обрадуются – кто еще им будет так пахать за идею?
Только Оникса здесь нельзя бросать одного. Слишком много волков на одну птицу. Рывком подняться, вынырнуть на свежий воздух и из гнилого болота в голове. Нет, оптимизм наигранный, это и ежику понятно. Только вот много раз Ян видел дома, как подрывался так дед Саша, плюя на собственную ущербность, и начинал хоть что-нибудь да делать для деда Кира, валявшегося под яблоней с очередным приступом мигрени-аритмии. Да черт подери, хоть свистульку сделает из ивовой ветки, – а старый хакер слабо улыбнется. А там, глядишь, и вечером в транскод нырнут, замерев у потухшего камина…
«Просто помни, что вряд ли у меня будет повод жить долго без тебя».
И этим все сказано.
Глава 6
– Добро пожаловать в чистилище… простите, в святилище космонавтов, – Мишка Пурга решительно шагнул к центрифуге, которая только что отработала свою программу и завершала последний медленный оборот по инерции. – Крутите барабан, господа, я ставлю всё на… кто у нас там? Без пяти минут кандидат биологических наук Антон Хлебников, после знакомства с которым вы уже никогда не забудете, как отличить тычинку от пестика…
Без пяти минут кандидат, впрочем, выполз из центрифуги с видом отнюдь не героическим, пошатнулся и упал на колени под прицелом Мишкиной камеры, обдав пол остатками «космического» завтрака. Мишка замешкался: чувство прекрасного в нём требовало немедленно прекратить съёмку, а чутьё стреляного папарацци намекало, что нельзя упускать такой до крайности жизненный кадр.
– Стоп! Переснимаем!! – грохнул из динамиков глас режиссёрский. – Приведите площадку в порядок. Капитан Орлов, запустите центрифугу ещё раз с кем-то более… выносливым. На тридцать секунд будет достаточно. Переделаем только сцену выхода.
Пока юркий клининговый робот подчищал следы конфуза, Орлов пытался высмотреть в зале атлетическую фигуру Дамира, но потом вспомнил, что парня с утра мучают попытками отснять лавстори с Ритой. Ха, да проще два магнита соединить одноимёнными полюсами, хотя чем чёрт не…
– Слава, вперёд.
Давай, карго Порожняк, я же вижу, как ты, заваливший намедни добрую половину интеллектуальных тестов, рвёшься хоть в чём-то показать свою удаль. А пока оператор вновь разливается соловьём про чистилище, радуясь удачному каламбуру, можно выиграть несколько жалких минут на жизнь без карнавальной маски…
– Антон, можно тебя на пару слов?
Биолог с видом побитого пса предстал пред очи капитана. Да, он опозорился сам и опозорил команду. Что, если режиссёр всё-таки решит пикантности ради оставить сцену с его, Хлебникова, участием?
– Приношу извинения, товарищ Орлов, – слова биолога отдавали едва заметной кислой горечью, – я ведь по-настоящему хотел тренироваться, не для камеры. Мы же… полетим, верно?
– А я не распекать тебя выцепил, Тоха, – доверительно сообщил ему на ухо Орлов. – Но впредь давай так. Днём, на съёмках, делаем всё на от… цепись. Вечером, без посторонних – работаем по-настоящему. Будет сложно, но других вариантов нет. Мне тут и так уже сказали, что я, мол, сам чересчур заигрался и актёров почём зря мучаю. Как только киношники свалят – объявляю общий сбор команды, нужно обсудить всё это. Надеюсь, ребята поймут меня правильно.
***
Вечером в павильоне было уже пустовато. Киношная братия порядком подрассосалась по домам, оставив на площадке только один мягкий желтый софит да хромакей со стулом перед ним. В тени сидел режиссер, обмахиваясь газеткой. Орлов посматривал на него изредка, зная, что заполученный сейчас в руки планшет ему никто не даст даже на ночь. А тут информация настолько специфическая, что надо кровь из носа, а если не стащить все это, то хоть запомнить по максимуму.
– Где вы все это нарыли? – тихий вопрос Орлова рикошетит от бока «Харона» и улетает куда-то в темноту под потолок ангара.
Режиссер только тихо смеется и качает головой. Ну да, ответ очевиден. Кто-то бы назвал это все «историями героев», но часть фактов Орлов знал про свою команду из закрытых листов досье, а вот все остальное… Спецслужбы, не иначе.
Подноготная. Грязь по колено. Старые скелеты, играющие в покер на взведенных нервах. Страшное оружие, которое превратит самую фальшивую ноту игры в чистую и звонкую трель «ти триол» настоящей злости, радости, гнева и ужаса.
Ветер Анастасия. Детдом. Шрам через всю спину.
Заневский Оникс. Кличка – Инь. Хакер. Плохая наследственность. Пра-пра-пра… [рябит в глазах] …внук Кристиана Вебера.
Заневский Янис. Слишком частые контакты со сторонниками оппозиции. Волчья лапа на ауре.
Зосимов. Изгнание из семинарии, за то, что доказывал невозможность непорочного зачатия.
Костиков. Трансляция зарубежной музыки на рабочих частотах дорожной полиции. Условный срок.
Лебедянская Маргарита. Проведение нелегальных абортов, продажа полученного физиологического материала в центры косметологии.
Лисов. Авария. Пост-травматическое стрессовое расстройство.
Мессер. Смерть подопытного в лаборатории. Странное стечение обстоятельств.
Орлов быстро перелистал импровизированный «Молот ведьм» до своей фамилии, перебирая в голове все свои грехи. Нет, слава богу, до главного киношники в его жизни не добрались, а сам он это не расскажет им и под пытками.
Ниже мелькают еще фамилии, взгляд успевает выцепить строчку: «Рамазанов Дамир, какая-то девушка из высокогорного аула и кунаки другого влюбленного джигита, летящие в пропасть», – а на площадку уже идет Андре Соньер в своей вечной черной летной форме с серебряными застежками на груди. Show must go on19.
Повинуясь приглашению режиссёрской руки, Соньер угнездился на стуле. На фоне цвета майской травы он больше напоминал эльфа, что рисуют обычно в честь Бельтайна. Эльфа, который сейчас попал в лапы киношников и должен выдать этим спецам и танец на отлично, и златые шпоры, и рубашку разодрать на тощей груди. Орлов отвел взгляд. Его, капитана, жалели. Да, черт побери, жалели, не ставили вот так лицом к лицу с объективом, не втягивали в дрязги, отрываясь на остальных доверчивых душах. И вот Соньер первый.
– Знаете, у нас бывают такие вставки в ходе серии, – осторожно начал режиссер, не показывая, впрочем, лица на свет. – Там актеры говорят о своих мечтах… Ну, в рамках сценария, конечно. Немного рассказывают о себе. Вы читали сценарий?
Соньер кивнул. Своим пилотским чутьем определив, где находится капитан, он старался смотреть теперь только туда, благо, что это было чуть в сторону от камеры.
– Вы готовы это сказать?
– Готов, – пожал плечами Андре. – Спрашивайте. Я про всё подряд залпом, как ваш Пурга, не умею.
Тихое «мотор идет» как напоминание о реальности или скорее иллюзорности происходящего. Орлов сжался в кресле. Да, это даже хуже, чем первый ряд перед экраном.
– Тогда расскажите о себе.
Соньер ещё раз пожал плечами, коротко вдохнул, дёрнул уголком рта и выдал на автопилоте:
– Все зовут меня как им угодно, я называю себя Стрижом. В десять лет поступил в лётную школу-интернат, в семнадцать досрочно получил права управления флаером. На этом, как видите, не остановился.
– Почему вы расстались с вашей первой девушкой?
Вопрос был задан режиссером слишком быстро. Орлов заметил, как пилот, потеряв из-под ног и почву, и подъемную силу крыла, растерянно смотрит в объектив, а оператор потирает сухие ладони, и звук от этого противный, как от пенопласта по стеклу. А сам Андре мучительно пытается справиться с судорогой в плече, потому что следующую фразу он должен произнести с этакой фамильярной вальяжностью, а напряжённые плечи этому никак не способствуют. И получается уже не легкомысленно, а почти трагично:
– Потому что мы с ней не сошлись… в постели.
– Что вас не устроило в ней?
– Видите ли, – пушистые ресницы пилота задрожали, и Орлов, для которого по сию пору оставалось загадкой, была ли девушка-то, сочувственно подался вперёд, ещё секунда – и он тронет зарвавшегося режиссёра за плечо, но Соньер вдруг переплавил нерешительность в злость на самого себя, а злость – в невыносимо долгий убийственный взгляд, от которого дрогнули руки оператора, и на миг смазалась картинка в видоискателе камеры. – Это я её не устроил.
– А кто бы в проекте устроил вас, Андре?
Две бездны тёмного пламени прожигают линзы кинокамеры, выбивают пиксели на светочувствительной матрице, а в эфире – молчание, молчание, молчание…
– Не могу.
Тишина. И снова шепот «мотор идет». Утекают деньги сквозь пальцы. Деньги здесь всё – затраченное электричество, напряг в мышцах оператора, гигабайты памяти на полнящейся флэш-карте и, конечно, время режиссера.
– Говорите, Соньер. Вы же подписали часть сценария, касающуюся вас. Мы и так дали вам поблажку – самому выбрать того, кто… м-м… понравится. Или тогда, быть может, вам будет легче на камеру рассказать одну историю из вашего прошлого, Андре, – голос режиссера уже просто лунный мед, цветущая таволга, концентрация которой такая, что тошно и нечем дышать. – Мы в курсе, знаете ли… Странная семья, домик около Лиона, розовый сад, любимый кнут в руках отца…
Ни один мускул на точёном лице пилота не дрогнул, но его пальцы впились в подлокотники с такой силой, словно под ними был не мягкий поролон, обитый кожей, а потная, пульсирующая плоть режиссёрской шеи.
Орлов хватал ртом воздух, пытаясь, наконец, вдохнуть. Пальцы сами скользили по экрану планшета, добираясь до страницы французского пилота. Что там за дрянь, что за гадость они придумали про этого парня, хрустальную безотказную душу, главную жемчужину команды… Нет. Рука замерла. Орлов для верности даже глаза закрыл. Не хочу знать. Не-хо-чу. А перед глазами уже мелькают кадры будущей сенсационной серии, только жаль, поставят фоном какую-нибудь попсу, а надо бы эпичное «Lost Kingdom». Чтоб горело. Чтоб жгло напалмом.