И ведь не было не только пепси, не было почти ничего в советских магазинах. А за тем, что в магазинах было, выстраивались огромные очереди. Чтобы купить холодильник или телевизор, нужно было записаться в очередь и раз в месяц приходить на перекличку отмечаться. Опоздал на перекличку и тебя из очереди вычёркивали. И всё по новой. Месяцами… за обычным холодильником… тысячи людей… по всей стране… Безумие.
Продавцы наживались на дефиците так: часть товара не пускалась в свободную продажу, а распределялась по знакомым и знакомым знакомых. Это называлось «достать по блату» и стоило дороже официального ценника, установленного советской торговлей. Иногда переплата доходила до ста процентов от номинальной стоимости. Но чаще не переваливала четвертака сверху. Двадцать пять рублей. Фиолетовая купюра с изображением Ильича. На лицевой стороне банкноты, мелкими буковками было написано – банковские билеты обеспечиваются золотом, драгоценными камнями и прочими активами государственного банка.
За спекуляцию в УК РСФСР была статья, но продавцов-спекулянтов уголовная статья не останавливала – слишком велик был соблазн.
– Чего мне продавцу говорить, берёшь «Хемус»?
– Сто двадцать?..
– Да.
– Пусть откладывает.
– Я погнал, – выдохнул Серёга и убежал. А я стал думать, где взять сотню. Двадцать рублей у меня были.
– Я давно хотела избавиться от этого полированного гроба, – и мама кивнула на трёхстворчатый шкаф, – Надеюсь, за сто рублей его возьмут.
Взяли шкаф за восемьдесят, и мама снова добавила недостающую сумму: Как-нибудь перебьёмся. К тому времени я уже давно подрабатывал санитаром в Третьей советской больнице и мы перебились. Новая гитара стоила того.
Через год новая гитара перестала строить на третьем ладу. Пришлось срочно продавать её бывшему однокласснику.
Боре Гаврилюку было решительно всё равно, фальшивит гитара или нет.
– Да пофиг, – сказал Боря и достал из кармана сотню.
***
Так, вот, джинсы.
Как-то перелезал через забор, и джинсы лопнули по шву на заду. Хорошо, что до дома было недалеко – добежал, зашил. Но вскоре хлорка стала брать своё, и штаны начали расползаться в самых неожиданных местах.
Зашивал снова и снова, потом плюнул – придумал делать заплатки из разноцветной ткани.
– Перестань носить эти обноски! – нервничала тётушка, – соседи говорят, что ты, гей!
Уверен, соседи выражались несколько иначе и гораздо грубее.
В ответ на слова тётушки я только смеялся и вшивал в джинсы очередную заплатку. Мама благоразумно молчала. Но однажды не выдержала и пообещала сохранить портки, чтобы показывать их моим детям. Угроза не подействовала.
Дырявые джинсы с заплатками в 1989 году… Таких штанов в городе не было больше ни у кого!
НА ЭТОМ МЕСТЕ ДОЛЖНА БЫТЬ ФОТКА ДРАНЫХ ШТАНОВ. НО ТАКОЙ ФОТКИ НЕТ. ВЕРЬ ТАК.
Да что там штаны! Тех, кто ходил по городу в шортах, можно было по пальцам пересчитать. А в деревнях…
***
– Вам морду когда-нибудь били?
– Что-о-о-о?!
– Вам когда-нибудь били морду просто так?..
Директор элеватора смотрел на группку студентов воинственно рассредоточившихся по его небольшому кабинету и решительно не понимал, что происходит. А ничего и не происходило. Все, что могло произойти, случилось еще вчера.
***
Закончив смену на элеваторе, девчонки отправились в душ и когда уже румяные выходили на улицу, нарвались на местных пацанов. Не нарваться было невозможно – пацаны все это время подглядывали в плохо закрашенные белой краской окна и от того, что они в этих окнах увидели, пребывали в сильной ажиотации.
Распаренные городские барышни манили незнакомыми ароматами…
– А поехали на речку, на лодках кататься? – предложили местные пацаны.
– А не пошли бы вы! – смущенно ответили городские барышни.
Нехитрое ухаживание могло бы продолжаться и дальше, но на пути эротических фантазий местных неожиданно встал студент Лёха. Точнее, Лёха шел и встал в этом месте совершенно случайно. Лёха был филолог и в очках. Становиться защитником не планировал. А пришлось.
Пока Лёху били, Ксюша прорвала окружение и с криком «наших бьют!» влетела в общагу.