Чжан Юаньчао молчал и размышлял.
Ши Сяомин продолжал:
– Честно говоря, должен признать: космический полет и в самом деле штука опасная. Никто не знает, что может случиться в космосе. Я понимаю, что вы действуете ради выживания своей семьи, но вам не стоит об этом беспокоиться…
Чжан уставился на него так, словно его укололи булавкой:
– Ну как вы, молодежь, можете говорить такое?! Как же мне не беспокоиться…
– Дайте мне договорить, дядя Чжан. Я не это хотел сказать. Я хотел сказать, что даже если вы не собираетесь отправлять своих правнуков в полет, фонд Исхода гарантированно заслуживает вложения денег. Как только он откроется для всех и каждого, стоимость акций взлетит до небес. Вы же знаете, богатых людей много, вкладывать деньги особо не во что, а копить их теперь противозаконно. Кроме того, чем больше у вас денег, тем чаще вы будете задумываться о спасении своей семьи, разве не так?
– Само собой.
– Клянусь честью, дядя Чжан! Фонд Исхода только что открылся, и ему не хватает специальных агентов по продажам. Мне было сложно пробить квоту. В любом случае позвоните мне, когда все обдумаете, я помогу с оформлением документов.
Ши Сяомин ушел, но Лао Чжан остался стоять на балконе, глядя в небо, тускло отсвечивающее огнями большого города. Он сказал себе: «Дети мои, неужели и правда ваш дед отправит вас туда, где царит вечная ночь?»
* * *
Как раз всходило небольшое солнце, когда царь Вэнь из дома Чжоу снова ступил в заброшенный мир «Трех тел». Хоть солнце грело не особенно сильно, оно довольно ясно освещало пустынную равнину. На равнине не было ни одной живой души.
– Есть тут кто-нибудь? Отзовитесь!
Его глаза засверкали, когда он увидел всадника, несущегося к нему от самого горизонта. Он узнал Ньютона издалека и побежал навстречу, размахивая рукой. Ньютон вскоре поравнялся с ним, придержал лошадь, слез и торопливо поправил парик.
– Чего кричишь? Кто перезапустил это проклятое место?
Царь Вэнь, не ответив на вопрос, взял Ньютона за руку и настойчиво заговорил:
– Соратник, соратник, послушай меня! Господь не оставил нас! Или, точнее, у него была причина нас оставить, и мы ему скоро будем нужны. Он…
– Да знаю я, – сказал Ньютон, нетерпеливо отводя руку царя Вэня. – Софоны и мне передали послание.
– Это значит, что Господь наш послал сообщение многим из нас одновременно. Замечательно. Контакт организации с Господом больше никогда не будет в руках одного человека.
– Организация все еще существует? – Ньютон утер лицо носовым платком.
– Конечно, существует. Редемпционисты полностью развалились после глобального удара; выживальщики откололись и образовали независимую группу. Теперь в организации остались только адвентисты.
– Удар очистил организацию. Это хорошо.
– Раз ты здесь, то ты наверняка адвентист. Но ты, похоже, не в курсе событий. Ты здесь сам по себе?
– Мой единственный контакт – другой соратник, но он мне не дал ничего, кроме адреса в Интернете. Я еле-еле сам спасся после того ужасного разгрома.
– Ты отлично продемонстрировал свою способность к выживанию в эпоху Цинь Шихуаньди.
Ньютон огляделся:
– Здесь безопасно?
– Конечно. Мы находимся на самом дне многоуровневого лабиринта; нас практически невозможно обнаружить. Если даже кто-то прорвется сюда, он не сможет отследить наше местонахождение. Из соображений безопасности организация изолировала ячейки и свела контакты к минимуму. Нам нужны место для встреч и буферная зона для новых членов. Здесь безопаснее, чем в реальном мире.
– Ты заметил, что атаки на наше Общество в реальном мире значительно ослабели?
– Наш противник умен. Он знает, что Общество – это единственный способ получить разведывательные данные о Господе, а также единственная возможность добраться до технологии, которую нам передает Господь – даже если такой шанс невелик. Именно поэтому он позволяет нам в какой-то мере продолжать существование. Но я думаю, что он об этом пожалеет.
– Господь не настолько хитер. Он даже не понимает, что такое быть хитрым.
– Следовательно, он нуждается в нас. Очень на руку, что Общество по-прежнему существует. Надо как можно скорее сообщить всем соратникам.
Ньютон забрался на лошадь.
– Хорошо. Мне пора. Как только уверюсь, что здесь на самом деле безопасно, зайду на более долгое время.
– Даю гарантию: здесь абсолютно безопасно!
– Если так, то в следующий раз соберется больше людей. До свидания.
Ньютон рванул с места и умчался. Ко времени, когда топот копыт стих, небольшое солнце превратилось в летящую звезду, и на мир опустился полог ночи.
* * *
Ло Цзи расслабленно лежал на кровати и полусонными глазами следил, как женщина одевается после душа. Солнце стояло уже высоко. Оно просвечивало сквозь оконные занавеси. На их фоне женщина выглядела темным силуэтом, словно в сцене из какого-то черно-белого фильма, название которого он позабыл. Но сейчас было важнее вспомнить ее имя. Как же ее зовут? Так, спокойно. Сначала фамилия. Если бы ее звали Чжан, то она была бы Чжан Шань. Или она Чэнь? Тогда Чэнь Цзинцзин… нет, так звали других его женщин. Ему пришла идея посмотреть в телефоне, но телефон лежал в кармане, а одежда валялась на ковре. Да и в любом случае они были знакомы недолго, и он не успел записать ее номер в телефон. Главное сейчас было не спрашивать напрямую, как он однажды поступил – с катастрофическими последствиями. Он повернулся к телевизору, который она включила и оставила, приглушив звук. Показывали сессию Совета Безопасности ООН; люди заседали за большим круглым столом. Впрочем, это уже был не Совет Безопасности, но Ло Цзи не помнил его нового названия. Он совсем не следил за политикой.
– Сделай погромче, – попросил он. Без нежного обращения его слова прозвучали сухо, но сейчас ему было не до того.
– Можно подумать, тебе и впрямь интересно. – Она сидела и расчесывала волосы. Звук она так и не прибавила.
Ло Цзи протянул руку к прикроватной тумбочке, взял сигареты и зажигалку и закурил. Высунув ноги из-под полотенца, он с удовлетворением пошевелил большими пальцами.
– Вы только посмотрите на него! И он еще называет себя ученым! – Она наблюдала за ним в зеркале.
– Молодым ученым, – поправил он, – у которого не бог весть сколько достижений. Но это потому, что я лентяй. У меня на самом деле много идей. Иногда я за одно мгновение могу понять то, на что у других уходит вся жизнь. Веришь или нет, однажды я чуть было не стал знаменитостью!
– Из-за той «субкультуры», которую ты изучал?
– Нет, не из-за нее. Тогда я работал еще над одним проектом. Я основал космическую социологию.
– Что?
– Это социология инопланетян.
Она хихикнула, отложила расческу и взялась за макияж.
– Разве ты не знаешь, что многие ученые жаждут славы? Вот и я мог бы стать звездой.
– Ученых, изучающих инопланетян, сегодня пруд пруди.
– Это случилось только после того, как вся эта ерунда повылезала, – Ло Цзи указал на телевизор. На экране показывали большой стол и заседающих за ним людей. Что-то уж больно долго они мусолят этот сюжет. Прямая трансляция, что ли? – Раньше ученые не изучали инопланетян. Они стяжали себе славу, копаясь в кучах старых бумаг. Но потом публике надоела эта культурная некрофилия «старой гвардии»; я появился как раз в это время. – Он протянул обнаженные руки к потолку. – Космическая социология, инопланетяне и множество инопланетных рас. Больше, чем людей на Земле – десятки миллиардов! Ведущий той телепрограммы – «Аудитория» – хотел, чтобы я принял участие в нескольких передачах, но потом все это случилось на самом деле, а потом… – Он нарисовал кружок пальцем и вздохнул.
Она не слишком прислушивалась, читая субтитры на экране телевизора.
– «Мы не исключаем никаких вариантов в отношении эскапизма…» – что это значит?
– Кто выступает?
– Похоже, что Карнов.
– Он говорит, что нужно бороться с эскапизмом так же жестко, как и с ОЗТ, и что любого, строящего Ноев ковчег, нужно треснуть ракетой по башке.
– Это и в самом деле звучит жестко.
– Нет, – заверил ее Ло Цзи. – Это самая мудрая стратегия. Я уже давно это понял. И даже если дело не дойдет до бомб, все равно никто никуда не полетит. Ты читала книгу Лян Сяошэна «Плавучий город»?
– Нет, не читала. Это ведь старая книга?
– Верно. Я читал ее еще ребенком. Шанхай должен вскоре погрузиться в океан. Группы людей обходят дома, конфискуют и уничтожают спасательные круги, чтобы никто не выжил, раз уж суждено погибать всем. Помню, там была маленькая девочка, которая привела людей к одному из домов и закричала: «Вот у них есть!»
– Такие козлы, как ты, всегда считают общество мусорной свалкой.
– Чушь собачья. Экономика зиждется на инстинктивном стремлении человека к наживе и существовать без него не может. В социологии пока нет подобного основополагающего принципа, но когда такой принцип найдут, он может оказаться даже еще неприятнее, чем в экономике. Правда всегда поднимает тучи пыли. Ну, допустим, небольшое количество людей улетит в космос – и что? С чего бы нам вообще гнать волну по этому поводу?
– По какому поводу?
– Зачем был нужен Ренессанс? Великая хартия вольностей? Французская революция? Если бы человечество было по-прежнему поделено на классы и удерживалось в них железной рукой закона, то те, кому положено, улетели бы, а те, кому полагалось остаться, остались бы. Во время династий Мин или Цин я бы улетел, а ты бы осталась. Но сейчас так не получится.
– Я не возражала бы, если бы ты улетел прямо сейчас.
И это, собственно, было правдой. Они достигли момента добровольного расставания. Ло Цзи всегда мог подгадать время такого окончания отношений со всеми своими любовницами – ни слишком рано, ни слишком поздно. На этот раз он был особенно удовлетворен своим контролем над процессом. Они были знакомы всего неделю, и расставание шло гладко, элегантно, будто сброс отработавшей ступени у ракеты.
Он вернулся к предыдущей теме.
– А знаешь, это не мне пришло в голову основать космическую социологию. Хочешь знать, кому? Я скажу только тебе одной, так что не бойся.
– Без разницы. Я и так не верю большей части твоей болтовни, кроме одной вещи.
– Э-э… ладно, забудь. Какой еще вещи?
– Поднимайся. Я проголодалась. – Она подобрала его одежду с ковра и бросила на постель.
Они позавтракали в главном ресторане отеля. Народ за столиками вокруг них выглядел озабоченно, и порой они слышали обрывки разговоров. Ло Цзи не прислушивался специально, однако сам себе казался подобием фонарика в летнюю ночь – разрозненные слова слетались к нему, будто мотыльки, кружащие вокруг огня. Эскапизм, общественный доступ к технологии, ОЗТ, переход к военной экономике, база на экваторе, изменения в уставе, СОП, околоземный периметр предупреждения и обороны, независимый объединенный режим…
– Жизнь стала серой, не так ли? – сказал Ло Цзи. Он закончил нарезать яйцо и положил вилку.
Она кивнула:
– Точно. Вчера я видела по телевизору какую-то игру для идиотов. Руки на звонках. – Она указала вилкой на Ло Цзи и, подражая телевизионной ведущей, протараторила: – «За сто двадцать лет до конца света будет жить ваше тринадцатое поколение – верно или неверно?»
Ло Цзи снова взялся за вилку и покачал головой:
– Никакое мое поколение в те годы жить не будет. – Он сложил руки, как в молитвенном жесте. – Линия моей семьи закончится на мне.
Она пренебрежительно фыркнула:
– Ты интересовался, каким из твоих слов я верю. Вот этим. Я слышала их от тебя и раньше. Такой уж ты человек.
И поэтому она решила его бросить? Он не хотел спрашивать, опасаясь скандала; но она, словно читая мысли, пояснила:
– Я тоже такой человек. Раздражает видеть свои черты в других людях.
– Особенно в других людях противоположного пола, – кивнул Ло Цзи.
– Но если ты нуждаешься в оправдании, то это вполне ответственное поведение.
– Какое поведение? Не иметь детей? Конечно. – Ло Цзи указал вилкой на людей вокруг, обсуждающих перемены в экономике. – Знаешь ли ты, какая жизнь уготована их потомкам? Они целыми днями будут вкалывать на верфях – космических верфях, – а потом с бурчащими животами выстаивать очередь в столовой с подносами в руках в ожидании своего половника жидкой каши… После чего к ним воззовут: «Ты нужен Дяде Сэму!»… ах нет, это будет «Ты нужен Земле» – и вперед, ищи славы на военной службе.
– Твое описание больше подходит поколению Судного дня.
– Уйти на пенсию и встретить конец света. Как печально. Кроме того, дедушки и бабушки последнего поколения наверняка будут голодать. Но даже такое будущее маловероятно. Посмотри, как упрямы земляне. Спорю, что они будут сопротивляться до конца. Так что вопрос лишь в том, каким именно образом они в конце концов откинут копыта.
Позавтракав, они вышли из гостиницы в теплые объятия утреннего солнца. Воздух опьянял своей сладостью.
– Мне надо научиться жить. Жалко будет, если так и не научусь, – сказал Ло Цзи, рассматривая проносящиеся мимо автомобили.
– Нам не суждено этому научиться, – ответила она, высматривая такси.
– Тогда… – Ло Цзи вопросительно посмотрел на нее. Видимо, ему не понадобится вспоминать ее имя.
– Прощай. – Она кивнула; затем они пожали руки и коротко поцеловались.
– Может быть, еще встретимся. – Он пожалел об этих словах, как только произнес их. До сих пор все шло замечательно, зачем рисковать скандалом? Но волноваться не стоило.
– Вряд ли. – Она быстро повернулась, и сумка на ее плече лихо описала в воздухе круг. Позже эта деталь неоднократно всплывала в его памяти; он пытался понять, было ли действие преднамеренным. Это была приметная сумка LV; он и раньше неоднократно подмечал это движение у своей безымянной подружки: когда та резко поворачивалась, сумка совершала фигуры высшего пилотажа будто бы сама собой. Но на этот раз злосчастный аксессуар полетел прямо ему в лицо. Пытаясь уклониться, Ло Цзи отступил на шаг назад, споткнулся о пожарный гидрант и упал навзничь.
Падение спасло ему жизнь.
В это время на дороге прямо перед ними две машины столкнулись лоб в лоб; не успел затихнуть звук удара, как еще один автомобиль – «Фольксваген Поло» – резко свернул, чтобы объехать аварию, и понесся туда, где стояла пара. Упав, Ло Цзи успешно избежал столкновения; лишь передний бампер «Фольксвагена» задел его ногу – ту, что была в воздухе. Толчок развернул упавшего Ло на девяносто градусов, лицом к багажнику машины. Он не слышал глухого удара, но увидел, как тело женщины перелетело через крышу автомобиля, рухнуло на дорогу, словно тряпичная кукла, покатилось по земле, оставляя кровавый след… Казалось, будто этот след внезапно наполнился неким глубоким смыслом. Ло Цзи вперился взглядом в ужасный символ и наконец вспомнил ее имя.
* * *
Невестка Чжан Юаньчао должна была вот-вот родить. Ее отвезли в родильную палату. Остальная семья собралась в комнате ожидания. Там был телевизор, показывавший, как правильно ухаживать за роженицей и за новорожденным. От всей обстановки на Чжан Юаньчао веяло такими теплом и добротой, с какими он до сих пор не встречался. Это были остатки комфорта закончившегося Золотого века, разъедаемые постоянно углубляющимся кризисом.
Вошел Ян Цзиньвэнь. Первой мыслью Чжан Юаньчао было, что он пользуется шансом поправить их отношения. Но выражение на лице Ян Цзиньвэня сказало ему, что дело в другом. Без единого слова приветствия Ян Цзиньвэнь вывел его из комнаты ожидания в коридор и спросил:
– Ты и в самом деле купил акции фонда Исхода?
Чжан Юаньчао проигнорировал его и направился обратно, как бы говоря «Не твое дело».