– А Серёга этот, кто он такой?
– Серёга – это местный полулегальный бандит. Он как бы и бандит, но как бы уже и нет. В начале девяностых мы с ним вместе промышляли. Точнее, не вместе, а на одном поле работали: рынки, наркота, чуток оружия… Не буду вдаваться в подробности. Со временем он достиг такой величины, что смог вырваться из бандитов и стать как бы честным бизнесменом. А я только и успел купить эту квартиру, пока всё не похерил. Хотя иногда думаю, хорошо хоть квартиру купил. Хорошо хоть жить остался в те года. Опасное было время. Так вот, – Стёпа затолкал окурок в пепельницу и тут же прикурил снова. – Серёга Сквозняк – это самый влиятельный человек в нашем городке. Так что если они ходят под ним, то вступай в переговоры и пытайся выбить себе лучшие условия. Если они какие-то левые, гони их оттуда и для пущего словца можешь сказать, что тебя Серёга Сквозняк крышует. Они по-любому в теме и знают, кто это такой. В общем и целом расклад такой. Травмат я тебе сейчас выдам, только ты не свети им направо и налево. Не доставай, как только почуешь неладное. А если уж достал, то пали что зря… – он громко захохотал и обронил пепел.
Как он может быть таким спокойным, обсуждая подобные дела?
– Ладно, – продолжил он. – Я тут распинаюсь перед тобой, а сам гляжу, ты не совсем в теме. Сложно будет всё запомнить. Чтобы избежать последствий, я решил травмат тебе не давать.
– Но…
– Как гора с плеч.
– Ты точно этого хочешь?
– А чего тут. Поедем, поговорим. Заодно молодость свою вспомню.
– Тогда в семь я у тебя.
– Замётано.
– Слушай, – нерешительно начал я, – а если к ментам?
– Мертвый номер. Ты платишь им, они, скорее всего, делятся с ментами.
– А разве они не конфликтуют?
– Они идут на рога, только когда им не перепадает. А пока денежка капает, они молчат.
– Ладно. Тогда я в семь здесь.
Я взял у Стёпы сигарету и вышел на улицу. Курил и чувствовал, что тревога не прошла. Она уменьшилась, спряталась где-то в глубине души, но не исчезла.
Я вернулся домой и старался вести себя, как обычно, чтобы Катя не заподозрила неладное. Но эти женщины… Не женщины, а ведьмы какие-то. Не успел снять обувь, как она спросила: «Что случилось?» Я ответил, что переживаю за новых продавцов и новую точку. Вроде бы поверила. Но меня всё равно волновал вопрос: как она заподозрила? Ведь я слова не сказал. Не успел даже поздороваться.
В семь вечера, точнее, с половины седьмого я стоял у Стёпы под окнами. А ровно в семь вышел и он сам. В кожаной куртке, совсем не по погоде, в джинсах, берцах и чёрной кепке. Он по-воровски осмотрелся и, заметив машину, уверенным шагом двинулся ко мне.
– Ну что, тронули? – бедная «четвёрка» жалобно скрипнула под грузным телом Стёпы.
Мы подъехали к ларьку. На вокзале было людно, и это придало мне уверенность.
– А вон и твои братки, – заметил Степа, тыкая пальцем на нескольких ребят у остановки.
– Как ты узнал? Вроде бы обычные люди.
– Да их же сразу видно. Кожаные куртки, короткие стрижки. Смотрят подозрительно, точно ищут кого. Озираются. Перебрасываются короткими фразами. Короче, это точно они. Предлагаю к ним подойти первыми, чтоб не были готовы. Ты как?
– Как ты скажешь, так и сделаем. Я тебе полностью доверяю.
– Тогда пошли.
Стёпа поправил травмат в куртке, чтобы не торчал, как бутылка водки у алкоголика, и вылез из машины. Я шёл следом.
– Иди рядом! – кинул на ходу Стёпа. – Они должны видеть, что мы на равных.
С ухающим как молот сердцем я догнал его и расправил плечи.
Хоть он и сказал, что я должен был выглядеть с ним на равных, но верилось в это с трудом. Он выше меня на голову. Шире в плечах. Да ещё и эта борода до самой груди. Как с таким исполином можно быть на равных?
– Здорово, ребята, – гаркнул Стёпа.
Ребята вздрогнули и тут же скучковались. Пять человек, отметил я.
– Здорово, батя, – взял слово парень лет двадцати пяти и вышел вперед.
– Вы стрелу забивали?
Короткостриженый скосил взгляд на своих, затем ответил:
– Ну мы.
– Насчет той точки? – Стёпа кивнул в сторону ларька.
– Да. А ты хозяин?
– Я хозяин, – пересилив себя, сказал я и гордо приподнял подбородок.
– Расклад такой, ты башляешь нам долю, а мы тебя не трогаем и не лезем в твои дела. Но при одном условии. Не барыжь наркотой и стволами. Понятно?
Я посмотрел на Стёпу. Тот молчал.
Поскрипывая кожанкой, парень продолжил:
– Тут до тебя был один фраер, который отказывался нам платить. В итоге мы его вынудили продать эту точку. Кстати, мы знаем, что точка прибыльная, поэтому не скули, что у тебя нет денег и ты не наторговал. Скажем так, закидываешь пару сотен в неделю, и мы живём в мире. Идёт?
– А вы кто такие? – спросил я, не понимая, как вообще у меня эта фраза сформировалась в голове и как я её с такой легкостью произнес.
– Мы? – парень удивился вопросу и громко заржал. Команда поддержала главаря хохотом. – Тебя это нисколько не должно волновать. Твое дело барыжить шоколадками и засылать нам долю.
– Я понимаю, просто вчера ко мне приходили люди от Серёги Сквозняка и сказали, что я должен засылать долю им. Вы не от него случаем?
Боковым зрением, я заметил, как Стёпа выпятил нижнюю губу и одобрительно закивал на мою хитрость.
Парни немного замешкались. Несколько секунд молчание висело между нами, и никто не решался его нарушить. Главарь ещё раз обернулся на своих и, получив утвердительный ответ, сказал:
– Серёга Сквозняк работает не по этому району. Мы не от него. Но тебе лучше засылать нам.
– А вы точно с ним договоритесь, чтобы не платить и одним, и вторым?
– За это не очкуй. Утрясём. Тебе главное нам откашлять пару сотен. Мы дали тебе пару недель развернуться, так что давай. Завтра вечером к тебе подойдёт наш человек и скажет, что он от Вани Художника. Отдашь ему деньги и не увидишь нас до следующей недели. Всё понятно растолковал?
Я взглянул на Стёпу. Стёпа едва заметно кивнул.
– Договорились.
Мы пожали руки и разошлись.
Уже сидя в кафе и попивая горячий чай, я спросил у Стёпы:
– Ну что скажешь?
– Я немного в замешательстве. Вроде молодые ребята, ещё не окрепли и не чувствуют почву под ногами, но в тоже время уверенно дали отпор Сквозняку. То ли на понт берут, то ли реально Сквозняк тут не работает. Короче, деньги им пока давать не следует, потому что почувствуют запах наживы и присосутся, как клещи к дойной корове. Лучше добровольно уйти под крышу к Сквозняку. По крайней мере, там хотя бы надёжнее, и точно знаешь, что за тебя, если какие рамсы будут, впрягутся его люди. А с этими тёмными лошадками ничего не известно.
– Мне скрываться, что ли, от них?
– Первое время да. Я завтра подниму старые связи, глядишь, и выйду на кого-то из людей Сквозняка. Там будет видно. А пока что ложись на дно и не рыпайся. На всякий случай держи травмат. В армии служил, думаю, разберёшься.
Стёпа под столом передал пистолет, который я тут же спрятал за пазуху.
– Может мне закрыть пока эту точку. Ну пока не утрясётся.
– Не нагоняй панику. Продавцов они не тронут, им это не выгодно. Им ты нужен. Хотя и тебя они не должны тронуть. Припугнут, может, по голове настучат, если поймают, но на первый раз ничего серьезного быть не должно. Так что упади на дно, пока я с тобой не свяжусь.
– Сделаю, – с некоторой долей отчаяния сказал я.
Перед сном Катя опять спрашивала, что же такое случилось, но я был непреклонен. В этот раз я подготовился к разговору и привёл весьма убедительные доводы. Вроде бы поверила.
Два дня не выходил из квартиры. Постоянно смотрел в окна и не расставался с травматом, который приходилось скрывать, в том числе и от Кати.
Звонила тётя Люба, доложила, что подходили какие-то странные типы и спрашивали какого-то художника. Говорили про какие-то деньги. Я успокоил её, сказав, что всё уладил. А у самого сердце кольнуло. А вдруг всё-таки эти ребята не выдержат и припрут тётю Любу к стенке. Ведь на мне грех будет.
С этими мыслями прожил ещё пару дней, пока Катя не выгнала на улицу за продуктами.
Я возвращался около восьми. Снег шуршал под ногами. Редкие фонари освещали истоптанные тропинки.
Два тёмных силуэта я заметил ещё возле магазина, но не придал этому значения.
Почувствовал что-то неладное, когда подходил к подъезду, и эти два силуэта ускорили шаг. Нащупал в кармане травмат, боковым зрением следя за ними.
Когда открыл дверь, они сорвались с места и побежали.
Я бросил пакет, ворвался в подъезд и попытался закрыть дверь. Не успел. Сунули ногу.
Одной рукой держался за ручку, а второй судорожно доставал травмат.
Достал, сунул в проём и выстрелил. Всего четыре патрона, надо беречь. Послышались крики и мат. Дверь перестали дёргать, но ногу не вынули. Я вновь направил пистолет в проём и выстрелил. Чья-то рука в кожаной куртке схватила дуло пистолета и дёрнула на себя.
Либо я держу двумя руками пистолет, либо держу дверь. Я выбрал пистолет, и металлическая дверь тут же распахнулась. Я направил пистолет на молодого паренька и выстрелил снова. Он завизжал и, скорчившись от боли, упал на пол. Второй, высокий и худой как палка, пнул меня ногой.
Я отлетел к лестнице, перевернулся и сильно приложился головой о перила. Голова наполнилась звоном, а зрение потеряло четкость. В полуобморочном состоянии направил пистолет на выход и вслепую спустил курок. Видимо, попал, так как высокий схватился за ляжку и запрыгал на одной ноге.
Я вскочил на ноги и, плавая в тёмном подъезде, рванул к лифту. Ноги заплетались в узлы. Опираясь о грязные стены, добрался до него и нажал кнопку.
Проклятые двери медленно разъехались в стороны.
Только бы успели закрыться. Только бы успели…
Нервно жал на кнопку пятого этажа, наблюдая, как двери начинают съезжаться. Перед самым закрытием просунулась рука, и двери пошли в стороны.
Пистолет тихо щёлкнул вместо того, чтобы всадить пулю в этого длинного упыря.
Я тут же получил удар в лицо и затылком раскрошил зеркало. Длинный влетел в тесный лифт и локтем задел меня по виску. Выронив пистолет, я вжался в угол, закрыв голову руками.
Несколько ударов пришлись по голове, но слабые. Едва ощутимые в пылу драки.
Двери всё-таки закрылись, и лифт дёрнулся вверх. Мы были зажаты в этом крохотном пространстве. Я и этот парень.
Оттолкнувшись от стены, я врезался в парня и приплюснул его к противоположной стене. Лифт замер на месте.
Промелькнула шальная мысль, что мне довольно крупно повезло, что мы оказались заперты в этой конуре метр на метр. Я среднего роста, и мне есть где размахнуться, а этой шпале тут совсем неудобно. Эта мысль вселила уверенность, и я наконец-то оторвал руки от головы.
Несколькими короткими ударами в корпус я заставил его согнуться и схватиться за живот. Не теряя момента, нанёс удар коленом точно в нос. И даже почувствовал хруст. А затем и тёплую кровь на ноге, словно поймал сгнивший помидор.
Начал молотить руками куда попало. По голове, телу, рукам. Длинный кричал, матерился и жался в угол. Он спрятал одну руку за спину, после чего сильно ударил в живот.
Я скорчился от боли, но продолжал молотить. Эта кратковременная боль даже придала сил, мол, если он бьёт, значит, у него ещё есть силы. И моя задача лишить его любых сил и чувств.
Уставший, весь в крови, я перестал бить только тогда, когда он сполз по стене на корточки и больше не подавал признаков жизни. На всякий случай я ещё раз заехал ему точно в челюсть, и парень стёк на пол, как кусок растаявшего масла.
Вытерев кровь рукавом, я нажал на кнопку пятого этажа, и лифт продолжил движение.
Двери открылись. Я вывалился из лифта на пол. Несколько минут сидел, прислонившись к стене и пытаясь поймать взбесившееся дыхание. Затем встал, нащупал в кармане ключи и вошёл в квартиру.
Дверь в спальню была закрыта.
Катя укладывала Максимку спать. Не снимая обувь, закрылся в ванной и включил воду.
Подставил больную голову под струю холодной воды и с облегчением выдохнул. Стало лучше. Розовая жижа исчезала в сливном отверстии. Наощупь достал полотенце и вытерся.
И только тогда заметил, как подо мной скапливается лужица крови. Вязкая, чёрная, как смола, кровь уже залила левую штанину и наполнила ботинок. Задрав кофту, увидел открытую рану в боку шириной в несколько сантиметров. И стоило мне увидеть её, мгновенная боль прошла по телу. Словно вновь засадили нож. Я скорчился и зажал рот руками. Пересилив себя, выпрямился и едва удержался на ногах. Мысли поплыли, как асфальт на жаре. Я сел на край ванны и сунул голову под кран.
Схватился за кровавое полотенце и зажал рану.
Как будто легче. По крайней мере немного прояснилось в голове. Но вместе с этим тело начало реагировать на каждый ушиб и каждый удар, который я получил. Вот уже и затылок, которым я вначале приложился о перила, а затем разбил зеркало в лифте, начал болеть. Свободной рукой потрогал его, нащупав слипшиеся волосы и вязкую жидкость.
Вспомнил, что оставил Стёпин травмат в лифте. Естественно, возвращаться не стал, хотя мысль и проскальзывала.
Прижимая набухшее от крови полотенце, посмотрел в зеркало. Бледный, как плитка в ванной. Под глазами мешки, словно не спал несколько суток. Кровавые пятна, ссадины и синяки на лице легли поверх глубоких морщин. Волосы ёжиком торчат вверх. На правом виске слиплись от крови. Да и само лицо, несмотря на побои, грубое, квадратное. Словно из камня выточенное. Из какого-то белого куска мрамора.
Я отнял набухшее полотенце и смочил его. Когда выжимал, корчился от боли. Снова приложил к ране. Холодок прошёл по телу. Голова наполнилась туманом. Почувствовал слабость, а вместе со слабостью и какое-то облегчение. Боль ушла, оставив после себя недомогание и усталость. Жуткую усталость. Даже большую, чем тогда, в колбасном цеху после трех или пяти фур.
Рука соскользнула с мокрой раковины, и я начал медленно съезжать на пол. Ноги отказывались держать измождённое тело. Я безжизненно опустился на холодный кафель, смотря на меркнущую лампочку и слушая приятный плеск воды.
Последняя мысль проскочила: проблема не в том, что я ранен, а в том, что они знают, где я живу, где живут Катя и Максимка… Надеюсь, я их не разбудил.
А дальше мрак. Тьма и приглушённый плеск воды.
Я открыл глаза посреди коридора. Машинально тронул бок, но раны там не оказалось. Это и неудивительно. Хотя боль и недомогание остались в той комнате, я по-прежнему чувствовал лёгкий туман в голове. Мысли вяло летали, как мохнатые шершни.
Стоя перед очередной дверью, я испугался. Пожалуй, впервые испугался так сильно. До дрожи. До онемения. А что если дальше ничего не будет? Что если сейчас я открою дверь, войду в эту тёмную субстанцию, и всё. Только тьма и пустота. Вечная тьма и бесконечная пустота. Что если в той комнате я не проснулся? Не выжил. Истек кровью и никогда больше не открыл уставшие глаза.
Комната шестая
Любопытство – сильная вещь. Я пошёл на риск и всё-таки открыл дверь. Или я узнаю, что было дальше, или буду вечность прозябать в этом паршивом домишке без мебели и в одиночестве.
Впервые я почувствовал настоящий животный страх при погружении во тьму. Меня трясло и знобило. Тьма поглотила меня, оставив один на один с собственными мыслями.
Я выжил в тот раз. Потому что очнулся я за завтраком. Передо мной сидел Максимка лет семи, а рядом, на детском стульчике, сидела светловолосая девочка, которая отказывалась есть и разбрасывала еду по детскому столику.
– Кирилл, успокой её, – сказала Катя, вертясь возле плиты.
– Лена, не балуй! – прикрикнул я и подвинулся к дочке.
Леночка посмотрела на меня испуганными глазами, затихла. Но стоило мне отвернуться, как я услышал звук пластиковой тарелки, скачущей по полу.
– Кирилл!
– Я стараюсь. С этой маленькой бестией довольно сложно справиться. Всё, с меня хватит, ты наказана.