Дерби прижала ладони к залитым слезами щекам и присела в глубоком реверансе:
– Благодарю вас, миледи! Я не сомневалась, что вы что-нибудь придумаете. Спасибо!
– Вполне возможно, что брат ничего не знает, – предупредила ее Хелен.
– Понимаю, миледи. Но мне уже легче от того, что Берту ищут. Я боялась, что про нее забудут.
– Этого не произойдет. Обещаю, мы ее найдем. Неважно, сколько это займет времени.
Хелен ободряюще улыбнулась и прошла в будуар; с каждым шагом поспешно сказанные слова обретали для нее все больший вес. Зачем она дала служанке это обещание? Отыскать в ненасытной утробе города одну-единственную из моря забытых девушек будет практически невозможно.
Хелен представляла себе опасности, таящиеся за дверью. Она каждый месяц читала «Случаи, произошедшие в Лондоне и округе» в «La Belle Assemblée»: леденящий кровь список убийств и изуверств публиковали сразу под новостями мира моды. Под Рождество газеты писали только о шокирующих убийствах на Рэтклиффской дороге, в кровавых деталях описывая жестокую расправу над двумя невинными семьями. Теперь в «Таймс» каждый день докладывали о зверских набегах людей, называвших себя луддитами: отчаявшиеся рабочие разрушали новое оборудование, которое должно было их заменить, и нападали на свое начальство, вооружившись дубинами и ружьями. Эти жуткие истории давали понять, что за пределами Халфмун-стрит царит полный беспредел.
За три шага Хелен миновала зеленую кушетку и подошла к туалетному столику из красного дерева. Она протерла глаза. К счастью, неприятное мерцание исчезло. Что это за проблема со зрением – неизвестно, но похоже, что возникает она только при виде Дерби. Вероятно, этот феномен связан с живыми существами. Хотя, разумеется, Хьюго не мерцал. Как и ее собственное тело, если уж на то пошло. Будь она таких же убеждений, что и тетушка, Хелен непременно увидела бы в этом явлении нечто сверхъестественное, но ей больше импонировали «животный магнетизм» мистера Месмера и «животное электричество» мистера Гальвани. Хелен сбросила со счетов эти хрупкие теории – скорее всего, виной всему была усталость.
Среди аккуратно расставленных на туалетном столике баночек, кисточек и мисочек нашлось лишь одно подходящее место, чтобы спрятать портрет: щель между краем зеркала и набором ароматических смесей в белых пиалах. Хелен опустила туда медальон и отошла назад: полумесяц золотой рамки и вызывающий взгляд матери будут едва заметны стороннему наблюдателю.
Ей полагалось сказать Дерби, что исчезновением Берты обязан заниматься виконт Пеннуорт. Негоже юным леди и прислуге ввязываться в опасные авантюры.
– Дерби? – позвала она. – Мне надо кое-что тебе сказать.
Девушка возникла в дверном проеме, уже не окруженная голубым свечением. Наверное, оно и правда привиделось Хелен от усталости.
– Да, миледи?
– Мне кажется… – Хелен осеклась, почувствовав на себе выразительный взгляд Дерби, в котором читалось разочарование. – Мне кажется, что кремовые перчатки будут смотреться лучше абрикосовых.
Неподобающее это поведение или нет – неважно. Она уже дала Дерби обещание и сдержит слово. К тому же камеристка права: больше никто не станет искать горничную, которая могла сойти с пути истинного. Особенно дядюшка Пеннуорт.
Глава третья
Завершив вечерний туалет, Хелен приоткрыла дверь спальни и выглянула в коридор третьего этажа. Никого. Надо поспешить, чтобы увидеться с Эндрю наедине до ужина. Иначе интимного разговора не выйдет: исчезновение Берты и отдельный дом для брата с сестрой за ужином обсуждать нельзя, к тому же Эндрю будет вынужден еще долго общаться с дядюшкой после того, как Хелен с тетушкой выйдут из-за стола. Это ее единственный шанс, и новый предоставится только через неделю, а то и позже. Девушка приподняла полы атласной нижней юбки и сбежала вниз по лестнице, никем не замеченная в нарушении правил приличия, кроме портретов предков ее дядюшки, смотрящих на нее со стены.
Еще на самом верху Хелен опустила взгляд в глубины главного холла. Удача ее не оставила: там не было ни души. По привычке она считала ступеньки, стремительно уносясь по ним вниз, и запыхалась еще на сорок второй, у выхода на второй этаж. Манящий аромат ростбифа, принесенный теплым воздухом из подвальной кухни, смешался с запахом подтаявшего воска свечей. Ждать ужина осталось недолго.
Двери гостиной были закрыты. Там ли Эндрю, уже заключенный в одной комнате с дядюшкой и тетушкой, или спасается, как обычно, в бильярдной? Хелен перегнулась через перила и прислушалась. Снизу приглушенно гремели кастрюли, канарейка тетушки переливалась вечерними трелями, и еле слышно перестукивались бильярдные шары. Ага! Хелен улыбнулась и, приподняв платье выше щиколоток, пробежала последние двадцать ступенек.
Там она повернула в сторону и чуть не столкнулась с Филиппом, вторым лакеем, который тщетно пытался поправить свой напудренный парик. Слуга тут же вытянул руки по швам:
– Миледи! – Он склонил голову – парик съехал, обнажив медного цвета волосы, – и отступил назад, к стене.
– Филипп! – Хелен подняла взгляд на второй этаж и закрытые двери гостиной. – Дядюшка с тетушкой уже спустились?
– Да, миледи. Меня послали пригласить за стол лорда Хейдена.
Великий Луд, времени совсем не осталось: следующей позовут ее. Хелен подошла к лакею, скрывшись за высокой лестницей.
– Лорд Хейден в бильярдной, верно? – прошептала она, жестом приглашая Филиппа стать ее соучастником.
Им обоим скрытность давалась нелегко, при росте Хелен чуть ли не метр семьдесят пять, а Филиппа – больше ста восьмидесяти восьми, его не так давно наняли, и тетушка выбирала лакея под стать Хьюго – высокого, стройного, длинноногого. «Важное требование, – как-то бесстрастно заметила Хелен при Миллисенте, – ведь красно-золотая ливрея очень плотно прилегает к телу».
– Да, миледи.
Филипп послушно двинулся к девушке вдоль стены. Его синие глаза были влажными, а движения – рассеянными, чего обычно Хелен за ним не замечала. Очевидно, он пал очередной жертвой сезонной простуды, которая периодически косила жителей особняка.
– Филипп, не могли бы вы… – Хелен замялась, понимая, что ставит его в неловкое положение. – Не могли бы вы зайти за лордом чуть позже?
– Насколько, миледи? – В широко раскрытых глазах Филиппа читался настоящий вопрос: сколько?
Девушка щелкнула металлической пряжкой сумочки и выудила оттуда один фартинг.
– Десять минут, – сказала она, уронив монетку в руку лакея. – Не хочу, чтобы вас отругали из-за меня.
– Десять минут. – Лакей поклонился. Монета уже скрылась в кармане камзола.
– Вот еще что, Филипп. Дерби сообщила мне, что вы разговаривали с пажом, который последним видел Берту до ее исчезновения.
Рука лакея нервно скользнула к шейному платку.
– Да, миледи. – Он посмотрел наверх сквозь перила и еле слышно прошептал: – Этим, миледи, нам приказано вас не беспокоить.
– Я буду лишь сильнее беспокоиться, если оставить меня в неведении.
Филипп облизнул верхнюю губу. Хелен терпеливо ждала, пока он размышлял, как быть, – морщинка между усыпанными веснушками бровями говорила о том, что молодой человек крепко задумался. Ему полагалось следовать приказам дядюшки с тетушкой, но лакею уже слышался звон очередной монетки.
– Того мальчонку послали по делам на Беркли-стрит, – наконец выдавил из себя Филипп и выразительно посмотрел на сумочку Хелен. – Он увидел, как перед Бертой остановился экипаж, но какой – он не заметил. Вот и все, миледи.
– На него давили?
– Это паж Холиоксов с Беркли-сквер, хороший парень. Наверняка он рассказал все, что знал.
Хелен кивнула:
– Спасибо, Филипп. Не забудьте: если вас спросят, где я, отвечайте, что еще в своей комнате.
– Разумеется, миледи.
Девушка поправила шаль, чтобы та не соскользнула с плеч, и степенно пошла по коридору в заднюю часть особняка. Завернув за угол, она побежала к бильярдной.
Хелен перешла на шаг, приблизившись к закрытой двери, и внезапно нахмурилась. В лице Филиппа было что-то такое, что отдавало неприязнью. В голову Хелен приходила только одна мысль: Филиппа не волновала судьба горничной. Честно говоря, Хелен это не удивило. Лакей болен, и часть прислуги недоверчиво относится к Берте из-за того, что она иностранка. Однако это вызывает сомнения в достоверности сведений, полученных Филиппом от пажа – вряд ли он допрашивал его с пристрастием обеспокоенного судьбой Берты человека. Если паж что-то скрыл или не упомянул важную деталь, Филипп, скорее всего, этого даже не заметил.
С другой стороны, надо признать, что никто не умеет, как Хелен, замечать малейшие недомолвки. Сколько раз ей удавалось раскрывать тайные мысли близких ей людей? Что нередко шло вразрез с мнением о них окружающих. Хелен отмечала острый ум лакея-негра леди Тревейн, минутный всплеск похоти в гостившем у них приходском священнике, сердечную любовь, промелькнувшую в мужском взгляде… Порой эти открытия потрясали девушку, но она не могла отмахнуться от фактов, как и не могла отрицать свою потребность помогать другим в тяжелые минуты. Если ее обещание Дерби не было пустым, она должна сама поговорить с пажом и прийти к своим выводам.
Осталось придумать, как проникнуть тайком в чужой дом.
Хелен остановилась у двери в бильярдную, готовая к иному вторжению. Это была святая святых мужчин, и хоть никто прямо не запрещал женщинам посещать бильярдную, существовало негласное правило: девушкам туда заходить нельзя. Хелен поспешно убедилась, что в коридоре никого нет, открыла дверь и сделала шаг вперед.
Жгучая смесь ароматов дыма о сигар, воска свечей и красного вина витала в комнате с обитыми деревянными панелями стенами и плотным красным ковром. Высокая фигура брата склонилась над бильярдным столом, кий указывал на шар. Эндрю отвел взгляд от зеленого сукна, приветливо улыбнулся сестре и снова сосредоточился на ударе.
– Привет, сильфида, – сказал он и поправил кий между пальцами, выбирая угол удара. – Пришла со мной поиграть? – Он хмыкнул над своей же шуткой и толкнул кончиком кия шар цвета слоновой кости. Тот врезался в красный и заставил его отлететь в лузу. – Видела? Даже у Сельбурна бы лучше не вышло. Что скажешь?
Хелен ни разу не видела, чтобы друг брата, герцог Сельбурнский, играл в бильярд, так что воздержалась от комментариев:
– Я хочу с тобой поговорить. Наедине.
Эндрю обогнул стол, не спуская глаз со следующей цели:
– Дядюшка тебя по голове не погладит, если обнаружит, что ты сюда пришла.
– Он не узнает, – отмахнулась Хелен.
Она со сдержанным одобрением изучила наряд брата. В основном он отвечал правилам, продиктованным мистером Браммелом[11], известным законодателем мод: великолепное качество ткани и приглушенные тона производили прекрасное впечатление. Покрой фрака яркого и насыщенного синего цвета подчеркивал атлетичное телосложение брата, атласные бриджи идеально сидели на ногах, а воздушный белый шейный платок ниспадал на грудь каскадом замысловатых складок. Однако жилет Эндрю выбрал неподходящий: горохово-зеленый, с вышитыми на нем голубыми и розовыми бутонами, – очевидно, как и принц-регент, Эндрю испытывал слабость к яркой атласной ткани и вышивке, а эти элементы гардероба совершенно не вязались с философией красавчика Браммела.
– Мне нравится твой фрак, – перевела тему Хелен, разумно воздержавшись от комментариев по поводу жилета. Брату всегда приносило удовольствие восхваление его наряда.
Эндрю просиял:
– От Вестона[12]. Хорош, не правда ли? – Он похлопал себя по узко обтянувшему запястье рукаву. – Ты тоже отлично выглядишь, сестренка. Готова к завтрашнему дню? – Он растерянно огляделся, словно что-то потерял. – Вот! – наконец сказал Эндрю и указал кием на коробочку, стоявшую на камине. – Это тебе.
– Правда? – тут же отвлеклась Хелен.
– Всего лишь безделушка в честь важного события, – широко улыбнулся Эндрю. Он явно наслаждался произведенным эффектом.
Хелен всегда с легкостью трактовала мимику брата. В отличие от нее он позволял своим эмоциям свободно отражаться на лице. Благодаря этой открытости Хелен всегда побеждала его в детских карточных играх и безошибочно угадывала, когда Эндрю хотелось побыть одному или выговориться.
Девушка обогнула бильярдный стол и сняла подарок с каминной полки. Красная сафьяновая шкатулка, похоже, что от «Ранделл и Бридж» – лучшей ювелирной фирмы Англии. Девушка оглянулась на брата. Его глаза блестели от предвкушения.
– Давай же открывай, – поторопил Эндрю сестру.
Хелен высвободила два миниатюрных медных крючка из колец и подняла крышку. Внутри лежали четыре золотые шпильки для волос в форме лавровых венков, украшенные бриллиантами. Хелен провела пальцем по изящной шпильке, и грани драгоценных камней блеснули в свете свечей. Шпильки прекрасно будут смотреться в ее прическе и удержат на волосах кружевные ленты и раскидистые страусиные перья: без них королева отказывалась принимать дам в своей гостиной.
– О, Эндрю, они чудесные! Спасибо!
– Тетушка подсказала, что тебе нужно. Но имей в виду, выбирал их я. – Эндрю снова нагнулся к столу, продумывая следующий удар. – Так к чему эта тайная встреча?
Хелен еще несколько раз повернула коробку, любуясь цветными переливами на гранях бриллиантов, и решительно захлопнула крышку.
– Дрю, – медленно проговорила она, – ты не хочешь в скором времени завести свой дом в Лондоне?
Эндрю выпрямился и опустил кий на сукно:
– Что ж, это однозначно вопрос с подвохом. Тетушка попросила тебя обсудить со мной женитьбу?
– Вовсе нет. – Хелен сделала паузу: ее внезапно смутило то, насколько нетактичный вопрос она собирается задать. – Честно говоря, речь о моем вступлении в брак… точнее, о невступлении.
– Что за несусветица? Ты против замужества? Я думал, все девчонки только об этом и мечтают. Разве ты не хочешь владеть своим собственным хозяйством?
– Просто… Да, я хочу стать хозяйкой в доме. В твоем доме.
Хелен наблюдала, как замешательство на лице брата сменяется сначала задумчивостью, а затем пониманием того, к чему она ведет. Морщинка между его бровей разгладилась.
– А ты затеяла серьезную игру, – усмехнулся Эндрю. – Свобода замужней леди и никакого мужа, да?
– Такое уже бывало, – поспешила заметить Хелен, уловив нотку осуждения в голосе брата. – Многие девушки становились хозяйками в доме овдовевшего отца или дядюшки.
– Да, но не брата, – кивнул Эндрю. – Такое редко случается. По крайней мере, не в твоем возрасте. Обычно за это берутся дряхлые незамужние ведьмы. И не ты станешь хозяйкой в моем доме, а я твоим покровителем. – Он вскинул брови, ожидая согласия со стороны сестры, но Хелен промолчала. На лице брата заиграла улыбка, и он добавил: – Ты богатая наследница, сестренка, да и хорошенькая. Тебе наверняка поступят предложения. По правде говоря, боюсь, придется мне отгонять от тебя ухажеров палкой. – Он проколол кием воздух, атакуя невидимого джентльмена. – Нечего беспокоиться напрасно.
Хелен вздернула подбородок:
– Я и не беспокоюсь.
Она повертела в руках шкатулку, сопоставляя жизнерадостное настроение брата и свое волнение. Эндрю не любил обсуждать неприятные ему темы. Скорее всего, он не захочет говорить о матери, но как иначе донести до него суть своих переживаний?
– Тетушка волнуется, что я не смогу удачно выйти замуж из-за того скандала.