Парни, о чем-то разговаривали; те, досье которых я просматривал пару часов назад. Был, правда, среди них совсем незнакомый мне персонаж. Один дремлет на стуле в углу комнаты, двое что-то друг другу доказывают, размахивая руками. Надо им их сломать. Я стучу пальцем по стеклу со стороны улицы. Отражением снятого автомобильного зеркала замечаю, что один ублюдок перестал вести беседу и направляется к окошку. На камуфляжных штанах висела кобура, торчащий оттуда магнум был вытащен им, когда он приближался к окну.
– Подожди, там кто-то…
Он не договорил своему дружку. Я одним движением, разрезая капли дождя, пробил рукой, обмотанной куском штанины часового, тонкое стекло, и резко схватил ничего не подозревающего противника. В ту же секунду рванул на себя. Началась стрельба в доме. Несколько пуль добили остатки стекла в оконной раме. К удивлению друзей их напарник растворился в темноте за окном. Парень, дремавший на стуле, подскочил и схватил Калашников, стоящий дулом вверх в углу помещения.
– Где Чак? Барри, где он?!
Один из них, тот, который сидел за столом с уже мертвым напарником, вытащенным мной через окно, аккуратно подходил к разбитому стеклу, держа пистолет наготове. Второй в голубой кепке с Калашниковым двигался вдоль стены.
– Как он подошел?! Там, черт возьми, ловушки по периметру!
Барри выглянул в окно. Лучше бы он этого не делал. Раздался щелчок. Напарник с автоматом обомлел. Барри шмякнулся на паркет с капканом на лице, если его можно было еще назвать лицом. Полчаса назад они разговаривали, час назад с ним жрали пиццу. А теперь его уже нет.
– Сука! Выход-о-о-ди! – орал единственный урод, оставшийся в живых.
Вся обойма была выпущена в оконный проем. Противник бросил оружие, ринулся к столу, в который был воткнут топор.
Его звали Треш, этого ублюдка, который беспрестанно орал и озирался вокруг. Трэш – как какой-то дешевый отстойный ужастик. Да, в доме больше никого не было. Чак и Барри подохли.
Отец бил его в детстве, запирал в чулане на долгое время. Трэш чуть подрос, бросил учебу. Как-то раз он отомстил отцу, ударив его ночью сначала молотком, потом повесив его труп в чулане. Чуть позже закопал за домом, где они жили, когда тело начало вонять. Трэш всегда делал вид, будто он крутой мужик, хотя сам по себе ничего из себя не представлял, потому что был тощим задротом. Трэш размахивал топором, рассекая воздух, и орал, пнул стол, перевернул стул. Его слюни летели в разные стороны, немытые волосы встали дыбом. Ага, он казался зол, но не сильнее чем я. Наконечник топора разрезал воздух, а противник суетился по комнате, как загнанная овечка. В оконный проем влетел кусок полена и сравнялся с харей Трэша, отчего оружие вылетело из рук, и, сделав кувырок, упало за опрокинутый стол. Трэш лежал на лопатках, потеряв равновесие от моего броска. Он едва прикоснулся к носу, как тут же почувствовал резкую боль. Кость торчала из переносицы и руки от прикосновения перекрасились в кроваво-красный цвет. Я запрыгнул через разбитый стеклянный проем. Противник, как будто перед ним появился сам сатана, начал лежа пятиться назад, ботинки проскальзывали по полу, из-за этого с места он особо не двигался.
– Где они?!
Услышав мой голос, из его глаз хлынули слезы, смещавшиеся с кровью на лице.
– Они… они…, – заикался он, – в подвале… я их не трогал, это Чак! Я бы ни за что к ним не притронулся! Это все он, все он!
– Ну тебя нахер.
Я ударил подошвой от армейских ботинок по лицу, отчего Трэш просто свалился на пол без сознания. Моя рука взяла топор. Оставлять в живых я его не мог. Хотя нет, я просто не хотел. Дай бог, девчонки были живы, только сильно напуганы. Вот так я раньше решал вопросы, как бы это грубо не звучало.
* * * *
Длинный коридор с облупившимися стенами был загроможден стульями, партами, строительным мусором, будто кто-то давно делал здесь ремонт и решил бросить это надолго затянувшееся занятие. Помещений по пути было много, лучи солнца, где были оконные рамы, освещали наполовину коридор. Все равно нужно двигаться осторожно. Я прижался спиной к стене, держа оружие в обеих руках наготове.
Аккуратно, не делая резких движений, заглянул в комнату справа. Стены выглядели облезлыми, покосившаяся доска для мела сравнялась с раздвинутыми в разные стороны партами. Среди них лежало неподвижное накрытое темно—желтой простыней тело. Запах стоял затхлый, видимо оно здесь не первый день. Я двинулся дальше, не заходя в комнату, идя вдоль стены, стараясь не снести разбросанные стулья и парты, чтобы не наделать лишнего шума. Под ногой что-то треснуло, я посмотрел под ботинок и понял, что наступил на стекло. Пол был усыпан остатками обоев, осыпавшейся штукатурки, вперемешку с пылью, под которой я не заметил осколков видимо разбитых окон. Краем глаза уловил движение позади. Кто-то стоял за спиной. Тело с наброшенной простыней. Выглядело это зловеще. Я, медленно повернувшись, не отрывая глаз, увидел лишь щиколотки ног. Они торчали из-под накинутой на очертания человеческого тела пожелтевшей тряпки. Тело стояло неподвижно, так же без малейшего движения, как когда находилось на полу в комнате. Кто—то или что—то смотрело на меня, не отрываясь.
Я вздрогнул, когда раздался звонок, оглянулся назад, откуда шел звук. Звонок был как во время школьных занятий, когда наступал перерыв между уроками. Повернувшись обратно, понял, что тело исчезло… Секунду назад оно стояло в проходе. Может опять галлюцинации?! Неожиданно звук колокольчиков смолк, так же резко, как и раздался. Кто-то видимо вздумал поиграть со мной.
Я, пройдя пару шагов назад, заглянул в комнату, где минуту назад видел труп, накрытый простыней. Ничего. Тела не было. Что за бред? Я услышал шуршание ботинок совсем рядом, со стороны стены. С угла, видимо где должна располагаться лестница на второй этаж, вышел крепкий человек, в руках у него была металлическая труба, за спиной рюкзак цвета хаки с торчащим краем лука. Верхним обрезком трубы он хлопал по ладони и уверенно двигался навстречу, будто мы с ним были знакомы. Я приготовился к схватке.
– Напугался? – спросил он, и среди заросшего щетиной лица появились редкие гнилые зубы.
На нем была потрепанная джинсовая куртка с вывернутыми наружу карманами и брюки, сквозь рваные дырки в коленях, в которых виднелась загорелая кожа.
– Нет, – спокойно ответил я, – Я бы не советовал подходить ближе.
Незнакомец замер в паре метров. Дуло револьвера было направлено в область его головы.
– Я думал, будет смешно тебя напугать. Ты не испугался привидения, жаль. Надо придумать другую маскировку.
Парень опустил голову, будто, правда его это расстроило, покрутил трубой в руке, стоя на месте и вновь поднял глаза на меня, и продолжил:
– Ты как бы у меня в хате, а кто сюда заходит, мы играем в игры. Ты любишь прятки?
Я отрицательно мотнул головой, сжав револьвер в руке еще сильнее, дав понять, что со мной его шуточки не пройдут. Я часто посещал тир, думаю, пуля летит быстрее, чем он двигается. Правда, патронов-то не было, но он-то не знал об этом.
– Мне нужен Хирург.
– А мне нужна баба, – съязвил псих с трубой.
– Может, без головы тебе будешь лучше?! – я чуть ли не заорал на него.
– Хирурга здесь нет. Здесь только я. Я один. Наверху есть что похавать. Ты жрать хочешь? Я вижу, что да.
Первый человек, которого при встрече я не застрелил, не повернул ему голову на сто восемьдесят градусов. Хотя еще не вечер.
Незнакомец убрал трубу в рюкзак за спиной. Я заметил, что на руке у него не было пальца или даже двух, и такое ощущение, что он лишился их совсем недавно – кровь на обмотанной вокруг ладони тряпке еще не засохла. Я опустил пистолет. Мачете все-таки держал наготове.
– Есть что выпить? Еще бы это… иглу надо. Есть?
– Ты вмазаться чтоль? С этим здесь херово, мужик. – Парень повернулся и махнул мне головой, указывая на путь по коридору.
– Мне надо залататься, – уверенно ответил я, стараясь не показывать слабости и усталости.
Незнакомец повернулся в пол оборота в пролете, перед лестницей на второй этаж.
– Есть игла, леска. Еще консервы наверху. Бухла нет. Была когда-то бутылка довоенного шнапса, кончилась. Ты не похож ни на местного, ни на военного.
Парень с рюкзаком поднимался по запыленным ступенькам, кое-как успевая, я двигался за ним, оставляя еле видные капельки крови на полу.
– Я ищу девочку, лет двенадцати.
– Здесь?! – незнакомец замедлил ходьбу. – Да здесь одни мужики. Баб отродясь не было, сколько себя помню.
Видимо он и правда ничего не знал. Нужно будет разузнать про Драговича, если получиться. Мы поднялись на второй этаж, я успел краем глаза оглядеть, что когда-то здесь был пожар, все вокруг выглядело опаленным, стены покрылись сажей, а от единственного стола остался черный пепельный каркас. Незнакомец, не останавливаясь, двинулся выше – на третий. Я не мог доверять человеку в городе убийц, мачете все еще была наготове.
Третий этаж был просторен, более менее чист. На полу лежал спальный мешок, тлели бруски, аккуратно обложенные потрескавшимися кирпичами, рядом валялись банки из-под фасоли и не понять какого еще пайка. В углу стояла керосиновая лампа, достаточно озарявшая комнату. Здесь было тепло, я снял куртку. Незнакомец обошел кусок ламината, положенный на парты: это видимо был стол. По нему раскиданы какие-то бумаги, выцветшая покерная колода, пустая банка кофе, окурки от сигарет в пачке. Парень нагнулся, проходя под натянутой от края до края комнаты веревкой, на которой развешаны вещи для сушки, и присел рядом с костром, взяв со стола забычкованную сигарету. Поджег ее от огня, наклонившись. Сейчас он не выглядел как отморозок, был похож на того, кто просто пытается здесь выжить.
– Я Бен, – он протянул руку без пальцев.
– Коннор, – осторожно пожал ему в ответ руку я.
Сняв рубаху и пропитавшуюся повязку-жгут с плеча, увидел глубокий разрез. Рана была на вид чиста, кожа будто разошлась небольшими волнами в разные стороны, образовав канал, где сочилась кровь. Выглядело хуже, чем я предполагал, но не смертельно. Бен снял рюкзак, бросив его у парты, которая держала ламинат, и направился в темный дальний угол комнаты. Вернулся ровно через секунду назад, с крошечной иглой, мотком лески, и бутылкой с прозрачной жидкостью.
– Что это? – удивился я.
– Чача, я сам раньше делал на спирту, когда еще были компоненты.
Я смутился.
– У тебя ж нет выпивки? Разве ты не так сказал?
– Это не для тебя. – Бен начал продевать леску в ушко иглы, предварительно облив оба предмета своей настойкой.
– Для кого же?
– Для твоей раны.
Глава вторая
Я проспал столько, будто не спал вообще. Усталость просто выключила мой организм из розетки. Когда открыл глаза, мне на секунду показалось, что боли от ран не было совсем. Только приподнимаясь, я почувствовал, что плечо ломит, хотя ладонь перестала болеть вообще. Бена рядом не оказалось. Я выглянул в щель у заколоченного с внутренней стороны окна. На улице моросил дождь, небо затянуло, а капли еле слышно барабанили по крыше. Справа от окна тоненькая струйка сбегала в емкость, похожую на ведерко, из трещины в кровле крыши. Я еще раз огляделся, никого. У моего матраса лежал лук Бена с тремя стрелами. Я думал позаимствовать его, а то с пустым револьвером, как с голой жопой на поле. Странно. Рюкзак его стоял в углу комнаты, среди пустых консервных банок и прочего мусора на полу. Я потянулся, и медленно, направился в дальний край комнаты. На парте в углу я заметил, что-то блестящее, когда молния озарила на секунду комнату. Похоже на брошь. Я подошел. Это был кулон… цепочки не было. Я видел его раньше, всегда, когда видел Софию. Его Лоран подарила дочери, когда ей стало десять, в тот же день она перестала отмечать мелом рост девочки на дверном косяке в детской. Какого черта?! Я убью этого сукиного сына!
Я был готов разнести все на своем пути. Злость, адреналин и еще хрен знает, что ударило в голову так сильно, что мне казалось, кулаки сами начнут крошить близстоящую стену. Я метнулся к рюкзаку Бена, вытряхнул его, перевернув. Нихера, кроме банок с фасолью и репой. Скотобаза!
Когда человек, который вчера мне помог, начал подниматься наверх, я бросился на него. Вцепился со всей дури в его грязную шею, думал, что сейчас сломаю его нахрен. Я орал, спрашивал, где девочка, откуда он взял кулон.
– Девка?! Она откусила мне палец, сука, представляешь, как эта чертовка напугана!? Я хотел ей помочь, клянусь!
Я слышал, как голос Бена начал уже хрипеть от моей хватки, слова ему давались с трудом. Я ослабил руки.
– Где ты ее нашел?! Ты че мне на уши вешаешь? Я спрашивал у тебя про девочку, забыл?!
– Я хотел тебе рассказать, но вчера ты отрубился, прости, мужик.
– Что-то не особо внушают доверие твои извинения, – моя рука потянулась за мачете на всякий пожарный.
– Она пряталась в траве под окном, потом зашла в школу, видимо в поисках убежища. Грязная, как свинья, мне вообще показалось сначала, что это пацан. Она плакала, говорила, что за ней охотятся, что держали ее в плену, но она смылась. Как девочка сюда попала? Я понимаю, стволы, наркота, но девчонка… как!?
– За бабки можно все. Слышал про Драговича? Я надеюсь найти эту падаль здесь.
– Говорят, он обосновался в черте города, за лесом. Иди к старой мельнице, думаю, дома ты сам увидишь, только там не дичье….
– Что еще за дичье? – Я почувствовал, как злость отходит, хотя мысли о том, чтобы его нашинковать не покидали голову.
– Здесь, если ты заметил, все ходят, вооружившись палками и тем, что под руку попадется. А те суки, что в городе, забирают всю провизию себе, у них там огнестрел и свои группировки, а мы, блядь, мол, изгои. Сняли с нас ошейники и погнали как дворовых собак в поле. Ни пожрать, ни посрать спокойно. Я утром четыре раза обхожу хату и каждый раз думаю, что напорюсь на дебила с бензопилой. Или кто-нибудь просто перережет мне горло во сне. А это… насчет девки, она че тебе родня какая-то, что ты так печешься?
– Она моя дочь.
Глаза Бена округлились. Он облокотился на стену, потирая сухую кожу рукой в области горла. Я продолжил:
– Мне надо знать, куда она пошла. Когда это было, говори.
– Вчера. Я ей предложил поесть, но она вдруг будто с цепи сорвалась, набросилась на меня. Забрала у меня нож со стола, и еще это, – Бен показал на перевязанную руку. – Я видел, как она рванула в сторону леса на север, больше я нихера не знаю. Вот и помогай людям.
Я посмотрел ему прямиком в глаза. Похоже, он не врал.
– Если ты меня обманул, я вернусь и прострелю тебе башку. Помнишь, когда мы встретились, ты мне что-то заливал про игры. Сейчас мы поиграем в мою. Я буду Робин Гуд, а ты – зажиточный дворянин, тебе нужно отдать все нажитое, хотя чего уж отдать – я все заберу сам. Веселая игра, я тебя уверяю. – Бен вжался спиной в стену, ничего не ответил.
Я сунул кулон в карман, взял рюкзак Бена, не тронув провиант на полу, сунул туда лук, перекинул лямку через плечо и направился к лестнице, больше не сказав ни слова. Бен остался стоять в недоумении. Выйдя на порог первого этажа школы, я еще раз глянул на здание. Из-за пазухи достал позаимствованную бутылку пойла, осушил наполовину залпом. Стало чуточку легче, хотя на вкус самодельный алкоголь был ужасен. Убрал остатки пойла в рюкзак. Путь мой лежал через лес. В голове крутилась мысль, что София уже далеко отсюда. Но лес был единственной зацепкой.
Я аккуратно в полуприсед двигался, держа наготове лук за тетиву. Он был достаточно легким, простым по конструкции, но точно смертоносным. Дорога заросла, хотя мне удалось заметить, что нижние ветки кустарника надломлены, а трава ниже примята. Это говорило о том, что кто-то здесь уже шел, причем не так давно. Может быть дочь, хотя я не слишком был уверен в словах Бена. А может быть парочка психов, мчавшихся на рассвете в эту степь. Ни животных, ни птиц слышно не было. Мертвый лес. Пробравшись немного дальше, среди кустов и стволов деревьев я заметил движение. Псих вертел в руках топор, двигаясь по небольшой поляне из стороны в сторону, будто что-то потерял. Я уже встречал его, когда шел к школе. Сандалиями он загребал пожелтевшие листья. Рядом, на вертеле, над пляшущим пламенем костра, обложенного по кругу камнями, жарилось мясо. Здоровенный кусок.