Капитан никогда не играл на бирже и не делал ставок в спортивных тотализаторах. У него никогда не было счета в банке. Слэйт гораздо больше времени проводил, думая о прошлом, чем о будущем. Всякий раз, когда он возвращался мыслями в реальную действительность, это было связано с необходимостью раздобыть денег.
Я проложила маршрут, взяв карты из его сундука. Необходимость выручить наличность от продажи тигров несколько усложнила мою задачу, но, с другой стороны, мне хотелось увидеть как можно больше мест и получить как можно больше впечатлений. В конце концов, кто знает – если Слэйт прав по поводу старой карты Гавайских островов, которая ему так нужна, нельзя исключать, что вскоре я буду лишена возможности путешествовать.
Впрочем, раньше времени беспокоиться по этому поводу было бессмысленно. Во всяком случае, ни одна из его карт Гонолулу до сих пор не сработала. И мне имело смысл сосредоточиться на решении ближайших задач.
Первое, что я планировала сделать, – это обменять наш живой груз на американскую валюту. Я надеялась, что мне удастся это сделать по прибытии на место нашей следующей стоянки. Главарь действующей в тех местах китайской банды имел слабость к большим кошкам и всегда готов был за них хорошо платить. Судя по содержанию газетных вырезок, которые мне довелось прочитать, с их помощью он избавлялся от конкурентов.
После этого Слэйт мог легко доставить нас на аукцион «Кристис», в 2016 год. Капитан родился за 51 год до него в Нью-Йорке. Дом, где прошло его детство, всегда ожидал его рядом с краем карты, по которой был проложен очередной маршрут. Главаря китайской преступной группировки, о котором я упомянула, убили в перестрелке задолго до 2016 года. Однако, имея карту, изготовленную в 1981 году, капитану не составляло труда провести «Искушение» через два столетия из Бенгальского залива к побережью Атлантического океана, туда, где находился Лонг-Айленд. В конце концов, хотя ему трудно было назвать Нью-Йорк своим домом, город он знал хорошо.
Именно поэтому я очень удивилась, когда карта 1981 года вдруг нас подвела.
Мы плыли, направляясь к краю карты Калькутты. Небо было так густо усеяно звездами, что казалось, будто на него откуда-то сверху насыпали сахар. Я знала, что после промышленной революции ночи уже никогда не будут такими красивыми.
Звезды стали блекнуть по мере того, как мы скользнули на поля карты, приближаясь к почти незаметной границе, где Индия 1774 года исчезала и возникало нечто совсем иное. Вокруг нас заклубился туман, словно судно окружили души погибших моряков. Не доносилось ни звука, если не считать плеска волн, разрезаемых корпусом корабля. Все дышало спокойствием, но моря у краев карт были непредсказуемыми. Ветры и течения часто меняли направление, и преодоление границы с каждым разом становилось все труднее. Порой – правда, очень редко – в тумане возникали призраки кораблей, чьи капитаны сумели найти вход в соседний мир, но так и не смогли выбраться из него.
Мне вдруг стало зябко, и я потерла ладонями свои обнаженные плечи.
– С вами все в порядке, амира?
Я скорчила гримасу, кивнула в сторону туманной дымки за бортом и сказала:
– Пограничные пространства напоминают мне чистилище. Здесь заканчивается один мир и начинается другой.
Кашмир недоверчиво приподнял брови:
– Разве в чистилище не должно быть несколько жарче?
– По мнению святого Августина – да. Но то, что я вижу, больше похоже на луга Асфоделя у Гомера – правда, здесь явно меньше кровожадных призраков.
– Ну да, само собой, – рассмеялся Кашмир. – Похоже, мне надо побольше читать.
– Уверена, тебе известно, где находятся мои книги. Так что, если захочешь украсть их, для тебя это не составит большого труда.
Взглянув на Кашмира, я улыбнулась и снова посмотрела в сторону штурвала. Улыбка тотчас исчезла с моего лица. У рулевого колеса стоял Слэйт, направляя наш корабль к дальнему берегу, который мог видеть только он… но при этом на его лице было написано такое разочарование! Он то откидывал голову назад, то, наклонившись, пристально вглядывался вперед, но было ясно, что он не понимает, куда нам следует плыть.
Внезапно ветер резко усилился, началась качка. Пелену тумана пронзила вспышка света, затем низко заворчал гром. Еще несколько секунд – и налетел шквал. Хлынул ливень, мгновенно намочив паруса. Сверху послышалась ругань Ротгута, который вел наблюдение с площадки впередсмотрящего – вместе с мачтой он описывал гигантские дуги, словно сидел на верхушке маятника метронома.
Переход до Нью-Йорка должен был осуществиться без больших осложнений, тем более последняя его фаза. Но что-то, похоже, было не так.
– В чем дело, капитан?
– Не знаю! – крикнул Слэйт и резко положил штурвал вправо, пытаясь изменить курс, однако волны продолжали нести нас вперед.
На носу Би изо всех сил натягивала стасель-нирал, пытаясь убрать носовой парус. От ее движений рында, прикрепленная к ее поясу, издавала глухое звяканье.
Корпус корабля жалобно застонал под ударом огромной волны. Следующий, еще более страшный вал захлестнул палубу. Кашмир схватил меня за руку и подтащил к мачте. Я ухватилась за нее, отворачивая лицо от ветра, и почувствовала под пальцами острые щепки и отверстие – это было место, куда угодила пуля британского офицера. Еще одна волна разбилась о нос корабля и прокатилась по палубе. Холод забортной воды обжег мне ноги.
– Не торопитесь! – крикнул Слэйт. – Мне нужно больше времени.
Кашмир начал действовать. Взбежав по трапу на квартердек, он стал готовиться к сбросу плавучего якоря. Я принялась помогать ему перевалить якорь через кормовое ограждение. Не успела вода наполнить парусиновый конус, как в борт «Искушения» ударила еще одна волна, встряхнув корпус так, что у меня застучали зубы. На этот раз Кашмир пошатнулся и едва не упал. Одной рукой я схватила его за запястье, а другой вцепилась в ограждение в ожидании следующего вала. Но нового удара так и не последовало. Волнение внезапно успокоилось, и мы плавно соскользнули с края карты.
Глава 2
СВЕЖИЙ БРИЗ РАЗОГНАЛ ВАТНУЮ ПЕЛЕНУ ТУМАНА. Черные воды сменили цвет на темно-синий. Я заморгала и прищурилась – в лицо мне ударили лучи поднимающегося из-за горизонта солнца. Нет, я ошиблась – солнце уже заходило. Вдали сверкающей ломаной линией отчетливо просматривались силуэты нью-йоркских небоскребов. Однако башен-близнецов Международного торгового центра я не увидела, а значит, мы попали не в восьмидесятые годы двадцатого века. Впрочем, чтобы понять это, на берег можно было и не смотреть. Капитан громко выругался, ударил кулаком по штурвалу и принялся мерить палубу шагами взад и вперед, словно разъяренный тигр клетку. Мы находились вблизи южной оконечности Манхэттена, был конец мая 2016 года.
Интересующий нас аукцион должен состояться через три дня – независимо от того, будут ли у нас деньги, чтобы выиграть его, или нет. Впрочем, у меня таилась слабая надежда. Если окажется, что мы не попали на аукцион из-за какой-то ошибки капитана, а не по моей вине, я еще какое-то время буду находиться в безопасности.
Море окончательно успокоилось, и корабль скользил по воде, словно лист по поверхности пруда. Я разжала пальцы, которыми стискивала ограждение и запястье Кашмира, а затем недоуменно развела руками.
– Мне показалось, что карта была в полном порядке, – негромко произнесла я.
Капитан, услышав мои слова, взвился, будто ужаленный, – ему почудились в моей фразе обвинительные интонации.
– А может, ты чего-то не заметила? – спросил он, злобно посмотрев на меня.
Я спокойно встретила его взгляд:
– Она была нарисована от руки. Очень подробная. С проставленной датой. И совершенно нам незнакомая.
Говоря, я поочередно загибала пальцы. Какой бы подробной ни являлась карта, побывав в тех местах, которые были на ней изображены, мы не могли снова туда вернуться. Слэйт, однако, нередко забывал, где он находился и что делал. Но на сей раз речь шла о карте, которую я едва успела купить. По этой причине я была совершенно уверена, что отец еще ни разу ее не использовал.
– И все-таки она привела нас не туда!
– И что же случилось? – спросила я.
– Неплохая попытка, Никси, – усмехнулся отец.
Я сердито взмахнула рукой:
– В таком случае думай об этом сам.
– Ты уверена, что у тебя нет идей по поводу случившегося? – спросил капитан и сделал шаг в мою сторону. Потом еще один. – Я знаю, что ты здорово нервничала по поводу предстоящего путешествия в Гонолулу.
Его сомнения больно уязвили меня. Я знала цену своим способностям, знаниям, своему умению проложить курс. Без них я была бы на судне просто балластом. Лицо мое покраснело от гнева. Краем глаза я заметила, что Би и Кашмир наблюдают за мной.
– Не взваливай на меня свои ошибки, Слэйт!
Капитан несколько секунд, стоя на месте, сверлил меня пристальным взглядом, а затем, стиснув зубы так, что на щеках вспухли желваки, вернулся к штурвалу. Взявшись за его рукоятки, от сжал их с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Однако, его гнев не мог перенести нас в нужное десятилетие.
Ко мне подошла Би. Ее бровь, которую пересекал шрам, блестела – то ли от пота, то ли от осевших на коже капель морской воды.
– Если с 1981 годом ничего не получается, может, ты знаешь какую-нибудь другую карту, которая приведет нас в подходящее место? Туда, где мы сумели бы продать тигров за наличные.
Я прижала пальцы к вискам, пытаясь вспомнить все, что мне когда-либо доводилось читать. Это была нелегкая задача.
– Пожалуй… пожалуй, их могли бы купить в Древнем Риме – для представлений в Колизее. Но даже если капитан согласится возвращаться в такое далекое прошлое, мы скорее всего потеряем все деньги на обратном пути.
– Не говоря уже о том, что подобная сделка была бы бесчеловечной, – заметил Слэйт, глядя на меня с осуждающим видом.
– А сплавить тигров какому-то китайцу, главарю банды якудза из нью-йоркского Чайна-тауна – это, по-вашему, гуманно? – с ухмылкой подал голос Кашмир.
– Убивая тигра, человек совершает антигуманный поступок, – пробормотал Слэйт. – Впрочем, убийство человека тигром тоже антигуманно.
– Банда, про которую говорит Кашмир, называется Белые Тигры, – пояснила я. – Кстати, якудза – японцы. А наш потенциальный покупатель – действительно китаец, но он из триад.
– А какие деньги в Древнем Риме, амира? – поинтересовался Кашмир. – Что у них в обращении? Золотые монеты?
– Большинство монет не из золота. Но они в любом случае представляют собой немалую ценность.
– Нам придется искать нового покупателя, – напомнил Слэйт. – Тот парень, которому я сбывал монеты, умер два года назад.
– Сколько времени могут занять поиски другого? – спросила я.
– У нас до аукциона всего три дня, – сказал капитан.
– Теперь уже два, – поправил его Кашмир.
– Ну так придумайте что-нибудь! – воскликнула я.
Внезапно раздался странный резкий звук. Капитан, выругавшись, бросил штурвал, сбежал по трапу с квартердека, нырнул в свою каюту и захлопнул дверь. Би, первый помощник капитана, сразу заняла его место. На мгновение мне мучительно захотелось оказаться на ее месте, за штурвалом.
– Вы ведь ничего такого не делали? – тихо спросил Кашмир.
– Что ты имеешь в виду?
– С картой.
Я удивленно заморгала:
– Нет! Если бы мне пришло в голову что-либо подобное, для этого был более подходящий случай – и карты тоже.
– Ясно. – Кашмир, чуть наклонив голову, внимательно посмотрел на меня. – А все-таки, почему вы так нервничаете из-за Гонолулу?
– Это трудно объяснить, – произнесла я, отвернувшись и хмуро глядя на воду.
Медь поручней холодила мои ладони. Кашмир, единственный на борту корабля, не был посвящен во все подробности моего появления на свет. Мне почему-то хотелось, чтобы он оставался в неведении. Да, конечно, он один из самых надежных людей, кого я знала, и ему можно доверять. Но сможет ли даже он понять мой страх? А что, если он, что еще хуже, начнет бояться за меня? Впрочем, я сознавала, что в сложившейся ситуации, если не объясню Кашмиру, в чем дело, скоро он обо всем узнает сам. Но как ему объяснить? Никогда и никому я не рассказывала эту историю.
– Вижу корабль!
Посмотрев в том направлении, куда указывал тощий палец впередсмотрящего Ротгута, я сначала различила в отдалении ходовые огни, а затем заметила белое судно с плавными обводами. Оно явно направлялось в нашу сторону.
– Кто это?! – крикнула я.
– Береговая охрана!
Глядя на судно, я несколько секунд пыталась убедить себя, что его целью являемся не мы, но тут снова раздался крайне неприятный, резкий гудок. Я бросилась к капитанской каюте и постучала в дверь. Прежде чем она открылась, я успела сосчитать до десяти. Показалось, будто при виде меня в глазах Слэйта мелькнуло удивление. В руках у него была шкатулка, которую он обычно держал у себя под кроватью. Не было нужды объяснять ему, что ее надо получше спрятать: если пограничники поднимутся на борт, объяснить наличие на судне опиума будет куда труднее, чем присутствие двух живых тигров.
– Вы нужны у рации, – сказала я.
Пальцы Сэйта крепче сжались на шкатулке.
– Эта штука может помочь работе карты, – пробормотал он.
– Быстрее, капитан! – С этими словами я захлопнула дверь – пожалуй, несколько сильнее, чем следовало.
Когда я снова появилась на палубе, Би делала разворот, а Кашмир поднимал дополнительный парус. Вспахивая волны, мы прибавляли ход, двигаясь в восточном направлении вдоль южного берега Лонг-Айленда. Я ухватилась за фал, помогая Кашмиру и одновременно наблюдая за судном береговой охраны, огни которого теперь были у нас за кормой. Расстояние между кораблями сокращалось.
По словам Слэйта, нью-йоркская береговая охрана всегда доставляла много хлопот. Подкупить ее сотрудников было почти невозможно. Все это еще больше усугубилось после 2001 года. Нью-Йорк перестал быть тем диким и безалаберным городом, каким являлся в 80-е годы, во времена молодости моего отца. К тому же в береговой охране служило множество любителей старых, антикварных, если можно так выразиться, судов, и наш корабль просто не мог не вызвать у них желания пощупать все собственными руками и заглянуть в каждый уголок.
«Искушение» было весьма изящной каравеллой с черным корпусом, окованным снизу до самой ватерлинии медью, чтобы подводную часть не попортили морские черви. Судно имело заостренный киль, похожий на плавник морского чудовища, и было от носа до кормы покрыто вырезанными на нем рунами. Носовую часть судна под бушпритом украшала резная деревянная скульптура русалки с длинными распущенными волосами и обнаженной грудью – согласно поверьям, ее выставленные напоказ прелести должны были успокаивать море в шторм.
Даже если сотрудники береговой охраны не стали бы обыскивать наше судно, то наверняка не отказали бы себе в удовольствии постоять на его палубе и подержаться за штурвал, рассказывая Слэйту о том, как в детстве играли в пиратов. Оказавшись на борту, они наверняка услышали бы рев тигров, спрятанных в трюме. Стиснув зубы, я продолжала ждать капитана, прислушиваясь к тому, как где-то внизу огромные полосатые кошки ворочаются и порыкивают в своих хлипких бамбуковых клетках.
Я уже собиралась снова постучать в дверь капитанской каюты, когда Слэйт вышел наконец на палубу, держа в руках рацию, которая издавала свист и шипение. Он долго смотрел, моргая, на корабль береговой охраны, освещенный слабеющими лучами заходящего солнца. Сердце у меня сжалось: расширенные зрачки отца закрывали почти всю радужную оболочку.