«Ну, – в скобках заметила про себя Севджи, – это только в том случае, если вам повезло, и орбитальная конфигурация оказалась достаточно удачной. Но мы, ребята, не любим об этом распространяться. Это как раз то, что в нашей профессии называется „скрытые факты“. Такие вещи даже аккредитованным сотрудникам КОЛИН знать незачем. И чтобы их раскопать, приходится повозиться».
Но раз уж «Гордость Хоркана» безгласно и неумолимо рухнула в воды океана на родной планете, Севджи пришлось раскопать. «Детектив Эртекин обладает здравым аналитическим подходом к делу, – говорилось в рапорте, посвященном первому году ее работы в убойном отделе, – и демонстрирует энергию и энтузиазм, выявляя новые сопутствующие детали. Обладает талантом быстро приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам». Она выполнила свое домашнее задание – вот что означали эти слова, и теперь, почти десятилетие спустя, в сердце КОЛИН, она снова это сделала. Выполнила домашнее задание и обнаружила, что расстояние между Землей и Марсом может варьироваться, изменяясь в разы. Оказалось, что у Марса эллиптическая орбита, и это в сочетании с разными орбитальными скоростями двух планет означает, что они могут отстоять друг от друга как на шестьдесят, так и на четыреста миллионов километров, в зависимости от того, когда измерять. Даже во время противостояний – когда Марс и Земля выстраиваются в одну линию, временно идя, так сказать, ноздря в ноздрю, – расстояние между ними может разниться на миллион километров, а то и побольше. КОЛИН учитывает это при запуске транспортов, порядок рассчитан на несколько лет вперед, поэтому невозможно прекратить любые перелеты, сидеть и ждать, когда расстояние станет наименьшим. Этому полузнаменитому парню восемь или около того лет назад еще повезло, что внеплановая побудка произошла где-то в районе противостояния, когда длина перелета оказалась изрядно меньше ста миллионов километров.
А вот нынешнему парню повезло куда меньше. Полет «Гордости Хоркана» пришелся на большое расстояние между двумя планетами – на пути к дому корабль преодолел по холодному, пустому космосу больше трех миллионов километров.
И никаких остановок на ланч.
– Хорошо, – сказала Ровайо, – так сигнала SOS не было, потому что н-джинна выключили. Но помощь можно вызвать вручную, так?
Нортон кивнул:
– Да, это нетрудно сделать. Возле коммуникаторов висят пошаговые инструкции.
– Но наш парень предпочел их проигнорировать.
– Выходит, да. Он просидел тихо весь путь домой, причем, предположительно, почти от самого Марса. Для такого длительного периода времени пищи на борту не хватит даже на одного. А если хочешь сидеть тихо и ждать до самого конца полета, нужно найти еще какую-то еду.
– Так этот парень все-таки чокнулся на хер, – в интонациях Ровайо отчетливо слышалось а-я-сразу-сказала. Вот и возврат к ее первоначальному предположению. Ладно, она соглашается, что это мужчина, но не допускает, что он мог быть в здравом уме. – Чокнулся. Ему не надо было…
– Нет, надо, – сказала Севджи в пространство, отстранение. Пора уже для общего блага забросить эту мысль. – Ему надо было хранить молчание в эфире. Он не мог вызвать спасательный корабль и не мог вернуться в криокапсулу, даже если предположить, что технически это возможно, потому что в обоих случаях он не добился бы своей цели.
Короткое молчание. Севджи заметила, как Ровайо выстрелила в Койла коротким раздраженным взглядом. Большой коп развел руками:
– А его целью было?..
– Свободное возвращение на Землю.
– Как-то это чересчур, – сардонически сказала Ровайо, – вам не кажется?
– Нет, не кажется, – Севджи слышала себя, но слова оказались неожиданно тяжелыми, произносить их было трудно. Син изменил ей, отступил от речевых центров, и оставил с угасающим светом озарения, но без понимания, как четко изложить свою мысль. – Смотрите, космические перелеты – система замкнутая. Вы причаливаете в бессознательном состоянии, начинается карантин, медицинский осмотр после криокэпа, проверка документов. Обычно, чтобы вам разрешили покинуть нанопричал, приходится ждать неделю. Кем бы ни был этот парень, он не хотел через все это проходить. Он не мог прибыть на место криокэппированным, как все остальные, и, конечно, не мог допустить, чтобы им занимались спасатели. Это все проходит через нанопричал. А ему нужно было покинуть корабль незамеченным, незарегистрированным. И он выбрал единственный возможный способ.
– Да, но почему? – хотел знать Койл. – Шесть или семь месяцев каннибализма, изоляции, возможно безумия. С риском неудачного приводнения в конце. Плюс быстрое отключение криокапсулы – это же тоже рискованно, так? В смысле не слишком ли? Это ж насколько нужно хотеть свободно вернуться на Землю?
Нортон криво ухмыльнулся, но ничего не сказал. Мол, такое не для широкой публики. Севджи отбросила дипломатию:
– Вы упускаете главное. Ни для кого не секрет, что на Марсе есть люди, которые жалеют, что подписали контракт, и хотели бы вернуться домой. Но они – пешки, дешевая рабочая сила. Этот человек – не пешка. Мы говорим о человеке, который с легкостью управляется с криогеном и медицинскими системами, который способен разобраться с бортовыми протоколами аварийной посадки…
– Да, я еще кое-чего не понимаю, – сказала, нахмурившись, Ровайо. – Весь рейс этот парень вытаскивает пассажиров из криокапсул и запихивает их обратно, чтобы питаться. Почему он просто не убил одного из них и не занял его место в морозилке?
– Сложновато будет объясняться по прилете, – сухо ответил Койл.
Его напарница пожала плечами:
– Допустим, берешь и настраиваешь капсулу так, чтобы проснуться за неделю до прибытия. Потом…
Нортон мотнул головой:
– Это невозможно. Криокапсулы имеют индивидуальные настройки для каждого пассажира, на наноуровне, и параметры программы очень жесткие. Любое другое тело они не примут. Чтобы это изменить, нужно быть специалистом по криогеновым биотехнологиям, но даже специалист, вероятно, не сможет ничего сделать посреди полета. Подобные вещи программируются, пока корабль еще не стартовал, для этого вся система разбирается до основания. Ну и на раннее пробуждение капсулу тоже не перестроить по схожим причинам. То, что было сделано в данном случае, и это самое главное, укладывается в возможности и границы наших автоматических систем. Они запрограммированы на временное выведение пассажира из криосна для медицинских процедур. Замена пассажира или досрочное пробуждение не предусмотрены.
– И наш пассажир оказался достаточно умен или достаточно опытен, чтобы это понять, – сказала Севджи. – Подумайте об этом. Он точно знал, в какие системы можно вторгнуться, и сделал это так, что сигнализация ни разу не сработала.
– Ага-ага, а еще он преуспел в альтернативной кулинарии, – проворчал Койл. – К чему вы ведете?
– К тому, что всякий обладающий навыками и хладнокровием, которые продемонстрировал этот человек, должен был отправиться на Марс в качестве квалифицированного спеца, что означает контракт на срок от трех до пяти лет, не требующий продления. Он мог подождать и вернуться домой в криокапсуле и с симпатичным банковским счетом. – Севджи оглядела присутствующих. – Почему он этого не сделал?
Ровайо пожала плечами:
– Может, просто не выдержал. Три года кажутся долгими, если смотреть от линии старта. Спросите любого новичка в Фолсоме или Квентине-2, а ведь им всего лишь на Земле срок мотать. Вдруг наш парень вышел из челнока в Брэдбери, поглядел разок на все эти красные скалы и понял, что сделал большую ошибку и не справится.
– Не вяжется – то, что он совершил, требует большой силы воли, – здраво заметил Нортон.
– Точно, не вяжется, – согласилась Севджи. – И в любом случае, убравшись с территории, которую обслуживает Марс, он мог бы вызвать спасательный корабль.
– Какая такая территория? – Ровайо вопросительно нахмурилась в сторону Нортона. – Что это?
Нортон кивнул:
– В общем, так. Если вы запускаете транспорт КОЛИН с Марса на Землю, с ним что-то случается и требуются спасатели, то отправлять помощь с Марса рентабельно только до определенной точки. После этой точки транспорт уходит уже так далеко, что разумнее посылать спасателей с Земли. Тот, кто хочет вернуться домой, должен дождаться хотя бы этого момента, иначе все будет зря. Спасатели с Марса доставят вас обратно, и вы снова там застрянете, да еще и КОЛИН назначит какие-нибудь санкции. Вам нужно дождаться помощи с Земли. Тогда уж, что бы ни произошло, оно, по крайней мере, произойдет дома. Никто не станет исключительно вам назло тратиться на то, чтобы отправить вас обратно.
– Просто из любопытства спрашиваю, – сказал Койл, – о каких санкциях вы говорите? Что сделает с тобой КОЛИН, если ты станешь своевольничать на Марсе?
Нортон снова перевел взгляд на Севджи. Та пожала плечами.
– Там то же самое, что и здесь, – проговорил Нортон с наработанной осторожностью. Всех их натаскали давать приемлемые ответы на подобные вопросы. – Есть система санкций, называемая контрактным принуждением, она такая же, как у любого другого работодателя, правила обычные. За нарушение контракта установлены штрафы, в некоторых серьезных случаях – лишение свободы. Краткосрочники должны потом без компенсации отработать время тюремного заключения. Так что, если хочется домой, лучше не выделываться и соблюдать правила.
– Угу, – заломила бровь Ровайо. – А если вы сбегаете на Землю? В смысле самовольно?
Нортон колебался. Севджи ответила за него:
– До сих пор такого никогда не случалось, – и рассеянно удивилась тому, что улыбается, произнося эти слова. Холодной, жесткой, короткой улыбкой.
Итан улыбнулся ей в ответ из глубин памяти.
– Ого! – сказал Койл.
– Что, никогда? – Это снова Ровайо. – За тридцать лет такого ни разу не случилось?
– За тридцать два года, – сказал Нортон. – А если считать первые команды, которые строили купола, еще до того, как нанореформирование планеты действительно заработало, то времени прошло вдвое больше. Как сказала Севджи, это закрытая система. Ее очень трудно победить.
Койл покачал головой:
– Я все еще не понимаю. Он же мог вызвать спасателей с Земли. Хорошо, может, отсидел бы сколько-то, но, бога в душу, он же все равно отсидел, только на корабле. Неужели срок в тюрьме для белых воротничков может быть хуже, чем все это?
– Так легко он бы не отделался, – мягко сказала Севджи.
– Погодите, – Койл ее не слушал. Он все еще искал, куда бы излить ярость. – Вот чего я так и не понял: почему ваше начальство не послало спасательный корабль, как только н-джинн вышел из строя?
– Потому что «Гордость» таких денег не стоит – вот, блин, почему, – пробормотала Ровайо.
– Потому что смысла не было, – ровно сказала Севджи. – «Гордость Хоркана» все равно шла домой. Насколько нам было известно, персонал не пострадал.
– С хрена ли? – Это снова Койл, неверяще.
Нортон закрыл собой амбразуру:
– Да, я понимаю, как это звучит. Но вы должны понять, что произошло. С нами всего лишь перестал говорить н-джинн. Такое случалось и раньше, нам просто не хотелось предавать гласности подобные факты. Бывали случаи, когда джинн уходил в офлайн, а через несколько дней снова проявлялся. Иногда они просто умирают. Мы, на самом деле, не знаем, почему.
Он развел руки так, будто держал в них невидимый куб. Севджи смотрела в другую сторону, ее лицо превратилось в неподвижную маску.
– Дело в том, что это не самое важное. Корабль отлично долетит на автоматических модульных системах. Н-джинна можно сравнить с капитаном корабля. Если капитан одной из этих плавучих тихоокеанских фабрик умрет, вы же не станете посылать спасательное судно, чтобы отогнать ее в порт, правда? – Риторический вопрос сопровождался примирительной улыбкой. – Так жене «Гордостью Хоркана». Утрата н-джинна не влияет на протоколы безопасности корабля. В службах контроля трафика и на Марсе и на Земле у «Гордости Хоркана» горели стандартные зеленые огоньки. Бортовая атмосфера и искусственное тяготение в норме, повреждений корпуса нет, все системы криокэппирования на связи, траектория полета неизменна, системы пилотирования работают. Все базовые комплексы функционируют по-прежнему, только сам корабль с нами больше не разговаривает.
Ровайо тряхнула головой:
– А тот факт, что этот hijo de puta[29] доставал людей из криокапсул и кромсал, что, никак не был зарегистрирован?
– Нет, – подтвердил Нортон устало. – Нет, никак.
– Без джинна невозможно узнать, что там происходит, – монотонно прогудела Севджи, отчасти скучая, отчасти пытаясь похоронить мрачную уверенность в том, что Ровайо догадывается об истинных мотивах КОЛИН. Любой руководитель полета знает, что возвращать корабль с половины пути невообразимо дорого. – Базовая система на то и называется базовой. Она сообщает, если что-то неисправно. Тут видимых неисправностей не было, и коли уж, предположительно, все пассажиры находилась в криокапсулах, это означало – логически, – что никто из них не может пострадать. Способа узнать что-то еще у нас не было. И корабль шел верным курсом. В такой ситуации остается только ждать. Так уж устроена система космических перелетов.
Ровайо, не моргнув глазом, проигнорировала учительский тон последнего замечания.
– Да? А если корабль с вами не разговаривает, как он состыкуется с нанопричалом?
Нортон развел руками:
– Ответ тот же. Автоматически. Когда корабль на подлете, стыковочный комплекс перехватывает управление у систем пилотирования. У нас не было причин думать, что этого не произойдет.
– Сдается мне, – сказал Койл, – что тот, кто это сделал, знает ваши системы, как облупленные.
– Да, это так. – Он и нашу убогую сущность с этим вечным снижением стоимости тоже знает, подумала Севджи и отогнала эту мысль. Пора возвращаться в нужную колею: – Он знает наши системы, потому что изучил их и потому что весьма хитроумно просчитал, как в них проникнуть, а это означает, что у него высокий уровень разведывательной подготовки и есть опыт подпольной деятельности. И он поставил собственное выживание превыше всего остального, что подразумевает наивысший уровень устойчивости и интеллектуальной дисциплины. А еще этот же человек очень боялся, что его прибытие будет зафиксировано, и, чтобы такого не случилось, совершил все это.
И Севджи жестом обвела окружавшую их виртуальность. Тела и вещдоки, на которые она указывала, выпрыгивали вперед и увеличивались, потому что системы реагировали на движение ее руки. Шокирующие факты, маркированные кричащими цветами раны разнообразных типов, кадры съемки: жидкости для криокэппирования, разлитые по чистым полам, кровавые пятна по стенам и оскалы оголенных черепов.
Она глубоко вздохнула:
– А теперь кто-то, может быть, хочет сказать, чей портрет мы получаем?
Она не слишком обогнала их в своих выводах. Гнев в глазах Койла наконец погас, потушенный чем-то другим, и сменился пониманием. Ровайо совершенно притихла. Нортон – Севджи извернулась, чтобы встретиться с ним взглядом, – выглядел задумчивым. Но никто не сказал ни слова. Странно, но вызов приняла дама-интерфейс. Она расценила слова Севджи как вопрос.
– Характерные черты, которые вы описываете, – уверенно заявила изготовленная женщина, – соответствуют преступнику, который является одним из генетически измененных существ мужского пола, известных как модификация тринадцать.