– Баран, что ли? – уточнила практикантка.
– Эх, ты, тундра! Овен, это не баран. Это нечто высшее. Созвездие такое есть. Оно-то, мне силы и придает. – Федор подхватил подвернувшийся лом и согнул его «луком».
Матрене снова захотелось, чтобы ее повалили на кучу с коксом. По китайской философии, этого повторно произойти не могло. Хотя, кто их разберет православных?..
– …И вот, когда ты, Ясочка, еще совсем немного подрастешь, и будет такая же солнечная весна, как ныне, Солнце вступит в созвездие Овена и возгоришься ты рвущейся наружу энергией. Ты будешь прекрасна, как душистые полевые цветы. Алмазы с изумрудами будут переливаться в твоих солнце подобных очах…Но обманет тебя твоя привязанность, любовь твоя неудержимая. Не дано тебе разбираться в людях. Погубят тебя твоя впечатлительность и жажда струящейся жизни. В такие дни смотри чаще на Солнце. До рези в глазах, чтобы предметы и люди утратили свои реальные очертания. Тогда может прийти спасение, и успеешь прожить до мудрости. Но это уже, как повезёт, а страсти молодости редко когда хорошо оканчиваются, и обычно, ведут к грязным подвязкам… но в воспоминаниях остаются на всю жизнь, как бы она не сложилась, куда бы не вывела.
Старые морщинистые губы цыганки выдохнули голубой струей дым папиросы.
– Стойте! Стойте! Граждане цыгане! – посреди проселочной дороги стоял мужчина в белом медицинском халате. В руке он держал саквояж. Это был Ипполит. – Прошу вас, от имени медицинской науки, позволить испытать прибор для дальнейшего благополучия человеческой жизни, на вашей лошади.
Он извлек из саквояжа воронку с захватом и храбро приблизился к лошадиной морде. Он даже попытался приладить воронку между зубов, пялящего недобрые глаза, животного.
Но тут старый цыган наградил его от души плетью и крикнул:
– Мы лошадь не продаем, и нечего ей в зубы заглядывать.
Цыганский конь, проплывающей рядом телеги, выпустил неимоверных размеров темно- коричневый орган, словно выдвижной телескоп, и так обильно окропил дорогу, что брызги достались и доктору.
Ипполит скорчился от доставшейся ему боли и унижения, и когда телеги проплыли рядом, он швырнул в гневе свой заветный инструмент в последнюю.
Инструмент попал в цель и затерялся в груде цыганского хлама.
«О горе мне, – взвопил Ипполит, – прибор был изготовлен в единственном экземпляре…А скверная, глупая жена, в с таким трудом разработанный чертеж, завернула пирожки сыну. О горе мне, горе!»
Тема диссертации уплывала вместе с цыганскими телегами в просторы широкой украинской степи.
…И только ворон, пролетая, над сокрушающимся Ипполитом, каркал во все горло, то ли насмехаясь, то ли сочувствуя. А может быть, у него просто начался брачный период и он явил себя во всей красе, распевая песню?
2. ТЕЛЕЦ
Мой друг – паршивая сволочь. Так его жена называет. Что-то у них с любовью не получилось, когда деньги закончились. Вообще-то, это часто случается среди двух любящих сердец, когда один любит вкусно поесть, а другому, с точно такою же силой не нравится готовить. Получается еще тот краковяк. Со стороны посмеяться, оно-то всегда полезно, пока самого за живое не заденет.
Моего друга зовут Лев (можете называть его просто – Лёва), а жену – Татьяна по прозвищу «Танина Лёва». Они жили вместе долго и нудно, и завершили бы жизнь в вялой возне вокруг бессмысленных предметов, натыкаясь все реже и реже друг на друга, в опустевшей, после покинувших отчий дом детей, квартире.
В наших краях не водится муха цеце, но одна каким-то странным образом залетела-таки в гости и обозначила свое пребывание тем, что укусила Танину Лёву без спроса, но с последствиями. После этого с Лёвиной женой стали происходить странные вещи. Она загрустила, погрузнела, стала немножко напоминать свиноматку, во всяком случае, нечто массивное, к тому же на неё наступило прозрение в том, что муж проявил недостаточно усилий для обеспечения счастливой и радостной жизни. Она долго и безперспективно гнобила Лёву за неумение сделать её женой миллионера, на что тот удивлённо-виновато скалил зубы и закатывал глаза к небу, мол, все в руках всевышнего.
Не видя рвения мужа, обеспечить ее процветание далеко не первой молодости, Танина Лёва надолго задумалась, пропуская мимо себя дни, недели, месяцы. Мысль неторопливо блуждала в поисках времени наслаждения, которое где-то затерялось по пути. Её массивную шею украшала золотая цепь с не менее золотым тельцом, видимо, тем самым, в которого превратился Зевс, чтобы похитить принцессу Финикии Европу. Танина Лёва поглаживая и придавливая двумя пальцами медальон золотого тельца, томилась вопросом, почему могущественный Зевс не похитил её, ведь она так похожа на пышную Венеру, изображенную Тицианом на картине «Похищение Европы». «Я пышнее её, на что ни глянь», – хвалилась не состоявшаяся миллионерша, и терла изо всех сил медальон в надежде приворожить божественного Зевса на повторное похищение. «Европу мы отошлем на кухню блины печь», – подзадоривала она себя, всё усердней растирая тельца.
Высоко над Олимпом раскинулось голубое бесконечное небо, сиял ласкающий нежностью свет. Зевс расположился в золотых чертогах, возведенных некогда Гефестом, пируя среди сонма богов, верша мировые дела, определяя судьбы людей. Чтобы эта неблагодарная работа не отягощала Громовержца и его свиту, хариты и музы услаждали пением и танцами хозяев Олимпа. Зевс поднял кубок наполненный нектаром и осушил его одним духом, то ли от печали, тайком прокравшейся в его душу, то ли от последствий деяний Диониса – бога виноделия и религиозного экстаза. Задумчивость посетила его лик и брови неудовлетворительно вздыбились штормовым предупреждением.
– Достопочтимый Дионис, – обратился он к своему внебрачному сыну, – ты часто бываешь на Земле, путешествовал по странам, твои ноги касались земли египетской, сирийской, индийской, малоазийской, ответь мне: какое впечатление на тебя произвели люди земные, живут ли они по закону, по совести, по любви?
– О, великий Зевс, – ответил Дионис, сидя на козе, и ногами выделывая замысловатые фигуры, – я научил их выращивать виноградную лозу, и получать из винограда божественное вино. Многие из них пристрастились к напитку, вызывающему у одних приступы радости, свободы, полёта души к звездам, у других – ярость, бешенную неукротимую энергию, страсть, у третьих – непредсказуемость поступков, свирепость.
Богиня Гера, стоя позади супруга, ехидно улыбалась. Она получала истинное наслаждение от известности того, что было пока недоступно её грозному повелителю, Вседержителю Зевсу. А секрет был в том, что внебрачный сын Зевса – Дионис, ни совсем был в здравом уме, о чем позаботилась Гера, вселив в него безумие, что забавляло и тешило её женское самолюбие.
Нежная музыка ласкала душу богов, украшая разговор, и взор тешился танцами, затеянными музами и харитами. Боги любовались их легкими воздушными движениями и вечной юной красотой, подталкивая их к внебрачным союзам. Дионис готов был уже выхватить рожок из-за пояса и протрубить на весь Олимп, славя достоинства вина и вихри страсти им возбуждаемые. Но тут его взгляд наткнулся на улыбку Геры, и желание дудеть на дуде пропало.
– Что замолчал, мой друг, говори, ничего не скрывая и ничего не упуская. Я несколько раз пытался создать совершенного человека, заселить Землю людьми, достойных своего создателя. Иногда казалось, что цель достигнута. Но потом всё приходилось начинать сначала. Чтобы выправить ошибку я обрушивал на них движение ледников, швырял метеориты, устраивал потопы. Вулканы засыпали их жилища пеплом, землетрясения поглощали города, болезни убивали целые народы. На их земли я посылал новых людей, новые народы, чувствуя, что вот-вот должно осуществиться задуманное. Расскажи мне об их поступках достойных уважения и не очень, мерзких, гадких, всяких, впрочем, всё что видел и слышал, и я вновь и вновь постараюсь выправить творение рук своих.
– О великий, Зевс, отец мой! – торжественно начал Дионис, не забыв прихватить с пиршественного стола кубок с вином и привстал на козе, выказывая почтение, – у тебя в руках силы природы, огромная власть, боги затевают нечто, и оно свершается, но далее следуют непредсказуемые отклонения. И это вовсе не из-за вина, смею тебя уверить. Ты можешь вызвать потоп, землетрясение, всё, что душе угодно; по твоему повелению всходит и заходит солнце, владеешь всем на земле, в морях и океанах, под землей, и где бы то ни было. Тебе под силу любое диво, но вот последствия деяний часто предсказать трудно. Так и с людьми получилось: ты хотел их видеть мужественными, добропорядочными, храбрыми, мудрыми, а многие из них получились подлыми, завистливыми, трусливыми лжецами. «На все воля божья», – говорят они, не ведая глупости слов своих. Погрязли в прелюбодеяниях, подлостях, жадности и жаждут пресыщения, роскоши и низменных развлечений.
– Правду ли молвишь, или может вчерашнее вино в тебе бродит, перемешавшись с сегодняшним виноградом? – Зевс посохом ткнул в сторону и перед ним тут же возник волшебный экран изобразивший Танину Лёву усиленно, двумя пальцами, трущую медальон тельца, расположившегося между могучих грудей её на толстой золотой цепи.
«Унеси меня телец туда, где я не буду знать нужды и сомнений, где все и вся предо мною повинны спину гнуть в почтении, туда, где в моих погребах будут и грибы маринованные, и рыба по желанию, и всяких яств вдоволь, и главное, денег сундуки, как тот на котором спала моя бабушка, что в коридоре стоял во времена молодости. И таких сундуков с добром – столько, чтоб сердце распирало от гордости и зависть застывала на лицах меня созерцающих, зависть и страх, страх и почтение…»
Зевс в гневе ткнул посохом в сторону волшебного экрана и тот, покрывшись паутиной трещин, растаял в воздухе быстрее, чем первый снег, выпавший по глупости в августе:
– А я все думаю, кто меня по спине, как наждаком скребёт, а это она… всуе… Пусть же эта баба живёт на Земле столько лет и зим со своими пороками, болезнями, беспомощностью, пока сто двадцать раз не попросит богов изъять её бренную душу с никчемным телом и водрузить в иные мира. А до тех пор: ни в ад, ни в рай, чтоб духу её здесь не было, – и разбушевавшийся Зевс хватил посохом об землю узаконивая наказ.
Лёва проснулся отягощенный сном, в котором грудастая женщина необычайно крупных размеров придавила его собою и, дыша чесночным запахом, предлагала: «Давай поцелуемся». Он ёрзал головой по подушке, пытаясь высвободиться и уклониться от навязываемого предложения, а открыв глаза, увидел супругу с кухонным ножом в руке. «Фу-ты, черт, сон в руку…» – не успел подумать Лёва, как встречающая пробуждение мужа жена сказала:
– Отдай деньги «по-хорошему», потому что «по-плохому» будет намного хуже, – она придвинулась угрожающе и приподняла руку с ножом.
У Лёвы возникло нехорошее предчувствие, и он легко убедил себя, что это продолжающийся сон. Закрыв глаза, снова оказался под женщиной с чесночным запахом, стиснутый весом её грузного тела, задыхаясь и мотая головой, как накануне. Обречённо двигая руками и ногами, пытаясь высвободиться из-под навалившегося на него веса, очень напоминал черепаху, перевернувшуюся на спину. Каким-то чудом трудности откатились в сторону, и он сел на кровати, приоткрыв сонные глаза. Супруга с ножом, как ни странно, оказалась в реальном мире и придвинула орудие, предназначенное для приготовления пищи, поближе к Лёвиному горлу, чтобы он, по-видимому, его лучше рассмотрел.
– Я последний раз прошу – отдай деньги, которые по праву должны принадлежать мне, как твоей жене. Тебе они во вред пойдут, потому, что не умеешь ними распоряжаться – ты их экономишь. А деньги повинны обращаться и ты помеха тому, и этим наносишь ущерб семье, стране, а значит, всему миру. Как мир такое терпит – для меня загадка.
Лёва ужаснулся от ущерба наносимого им миру и взгрустнул:
– Значит ли это, что я не должен ходить на работу и получать зарплату? – очень осторожно, с неуверенностью в правильности хода своих мыслей, спросил Лёва.
– Такого полного болвана поискать надо! (Лёва мельком бросил взгляд на зеркало и увидел там мужчину средних лет со втянутыми щеками, глубокими «шахтёрскими» морщинами на лбу и выпяченными ключицами, как у людей из бедных африканских племён, которыми киношники пугают телезрителей). На работу ходить ты обязан, иначе на что будешь жить? А вот деньги по доверенности буду получать я, чтоб ты их даже не видел и не беспокоился по-пустому. Всем необходимым – сама обеспечу, и Танина Лёва громко грюкнула стулом, водрузив на него всю тяжесть своего тела. Стул заскрипел, ножки заколебались и неспешно разъехались в стороны (Лёва втянул шею и прикрыл глаза от надвигающегося лиха). Танина Лёва, словно тесто, шмякнулась, растекаясь по полу. Последнюю точку в этом падении поставила голова, цокнув об пол, после непродолжительного сопротивления. Золотой телец, в нормальном положении покоящийся в промежности огромного бюста, вырвался на свободу и облюбовал левый глаз своей хозяйки.
– Они не рассчитаны на… – Лёва замолчал во избежание нездоровой ответной реакции, виновато пряча глаза.
Он сделал поспешную попытку поднять жену с пола, но его тело не располагало нужной силой, чего не скажешь о супруге. Танина Лёва вцепилась в руку мужа, и вмиг опрокинула на себя, готовая подмять и раздавить хилое инородное тело, мешающее ей радоваться жизни, как большой линейный корабль маленькую канонерку.
– Ага, насиловать беззащитную женщину, – завизжала супруга, – пять лет тюрьмы тебе уже обеспечено. Посидишь на их баланде сразу поумнеешь…
При этих угрозах Лёва вырвался из объятий, сам не зная, откуда такая прыть взялась и вскочил воробышком на подоконник окна, подальше от опасности.
– Ты даже этого… не в состоянии сделать, – язвительным голосом пробасила жена, – зачем надо было жениться, такому беспомощному?
Чего «этого» имела в виду жена, Лёва не стал уточнять во избежание дополнительной конфронтации и без того чувствуя себя сплошь виноватым.
У них в доме хранилась широкая лопата для уборки снега зимой и, раскинув мозгами, Лев подумал, что её вполне можно использовать и не совсем по назначению. Он живо вспомнил снежную бабу и огромные комья снега, которые можно было перекатывать с помощью лопаты. Супруга, сидя на ней, заменила снежный ком, который надо было водрузить на место. Муж выступал в роли дворника. С первого раза, как известно, блин комом, и операция удалась только, когда догадались подпереть ноги жены старым карнизом, а в руки дать полотенце, один край которого пришлось привязать к ручке окна. Ручка заскрипела, с треском распалась на части, но дело свое сделала. (Впоследствии, ручку так и не починили).
Танина Лёва, оказавшись на ногах, сразу же обрела былую уверенность и напор:
– А вот за это ты теперь вдвойне заплатишь и, не откладывая обещанное, она обхватила руками плечи мужа и коленом, весом с хорошего поросенка, попыталась нанести мужу коварный удар между ног, как показывал, когда-то по телевизору инструктор по боевым искусствам, ведущий передачу «Женская самозащита от посягательств».
Лёва ойкнул, подлетел вверх, и опустился на землю недоотомщённый, без особых повреждений.
Инструктор забыл сообщить заинтересованным телезрительницам, что применяя данный приём против коварных мужланов, женское колено должно быть такой ширины, чтобы могло проникнуть в промежность ног, где и покоилась цель. Колено же Таниной Лёвы превосходило этот стандарт с завидным преимуществом, потому в промежность не проникло, а только подкинуло виноватого во всех отношениях мужа в воздух, словно бодливая коза. После такого выброса энергии стороны разошлись по разным комнатам, обдумывая дальнейший план действий, оправдывая себя и выдумывая новые каверзные подлости для уязвления соперника.