Рен кивнула.
– Думаю, там, откуда ты, все было довольно мрачно, да? – проницательно заметила она. – А откуда ты, кстати? Думаю, из Небраски? Или, может, из Дакоты?
– Из Монтаны.
Она подняла бровь.
– Край засухи и борьбы за воду. Мужик, там, наверно, непросто расти.
– В других местах еще хуже, – сказал он, защищаясь, хотя навскидку не смог бы назвать ни одного такого места. – Просто, ну… ты знаешь. Трудно найти оплачиваемую работу, если не знаком с нужными людьми.
Она снова кивнула.
– Plus да change[30].
– Извини?
– Неважно. – Она смотрела на экраны. – Вард говорил, когда вернется?
– Ничего определенного. Сказал, это может занять почти весь день. Думаю, он намечает какой-то серьезный ремонт. На обычные поездки, шпалеры проверить, ему пары-тройки часов хватает туда-сюда обернуться. – Он поколебался. – Кармен, можно я задам тебе вопрос?
– Конечно. – Это прозвучало рассеянно, на самом деле она пропустила его слова мимо ушей.
– А ты откуда?
Внезапный взгляд искоса. Вот теперь он привлек ее внимание.
– Это долгая история, Скотт. – Она отхлебнула кофе. – Уверен, что хочешь поскучать?
– Я не заскучаю. Я люблю слушать о местах, где никогда не бывал.
– Считаешь, я из таких мест? – Но она улыбалась, когда это говорила, так, будто приглашала его присоединиться.
Он улыбнулся в ответ, лишь слегка покраснев.
– Ладно тебе, Кармен. Ты не работала бы на Варда, если бы родилась и выросла в Штатах Кольца. Никто из нас не работал бы. – Он кивнул на клиентуру, благоразумно понизив голос: – Все здесь из других мест. Не думаю, что ты – исключение.
Она подняла бровь:
– Ты детектив, а?
– Я просто внимательный, – сказал он.
– Да, похоже на то.
– Так что давай, расскажи мне. Откуда ты?
Возникла долгая пауза. Скотт ждал. У него и прежде бывали такие моменты со знакомыми нелегалами: пропасть невесомости перед признанием, перед тем как каждый сбросит груз подозрительности, и начнется разговор вроде тех, что могли бы вести два свободных американца до того, как подонки-интернационалисты и китайцы – партийные китайцы, напомнил он себе, ты же не расист, Скотт, – раскололи величайший земной народ на мелкие куски так, как Моисей разбил скрижали.
– Из Тайваня, – сказала Рен, и его сердце возликовало от нового знания: да, она действительно ему доверяет. – Слышал о Тайване?
– Да. В смысле конечно. – Он пылал рвением. – Это же в Китае, правда? Это вроде китайской провинции.
Рен фыркнула:
– Им до усеру хочется, чтобы так и было. Тайвань – остров, и находится он у берегов Китая, тут ты прав. Но мы – независимое государство. Так сказано в каждом торговом соглашении Штатов Тихоокеанского Кольца за последнюю сотню лет. У нас то, что вы называете тепличной экономикой, с такими же бешеными объемами производства и таким же статусом, как у Вольной Гавани Ангелин, и никто не хочет возиться с последствиями, если все это вдруг рухнет, потому что всем Штатам Кольца мало не покажется. Вот там я и выросла.
– А почему ты уехала?
Она бросила на него колючий взгляд, хотя вопрос вроде бы совершенно невинный. Скотт не мог придумать никакой причины покинуть такое замечательное место, особенно если ты там вырос.
– В смысле, – он запнулся, – ну, я имею в виду, ты не была там счастлива, да? Но, знаешь, судя по твоему рассказу, в таком месте невозможно не быть счастливым.
Она слегка улыбнулась.
– Ну, свои плюсы у Тайваня есть. Но как и везде, там есть победители и проигравшие. Я имею в виду, что не каждый в Вольной Гавани – кинозвезда или лицензиат нанотехнологий, так?
– В самую точку попала. – Ему доводилось подрабатывать в Вольной Гавани, и без особой нужды он ни за что бы туда не вернулся.
– Так вот, значит, я говорю, победители и проигравшие, а если ты неудачник, то…
– Ты не должна так говорить, Кармен. – Скотт нагнулся через стол, заговорил убежденно – Ты не становишься неудачницей только на том основании, что тебе пришлось ехать куда-то за лучшей жизнью. Никто из нас тут не неудачник, мы просто ищем возможность вернуться с победой.
Мгновение она смотрела на него пустым взглядом. Потом замешательство ушло с ее фарфорового лица.
– Ах да. Культурная пропасть. Нет, я не говорю о неудачниках в том смысле, в каком это подразумевается у вас. Я имею в виду, в сравнении. Кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, колесо крутится, и тому подобное.
– «У вас»? – он попытался скрыть боль. – Что значит «у вас»?
– Ну, у ребят вроде тебя, – она сделала нетерпеливый жест. – Старых американцев, жителей центральных регионов. Из Республики.
– О-о, ясно. Но послушай, Кармен, – он позволил себе улыбку превосходства, – мы не старые американцы. Так называют жителей Союза, продажных тварей с востока, этих обожателей ООН. А Конфедеративная республика – это Новая Америка. Мы – восставший из пепла феникс, Карм.
– Хорошо.
– В смысле э-э-э, – он опять запнулся, ища необидные слова. – Слушай, я знаю, ты, возможно, не ходила в церковь так, как это делал я, всегда, полагаю, у тебя там какое-то святилище было или что-то в таком роде, но в конце концов это все едино, правда? – Он был доволен собой, потому что сумел вытравить из себя влияние эмоциональных тирад пастора Уильяма о неугасимом адском пламени и Единственной Истинной Церкви и увидел в лучшем свете более умеренные церкви, которые вынужден был посещать в последнюю пару лет. – В смысле, что бы вы ни назвали Богом, любая нация, которая принимает его в качестве руководящего принципа, как это делается в Республике, должна преуспеть, правда же? В конце концов она добьется процветания, и неважно, какие ловушки расставит на ее пути Сатана.
Рен в раздумье посмотрела на него:
– Так ты реально, э-э, христианин?
– Да, мэм.
– Значит, ты веришь…
Зазвонил ее телефон. Она выудила его и поднесла к уху:
– Да? – Черты ее лица стали напряженными, такими же, какими Скотт видел их утром, когда стало известно о поломке контроллера. – Поняла. Сейчас будем.
Щелкнула телефоном и сунула его обратно.
– Вард, – сказала она. – Вернулся и охренеть какой злющий.
Сказать «охренеть какой злющий» значило не погрешить против истины. Еще из дальнего конца коридора Скотт услышал рык Варда, летящий сквозь металлические стены рубки. Он шел за Рен по узкому проходу, стараясь поспевать за удивительно длинными, быстрыми шагами женщины. Он попытался бы обогнать ее, вдруг Ночера опять поведет себя как мудак, но было слишком тесно, и в любом случае…
Дверь открылась, впуская их. Гнев Варда кипел – теперь на всю громкость. Скотт привык к начальственному ору, но на этот раз ему подумалось, что в голосе шефа прорывалось нечто, чего он не слышал прежде, нечто, изрядно выходящее за пределы злости.
– …смысл в этом, мать-перемать, планировании, если мы…
Увидев их, он заткнулся. Улисс Вард был мужчиной крупным, смахивающим на медведя, мускулистым, потому что ему требовалось плавать как под водой, так и на воде – бизнес обязывал, – а такие лысины, как у Варда, по эту сторону границы встречались нечасто. Когда он злился, как сейчас, то краснел и подкреплял свою речь энергичными движениями рук и головы. Скотт никогда не видел, чтобы его босс в действительности ударил кого-то, но часто казалось, что это может случиться. Ночера (возможно, мудро) уступил Варду центр рубки, и тот стоял посередине, сжав кулаки.
– Мы вернулись, – сказала Рен без всякой нужды.
– Охереть открытие, а то я не вижу! – Вард словно бы заметил Скотта впервые. – Ты, дуй на причал подлодок и проверь воздухоочистители «Ластмана». Последний час на обратном пути я по ходу дышал пердежом и гарью, мне чуть, сука, всплывать не пришлось, так херово было.
Примерно полсекунды Скотт думал отказаться, чтобы не оставлять Рен, пока Вард не успокоится, но почти сразу осознал идиотизм подобной затеи. Вместо этого он сглотнул и сказал:
– Может, это проблема совместимости, программное обеспечение… э-э… оно…
Вард злобным взглядом пригвоздил его к полу:
– Сможешь все исправить, если так?
– Ну, нет, но…
– То-то и оно, что нет. Потому что я, мать твою, нанял тебя не в качестве специалиста по софту. Так что почему бы тебе не убраться на хер отсюда, как я велел, и не посмотреть бы, на хер, что ты там можешь, на хер, сделать. Ясно? Я достаточно просто объяснил?
Скотт смотрел на Варда, понимая, что краснеет. Тяжело дыша, он кивнул, стиснув зубы и закусив губу.
– Отлично, тогда почему ты все еще тут стоишь?
Скотт повернулся и бросился обратно в коридор, в нем, словно жар, вздымалась ярость. «Еще один месяц, – пообещал он себе. – Один хренов месяц, и все». До сегодняшнего дня он думал, что Вард нормальный, думал, что этот человек – американец. Конечно, шеф сплошь и рядом начинал психовать, ну так с кем не бывает. Обычно он знал, когда остановиться. Но теперь он говорил и вел себя со Скоттом так, словно тот только что явился из-за кордона и стал источником всех его бед, хотя именно Скотт предупреждал Варда, что, мол, коль вы намерены снять модули с одной подлодки и переставить на другую, нельзя ожидать, чтобы системы немедленно закрутили жаркий роман без проверки совместимости каждого участка.
Скотт был уже на ведущей к причалу лестнице, когда осознал, что в освещении коридора за его спиной что-то изменилось.
Он остановился на верхней ступеньке, оглянулся.
И увидел высокого человека, приближавшегося с другого конца коридора. Узкое пространство казалось чуть темнее всякий раз, когда он оказывался между Скоттом и очередной лампочкой на потолке, заслоняя собой источник света. Он был действительно высоким и крупным и надвигался со спокойной неотвратимостью. Этот человек не привык, чтобы его останавливали, ему не могли понравиться все эти офисы наверху и таблички, которые просят позвонить, присесть и подождать, и тогда один из наших сотрудников скоро к вам подойдет. Он был из тех, кто вместо этого просто спустится вниз и найдет то, что ищет, чем бы оно ни было.
Скотт поднял руку и помахал ему.
– Эй! – позвал он.
Человек не подавал никаких признаков того, что видит или слышит Скотта. Он уверенно двигался по коридору в сторону рубки, вроде бы на нем был длинный плащ, и одна его рука неподвижная пряталась в складках одежды…
И внезапно, откуда ни возьмись, у Скотта возникло ощущение, будто в его кишках провернули лом. Что-то было не так. Пришла беда.
Он бросился с лестницы обратно в коридор, навстречу незнакомцу, не пытаясь снова позвать его: бессмысленно. Ему было известно, как гремят в коридоре голоса, эхом отдаваясь от металлических стен, – так что этот мужик прекрасно его услышал. И да, в его скрытой плащом руке определенно что-то было, Скотт видел, как топорщилась вокруг нее ткань. Он перешел на трусцу, потом побежал.
Они встретились у дверей. Бег Скотта оборвался, завязнув прямо перед незнакомцем. Во рту пересохло, и он не мог вымолвить нужных слов. Он застыл в изумлении.
То самое лицо, пронеслось в его голове. Это было лицо, то самое лицо.
Лицо из комикса о конце света, который им раздавали в церкви каждое четвертое воскресенье и от которого малышам потом снились кошмары, а старшие дети зарабатывали возможность посмотреть его, получая красные галочки в «Книге Деяний» (ее вел пастор Уильям). Те же впалые щеки и сжатые губы, длинные, неприбранные волосы, жестко очерченные скулы и нижняя челюсть, те же горящие глаза.
Взгляд Судии. Том второй, выпуск шестьдесят третий.
Колени у Скотта дрожали. Губы шевелились. Он не мог…
Дверь зажужжала – он никогда прежде не обращал внимания на этот звук – и скользнула назад. Донеслись голоса, все еще сердитые.
Плащ взвихрился, правая рука незнакомца высвободилась, поднялась, качнулась. Что-то ударило Скотта сбоку по черепу, он споткнулся и просел на неуклюжих, раскорячившихся ногах. Голову прошила молния, оставив после себя искры в глазах. Тот самый взгляд ненадолго упал на Скотта, потом снова скользнул прочь, в сторону открытой рубки. Незнакомец вошел туда.
Раздались вопли Ночеры и Варда, почти в унисон:
– Это долбаная частная собственность, козлина, что ты…
Внезапно – звенящая тишина влилась в онемевшую голову, туда, где его ударили. Потом – снова крик Варда, с неприкрытым неверием:
– Ты? Что, сука, ты тут делаешь? Какого…
Низкий, слабый кашель – он откуда-то знает этот звук.
И взметнулся крик.
Скотт чувствовал, как от этого звука его поры исходят потом, а по коже от ужаса бежит щекочущий озноб. То же самое было, когда рука Аарона угодила в камнедробилку Дуги Страйкера, – звук полон агонии, ужас повреждения столь серьезного, что из голоса исчезают личные признаки, остается только вопль протеста, который мог издать кто угодно и что угодно.
Кармен!
Скотт дернулся. Панический страх за нее поднял его на колени, потом на ноги. Он чувствовал, как кровь струится по волосам. Споткнулся и почти упал, ухватился за край двери, которая снова начала закрываться. Она задрожала, когда Скотт в нее вцепился, и отъехала назад, опять открывшись полностью. Скотт выпрямился и ввалился внутрь.
Ему хватило времени на один беглый, краткий, как вспышка, взгляд.
Кровь, везде кровь, окрасившая яркими пятнами консоли и стену, нечто, напоминающее пригоршню потрохов, тех, что мясники продают со скидкой, медленно стекало по мониторам. Ночера лежал с неловко повернутой головой и открытыми глазами, крепко прижавшись щекой к плохо выметенному, грязному полу, будто прислушиваясь к шебуршанию крыс внизу. Больше крови, широкая лужа натекла вокруг его туловища, струйки цвета темного вина змеились, прокладывая себе путь в пыли. Над его телом Рен боролась с незнакомцем за какое-то короткоствольное оружие – Скотт связал его со слабым кашляющим звуком, который слышал раньше, это было одно из ружей-гарпунников для отпугивания акул из шкафчика наверху. Шкафчик нужно запирать, он всегда говорил об этом Варду, но…
Вард лежал на спине немного в стороне.
Больше крови, еще больше, этот крупный мужчина корчился и извивался в ней, зажимая – с немым ужасом понял Скотт – грубую красную дыру на месте живота. Искромсанные кишки тянулись веревками, падали клубками на пол и размазывались по пальцам, словно какой-то красный полуфабрикат, в который Вард зачем-то сунул руки. Рот его как зияющий розовый туннель – с виднеющимися коренными зубами и вибрирующим языком, покрытым беловато-желтым налетом, – и крики исторгались из него мерзкими волнами. Глаза впились в стоявшего у дверей Скотта, пригвоздили к месту. Расширившиеся и молящие глаза, безумные от боли, Скотт не понимал, узнает его босс или нет. Он попытался заставить себя броситься в бой, но вместо этого его вырвало так, что чуть кишки не вывернуло. Рвотные массы смешались с кровью Ночеры.
Кармен закричала, отчаянно.
Кашель противоакульего гарпунника.
Снова удар, на этот раз в шею, ниже уха. Он попробовал ухватиться за что-то, хоть за что-нибудь. Пол приближался. Кровь и рвота, тепло и влага на лице, он упал. Скотт попытался закрыть рот или отвернуть голову на чистое место, но не смог. Горячая кислая вонь, вкус – и желудок снова вывернуло, слабо. Ноги согнулись, как у покалеченного насекомого. Лужа красного с желтобелыми вкраплениями поблекла перед глазами. Он поискал в памяти молитву, нашел, но не смог заставить губы шевелиться, мысленно собрал в кучку нужные слова…
Отче наш… избави меня…
И чернота.
Глава 7
К вечеру все новости были плохими.
Генетический след, обнаруженный на борту «Гордости Хоркана», не принадлежал ни одному из расчлененных трупов. Отделить его от прочих оказалось несложно: он включал полный набор изменений, присущих тем, кто был известен под расхожим термином «модификация тринадцать». Или, как сказал Койл, «ебаным мутантам».