Он один раз стукнул дверным молотком, и мгновение спустя дверь открыла горничная.
– Сюда, прошу вас, милорд, – сказала она, приседая перед ним в реверансе. – Мистер Уикфорд примет вас в гостиной.
Эдмунд недоуменно моргнул. По двум причинам. Во-первых, хотя он не сомневался, что никогда не видел эту женщину прежде, она, совершенно определенно, точно знает, кто он такой. Неужели его визиты действительно столь редки, что он перестал узнавать местных жителей? Джорджиана обвинила его в пренебрежении вещами, которые ему следовало бы знать.
Определенно, пришло время это исправить. В следующий приезд он уделит по крайней мере один день на общение с живущими здесь людьми. Так он сможет не только услышать местные новости, но и убедить всех, что является эффективным и результативным владельцем земель.
Во-вторых, что еще за мистер Уикфорд? Для него это имя ассоциируется исключительно с отцом Джорджианы, довольно потрепанным и помешанным на охоте сквайром Бартлшэма, у ног которого вечно вилась стая собак.
Эдмунд со Львом последовали за горничной через фойе и оказались в маленькой, залитой солнечным светом комнате, где стоял невысокий светловолосый мужчина, похожий на отца Джорджи разве что подбородком.
– Доброе утро, милорд, – проговорил он, сдергивая с одного из кресел покрывало, напоминающее портьерную ткань, и комкая его. – Как мило с вашей стороны навестить нас по-соседски. Большая честь, – добавил он, забрасывая ком ткани за диван. – И так неожиданно, смею заметить.
Для Эдмунда встреча с человеком, которого горничная назвала мистером Уикфордом, тоже стала совершеннейшей неожиданностью, но он не собирался признаваться, что вовсе не к нему приехал.
– Прошу вас, садитесь. – Мужчина указал на кресло, с которого только что сдернул покрывало. – У меня тут страшный беспорядок, – добавил он извиняющимся тоном. – Ничего не готово к встрече гостей, как сказала бы миссис Уикфорд. Но в вашем случае, разумеется… – Он намеренно оставил фразу незавершенной.
Эдмунд медленно опустился в предложенное кресло, а Лев со вздохом устроился у его ног. Эдмунд наконец сообразил, что этот человек, должно быть, кузен отца Джорджи, тот самый, кто унаследовал дом и землю.
А миссис Уикфорд, должно быть, мачеха Джорджианы.
– Наверняка она захочет от меня поскорее избавиться, – проговорил Эдмунд, обходительно улыбаясь. – Явился нежданно-негаданно, когда она занята приготовлениями к отбытию в Лондон.
– Отбытию в Лондон? – переспросил мистер Уикфорд, непонимающе глядя на него. – Что заставило вас так решить?.. А, я понял! – Он негромко хохотнул. – Вы говорите о вдове моего кузена. Они с дочерьми уже уехали в столицу, освободив дом, как только мы заселились.
Уехали? Они уехали, пока он приводил мысли в порядок? Уехали, не дав ему шанса принести Джорджиане извинения за то, как они расстались?
Эдмунд похолодел. Джорджи отправилась в столицу, полагая, что он отрекся от нее. Что ему нет никакого дела до страхов, в которых она ему призналась, и потому он бросил ее одну с ними разбираться. И это несмотря на обещание всегда быть ей другом!
Он вовсе не пытался изыскать способ увильнуть.
И мысль о том, что именно так Джорджи о нем сейчас и думает, была ему совершенно невыносима.
Глава 4
Первым побуждением Эдмунда было немедленно встать с кресла и броситься вдогонку в Лондон. Объяснить…
Что именно?
Между тем молодой мистер Уикфорд грузно опустился в кресло напротив, не сняв с него покрывала, и положил свои мясистые руки на колени.
– Да, теперь, когда траур окончен, старшая миссис Уикфорд намерена вывезти дочь в свет. Связывает с ней большие надежды.
– В самом деле? – рассеянно отозвался Эдмунд, слушая хозяина вполуха. Куда больше его занимал вопрос, что чувствовала Джорджиана, когда этот человек со своей женой бесцеремонно выставили ее из дому спустя всего несколько часов после того, как сам он грубо отверг ее предложение.
– Буду очень удивлен, если она не добьется успеха, – говорил между тем мистер Уикфорд. – Очаровательное создание эта Сьюки.
– Сьюки?
– О, уместнее, конечно, называть ее мисс Мид, но она такая дружелюбная девушка, что с ней трудно придерживаться условностей. Совсем не то, что мисс Уикфорд, – добавил он, качая головой.
– Что именно вы хотите этим сказать? – начиная распаляться, воскликнул Эдмунд.
– Ну, вы же понимаете, – отозвался мистер Уикфорд, делая неопределенный жест рукой.
– Боюсь, нет, не понимаю.
– Вы, разумеется, едва с ней знакомы, не так ли? Что ж, позвольте ограничиться замечанием, что она довольно странная и грубоватая девушка. Но едва ли с этим можно что-то поделать, принимая во внимание то, как она воспитывалась. Мать ее умерла при родах, – сообщил Уикфорд, не подозревая, что Эдмунду это отлично известно. Все же напоминание потрясло его. Не потому ли Джорджиана не желает вступать в настоящий брак? Из боязни производить на свет детей? – То было большим разочарованием для моего кузена, – продолжал бубнить мистер Уикфорд. – Он-то, понимаете, сына хотел. Ну, это вполне естественно, правда? Беда в том, что он с девчонкой своей обращался как с мальчиком, вместо того чтобы посмотреть правде в глаза.
На самом деле все было совсем не так. Отец Джорджи просто разрешал ей поступать как заблагорассудится. Стоило, однако, признать, что он поощрял любовь дочери к верховой езде и прогулкам на свежем воздухе, но совершенно определенно не пытался повлиять на формирование ее привычек. Выкажи она интерес, скажем, к куклам и нарядам, отец, Эдмунд не сомневался в этом, покупал бы ей на рынке кружева и отрезы атласа, а не новые сапоги для верховой езды и кнутики.
– Лишь когда она достигла возраста, в котором девушке совершенно необходима мать, – проговорил мистер Уикфорд, наклоняясь вперед и заговорщически подмигивая, – кузен осознал свою ошибку. Именно поэтому он и женился во второй раз – чтобы женщина сгладила острые углы, научила падчерицу вести себя, как подобает леди. Ну а появление у Джорджианы сестры вроде Сьюки, являющей собой само воплощение женственности, стало приятным дополнением.
Вот, значит, как местные жители восприняли эту историю!
А может, так оно в самом деле и было?
Но зачем мужчине, который многие годы позволял Джорджи жить совершенной дикаркой, вдруг понадобилось перевоспитывать дочь? Если даже он и руководствовался этим соображением при повторном вступлении в брак?
– И миссис Уикфорд как раз из тех дам, кто любит сглаживать острые углы, полагаю? – уточнил Эдмунд, пытающийся нащупать свой путь.
Мистер Уикфорд негромко рассмеялся.
– Видите ли, когда кто-то упоминает о миссис Уикфорд, я всегда думаю, что речь о моей матушке. Но теперь этим именем называется также и вдова моего кузена, не говоря уж о моей собственной супруге. Мне еще предстоит к этому привыкнуть, ведь я женат всего две недели.
– Мои поздравления, – машинально и без всякого чувства отозвался Эдмунд.
Мистер Уикфорд просиял.
– Премного благодарен, милорд. Я склонен считать себя счастливчиком. Пока наследство не получил, о браке и мечтать не мог, не говоря уж о браке с такой женщиной, как Сильвия Дин. Пришлось попотеть, убеждая ее…
– Вот как? – Эдмунд подался вперед и приподнял бровь, поощряя собеседника к дальнейшим откровениям, хотя в действительности ему было совершенно неинтересно. Однако за последние десять минут этот говорливый болван выболтал ему куда больше о жизни Джорджи, чем сам он узнал за десять лет.
– О да, – подтвердил мистер Уикфорд, глупо ухмыляясь. – Ухаживание за ней занимало почти все мое время. Не выкажи старшая миссис Уикфорд готовности остаться здесь и лично руководить хозяйством, мне, возможно, этот трюк и не удался бы.
Эдмунд считал, что никак не отреагировал на слова собеседника, однако не удивился, услышав низкий рык Льва. Этот человек только что признался, что разрешил Джорджиане и ее мачехе пожить в, по сути, их собственном доме вовсе не из сострадания. Напротив, он действовал в личных интересах. А как только перестал в них нуждаться, быстренько от них избавился.
Тут Эдмунд отметил еще одну причину, побудившую Джорджи бежать к нему со своим вопиющим предложением. Ее не только заставляли совершить шаг, который она считала отвратительным, но и лишали всего, что ей принадлежит. Его самого она, должно быть, воспринимала как спасение – точно так же потерпевший кораблекрушение цепляется за обломки судна! Он же разозлился, накричал на нее и отверг, тем самым насыпав соли на ее и без того глубокие раны.
Джорджи не заслужила подобного обращения. Да, в прошлом она причинила ему боль, но ведь она тогда была всего лишь ребенком. Самое страшное, в чем ее можно упрекнуть, – это легкомыслие. Он готов был поклясться, что она не хотела намеренно его обидеть.
Его неприязнь к ней быстро пошла на убыль, так что с трудом верилось, что он не только принес это чувство во взрослую жизнь, но и тщательно взлелеял. Наблюдать со стороны за ее страданиями или даже усилить их стало бы наказанием, несоразмерным ее провинности.
Ругая самого себя, Эдмунд встал с кресла.
– Прошу меня извинить, – проговорил он, ощущая пробежавший по спине холодок и тяжесть в желудке, – я не могу задерживаться дольше.
– Как? Ах, боже мой! – вскричал мистер Уикфорд, также вскакивая с места. – Миссис Уикфорд очень расстроится, что не застала вас. Она ведь побежала наверх приводить себя в порядок, едва завидя из окна приближение вашего экипажа. Уверен, она с минуты на минуту появится…
– Сожалею, – неискренне проговорил Эдмунд. – Завтра я должен отправиться в Лондон по неотложному делу, поэтому сегодня мне предстоит много чего…
Мистер Уикфорд нервно сглотнул и, заламывая руки, бросил взгляд в сторону лестницы, но Эдмунд, больше не обращая на него внимания, уже шагал к выходу.
Прошлое Джорджианы вдруг предстало ему в новом свете, совсем не таким, как он считал. Он ни за что бы не поверил, что отец, который обычно посмеивался над нелепыми выходками дочери, повторно женился, только чтобы мачеха привела ее в божеский вид. Или, хуже того, привел в дом еще одну девочку, чтобы продемонстрировать дочери, как следует себя вести. Джорджи, наверное, чувствовала себя опустошенной.
Шагая по дорожке с поспешающим по пятам Львом, Эдмунд хмурился. Когда отец Джорджи женился второй раз, ей, несомненно, больше, чем когда-либо, хотелось написать ему, но узнал он эту новость из письма своей матери. Матери, которая, невзирая на все свои недостатки, поддерживала с ним регулярную переписку. Тогда он непременно обвинил бы Джорджи в отсутствии постоянства, но теперь…
Она была сломлена. А так как он находился в отъезде, ей не к кому было обратиться. Потому что, обдумывая сейчас события прошлого, он мог с уверенностью заявить, что она была не только его единственным другом, но и, поскольку проводила с ним так много времени, у нее самой других знакомых не осталось.
Так почему же она не обратилась к нему?
Почему не прибежала в одно из его редких посещений Бартлшэма, вместо того чтобы выскакивать из магазина, позабыв покупки, стоило ему лишь переступить порог?
Ее поведение озадачивало его с тех пор, как вернулся. Он по-прежнему чувствовал себя уязвленным принятым ею решением не писать ему, но был решительно настроен смириться с существующим положением дел и, по крайней мере, выказывать ей учтивость. Однако в первое же воскресенье его пребывания в Бартлшэме Джорджи не ответила на кивок, которым он великодушно приветствовал ее, сидя через проход в церкви Святого Бартоломью. А когда нудная служба подошла к концу, ушла, гордо вздернув нос.
Тогда-то Эдмунд и решил прекратить попытки возобновления знакомства. Уехав на учебу в университет, он по-настоящему оставил Джорджи в прошлом.
Беря с трудом дышащего Льва на руки, чтобы посадить в экипаж, Эдмунд вспомнил ее обвинение. С глаз долой – из сердца вон. Будто это она не получила от него ни одного письма.
Неужели… если мачеха поставила себе цель привести падчерицу в божеский вид – иными словами, превратить ее в благовоспитанную молодую леди, какой она в настоящее время и является, – то могла и не одобрить их переписки. Юным девушкам, строго говоря, не дозволяется писать молодым людям, с которыми не состоят в родстве.
Да, это вполне объясняет, почему он не получил от Джорджи ни единого послания, невзирая на ее обещание.
Но… он покачал головой. Ему по-прежнему непонятна причина ее злости, когда перед отъездом в Оксфорд он нанес ей краткий визит.
Если только…
Что она почувствовала, когда он перестал писать ей? Преданной, как и он сам, не получая от нее вестей?
Очевидно, так и было.
Эдмунд счел такое предположение единственно разумным и объясняющим ее поведение в последние десять лет.
Осознание случившегося вспыхнуло в его голове, заставив выпрямиться на сиденье.
Мачеха.
Не из-за ее ли историй Джорджиана считает акт зачатия детей омерзительным и грубым?
Кто еще мог бы забить девушке голову подобными глупостями?
Когда он уезжал из Бартлшэма, Джорджиане ничего не было известно о физической близости между мужчиной и женщиной. Не мог представить он и то, чтобы отец описал брачные отношения таким образом… вообще каким-либо образом. Не пристало отцу подобным заниматься.
Но… Эдмунд заморгал, осматриваясь по сторонам, и обнаружил, что находится на полпути к дому.
– Боже мой, ну что за идиот, – прорычал он. Спеша поскорее избавиться от общества омерзительного кузена Джорджианы, он забыл уточнить, где именно в Лондоне она остановилась. А о том, чтобы вернуться и спросить, не могло быть и речи.
– Но, мама, – воскликнула Сьюки, прикладывая к лицу синюю ленту, – разве ты не видишь, что этот цвет придает моему взгляду особую глубину?
Чтобы подчеркнуть сказанное, она широко распахнула свои васильковые глаза. Застывшее в них умоляющее выражение могло бы растопить сердце любого молодого человека в Бартлшэме. Джорджиане в самом деле не раз случалось наблюдать разрушительное действие этих глаз. И миссис Уикфорд – сама обладательница таких же – обучила Сьюки тому, как правильно пользоваться ими в своих целях.
– Синяя лента, может, и идет тебе, – рассеянно отозвалась миссис Уикфорд, едва подняв голову от полученной от модистки коробки, – но сегодня вечером ты будешь в белом. Вся в белом. Именно этот цвет подходит благовоспитанным дебютанткам. А так как мы наконец-то станем выходить в свет, я не позволю ни одной из вас сделаться объектом пересудов.
Она и без того приложила много усилий. Последние две недели они только и делали, что заискивали перед людьми, которые, по ее словам, могли поспособствовать их вхождению в высшее общество. Они приглашали этих почтенных матрон в свой арендованный особняк и угощали чаем с бутербродами, и миссис Уикфорд превозносила красоту Сьюки и родословную Джорджи в надежде получить ответное приглашение.
Тщетно.
Пока случайно не открылось, что некие живущие в паре улиц от них девушки, с которыми они постоянно сталкивались в магазинах или на площади, знакомы с виконтом. Миссис Уикфорд тут же объявила этих девушек лучшими подружками Сьюки и с тех пор всякий раз, собираясь за покупками, звала их с собой. А так как они не меньше Сьюки любили листать модные журналы, радовать себя новинками и болтать о том, как бы поймать в свои сети мужей, то очень быстро стали с ней неразлучными.