Черный человек - Ричард Морган 8 стр.


– Почему бы и нет.

Копы Штатов Кольца оказались сбалансированной с точки зрения пола и расы парочкой. С фотографии под табличкой «ДЕТ. а. ровайо» смотрела молодая темнокожая афролатиноамериканка со стиснутыми челюстями и сжатыми губами, очевидно – и без особого успеха – стараясь спрятать свою полногубую, кареглазую красу. Ниже с того же листка серьезно глядел «ДЕТ. р. койл», европеоид средних лет с резкими чертами лица. У него были коротко, почти по-военному остриженные волосы с проседью. На фотографии были запечатлены лишь голова и плечи, но она все равно передавала ощущение величины и нетерпеливой силы.

Севджи пожала плечами.

– Ну, увидим, – сказала она.

И они увидели.

Койл и Ровайо встретили их с суборба в аэропорту Сан-Франциско формальными приветствиями и сканером радужки. Стандартная процедура, сказали они. Нортон стрельнул предупреждающим взглядом в Севджи, которая явно закипала. В Нью-Йорке с приехавшими копами обошлись бы совершенно иначе. А тут сложно было сказать, гнобят их или нет; Койл, именно такой, каким казался на голоснимке, большой и неразговорчивый, продемонстрировал им удостоверение и коротко поздоровался, а дальше в дело вступила Ровайо. Она подалась вперед и раздвинула их веки теплыми, слегка огрубевшими пальцами, приложила сканер и отступила. Все это было проделано с безучастной сноровкой и в потоке прибывающих пассажиров обрело оттенок задушевности, вроде европейского поцелуя в щечку. Во всяком случае, похоже было, что Нортон наслаждался происходящим. Ровайо, игнорируя его улыбку, глянула на зеленый огонек, который выдал сканер, и убрала аппарат обратно в сумку на плече. Койл кивнул на лифты в конце зала прибытия.

– Сюда, – коротко сказал он. – У нас вертолет с автопилотом.

Они поднялись в молчании, свернули в крытый проход верхней части аэропорта, состоящий из стеклянных пузырей и белых балок, потом другой лифт привез их на бетонную площадку, где подрагивал винтами глянцевитый красно-белый автокоптер. На востоке залив мерцал темным серебром в предвечернем солнце. Поднявшийся ветер разогнал дневную жару.

– Так вы, ребята, занимаетесь этим делом? – попытался завязать разговор Нортон, когда они поднялись на борт.

Койл невозмутимо посмотрел на него.

– Этим делом занимается весь наш штат, сука. – Он, крякнув, с усилием закрыл дверь. – Код идентификации 2347. Полет по заданному маршруту. Поехали.

– Спасибо. Займите свои места, пожалуйста.

Автопилот говорил голосом Айши Бадави – низким, медоточивым, узнаваемым даже с нескольких слогов. Севджи смутно припомнила статью в бессмысленном журнале, которую прочла в приемной юриста, о контракте на обслуживание программного обеспечения, который Бадави подписала с «Локхид»[28]. Широкая рекламная улыбка, рукопожатия, возмущенные протесты фанов. Зевок, щелчок. Не желаете ли пройти, госпожа Эртекин? Винты взялись за дело всерьез, приглушенный шум двигателя перерос в глухое крещендо по другую сторону окна, и они оторвались от взлетной площадки. Все расселись по местам. Автокоптер поднялся, накренился и понес их над заливом.

Севджи тоже сделала попытку:

– Исследование обшивки дало какие-то результаты?

– Бригада сканирования работает сейчас с корпусом. – Места в кабине были расположены друг напротив друга, и Койл сидел к ней лицом, но, отвечая, смотрел в окно. – К вечеру у нас будет полная, пригодная для работы модель.

– Быстро они управились, – сказал Нортон, хотя это было неправдой.

Ровайо посмотрела на него:

– Они внутри работали, это вроде как в приоритете.

Миг все молчали.

Севджи переглянулась с Нортоном.

– Внутри? – с опасной вежливостью спросила она. – Вы уже вскрыли люки?

Копы ШТК обменялись понимающими усмешками. Севджи, сытая по горло тем, что целый день она информирована хуже других, почувствовала, что ее норов вот-вот даст о себе знать.

– «Гордость Хоркана» – собственность КОЛИН, – сухо сказала она. – Если вы нарушили целостность…

– Спрячьте наручники, агент Эртекин, – сказал Койл. – К тому времени, как береговая охрана добралась до вашей собственности, кто-то уже взорвал люки изнутри. Карантинная печать была давно снята.

Это невозможно, чуть было не сказала Севджи. Вместо этого она спросила:

– Криокапсулы взломаны?

Койл изучающе смотрел на нее.

– На самом деле, лучше будет, если вы подождете и увидите все своими глазами.

Автокоптер накренился, и Севджи наклонилась вперед, чтобы посмотреть в окно. Под ними, на островной базе, вздымалась станция Алькатрас, принадлежащая отделу ШТК-Безопасность, с ее светло-серыми площадками и волнорезами в заливе. На юге, у берега, – ясный, как схема, комплекс плавучих сухих доков: чистые линии и промежутки между ними, с высоты все крохотное, люди – точки, машины как игрушечные. Громада уцелевшего отсека «Гордости Хоркана» ясно виднелась в центральном доке. Даже с оторванными наружными системами, даже обожженная и покореженная во время полета сквозь атмосферу, она бросалась в глаза, как знакомое лицо на групповом фото. Севджи время от времени доводилось видеть корабли такого же типа на орбитальных площадках над нанопричалом Каку, и в ее ноутбуке имелись архивные съемки «Гордости Хоркана», сделанные как раз перед тем, как корабль перестал говорить с диспетчерской службой КОЛИН. В частые минуты ожидания в приемных юристов, во время бессонных и трезвых ночей она снова и снова вглядывалась в детали хроники, пока глаза не начинали болеть. «Детали – это еда, сон и дыхание грамотного детектива, – сказал ей как-то Ларри Касейбиан, – только так ты поймаешь плохих парней». Привычка укоренилась. Она знала внутреннее устройство корабля так хорошо, что могла бы с завязанными глазами прогуляться по нему из конца в конец. Она выучила наизусть характеристики аппаратуры и программного обеспечения. Фамилии криокэппированных пассажиров были ей так же привычны, как названия фирм, продукцию которых она обычно покупала, а детали биографии каждого из них невольно возникали в голове при виде их лиц.

На самом деле, лучше будет, если вы подождете и увидите все своими глазами.

А теперь все они, предположительно, мертвы.

Автокоптер с механической точностью приземлился на взлетную площадку в углу комплекса доков. Двигатели замерли, дверь со щелчком открылась, и Койл первым выпрыгнул наружу. Севджи последовала за ним.

Ее нагнал принесенный ветром медовый голос Бадави:

– Внимательно смотрите под ноги. Пожалуйста, закройте за собой дверь.

Койл спустился по ступенькам с посадочной площадки. Внизу уже поджидали официальные лица. Три представителя службы безопасности Штатов Тихоокеанского Кольца в форме сопровождали старшего по званию офицера в штатском, лицо которого Севджи помнила из парочки виртуальных инструктажей по подделке генокода, на которых она побывала в прошлом году. Благодаря гладким чертам азиатского лица этот человек выглядел моложе, чем, по ее предположению, был на самом деле; густые седые волосы и некоторый беспорядок в одежде противоречили испытующему, внимательному взгляду. Из-за этого взгляда и по тому, как он держит себя, она заподозрила, что он, возможно, прибегал к услугам пластического хирурга – обычное в ШТК дело для служащих любого ранга, – но это было всего лишь догадкой. Потом, во время неформального общения, он говорил тихо и сдержанно, по большей части о своей семье, и его глаза практически не останавливались на бюсте Севджи, за что та была ему тихо благодарна. Теперь она пыталась вспомнить его имя, и син ей в этом помог.

– Лейтенант Цай! Как поживаете?

– Капитан, – сухо поправил он. – В январе повысили. Со мной все в порядке настолько, насколько это возможно, учитывая обстоятельства, благодарю вас. Полагаю, вы хотите сразу же осмотреть ваш корабль. То, что от него осталось.

Севджи хмуро кивнула:

– Это было бы целесообразно.

– Мне сказали, – Цай сделал жест людям в форме, и они отступили назад, – что часам к семи у нас будет работающая виртуальная модель. Сейчас наши команды заканчивают с корпусом, но Ровайо, вероятно, уже сказала вам о люках.

– Что их взорвали изнутри, да.

– Капитан, – вступил в разговор Нортон, – нам важно узнать, в каком состоянии пассажиры «Гордости Хоркана». В частности, повреждены ли криосистемы.

Цай, который уже собирался повернуться, чтобы следовать за своими подчиненными, остановился, и его взгляд, казалось, внезапно устремился куда-то вдаль, через док, через залив, настраиваясь на что-то, а память вернулась к событиям, которых сам капитан предпочел бы не касаться. До Севджи вдруг дошло, что за показной горделивой холодностью Койла и Ровайо стояла та же нервозность, а вовсе не зависть к полномочиям столичных гостей, как она раньше думала.

«Они напуганы, – внезапно поняла она. – И мы – их единственная надежда».

У Севджи было однажды подобное прозрение, когда она еще только начинала в нью-йоркской полиции и работала по делу о наркотиках и домашнем насилии. Разговаривая с матерью преступника, чье опухшее лицо было покрыто синяками, она вдруг с той же тошнотворной неожиданностью поняла, что эта женщина смотрит на нее как на некое решение своей проблемы, ожидает, будто патрульная Эртекин двадцати трех лет от роду сделает что-то со всем этим дерьмом в ее семье и ее жизни.

Так приятно быть нужной.

– Повреждены, – медленно проговорил Цай. – Да, я думаю, можно и так сказать.

Крышки внешних люков отсутствовали как таковые, их сорвало вместе с крепежом – теперь они, должно быть, где-то на дне Тихого океана. Почерневший огрызок «Гордости Хоркана» стоял на подпорках в сухом доке настолько ровно и устойчиво, насколько вообще позволяла его конструкция. Им все равно пришлось спуститься в четвертый входной люк, напоминающий колодец, прорубленный в корпусе пассажирской секции. Трап, приспособленный для эксплуатации в невесомости, привел их на дно шлюзовой камеры, а оттуда они с трудом спустились в нижний люк, оказавшись в наклонном главном заднем коридоре. От лазерных панелей по бокам прохода исходил мягкий голубой свет, но подчиненные Цая установили повсюду, начиная от шлюзовой камеры, яркие аварийные лампы. Белое сияние отбрасывало блики на грязные кремовые стены и зубцы.

Севджи зацепилась взглядом за это, стоя на нижней ступеньке трапа, и даже притормозила. Ухмылка, разорвавшаяся до самых десен, на изуродованной человеческой голове. Та едва держится на безруком и безногом человеческом торсе, распластанном на полу.

– Понимаете, что я имел в виду? – Цай спускался вниз вместе с ней.

Севджи стояла, пытаясь справиться с собственным желудком. Тут и без похмелья вполне можно блевануть. Ее последний год в полиции Нью-Йорка был милосердно скуп на кровавые ужасы; перевод из убойного отдела в отдел взаимодействия с КОЛИН не прибавил ей друзей, но уж точно снизил количество искалеченных человеческих останков, которые ей по долгу службы приходилось осматривать. Теперь у нее возникло смутное ощущение, что без сина она вывалила бы скудное содержимое своего желудка прямо на место преступления.

Ты хочешь сказать, на твое место преступления.

Оно твое, Сев.

Она слегка наклонилась, впившись взглядом в мертвеца. Вступая во владение.

– Альберто Толедо, – тихо сказал Цай. – Инженер Купола Стэнли, специалист по атмосферной нанотехнологии. Тридцать шесть лет. Возвращался домой с вахты.

– Да, я знаю.

Детали биографии будто поднимались с призрачным шепотом от изуродованного, ухмыляющегося лица и роились в воздухе. Должностные обязанности, резюме, происхождение. У него где-то была дочь. Обе его щеки срезаны до самых скул, за которые все еще цеплялось несколько волокон кожи. Нижняя челюсть выбита. Глаза…

Она сглотнула – ее все же подташнивало. Подошел Нортон, положил руку ей на плечо:

– С тобой все нормально, Сев?

– Да, все в порядке. – Она сосредоточилась на фактах. В своем долгом пути обратно на Землю «Гордость Хоркана» не выходила на связь почти семь с половиной месяцев.

– Капитан, это… выглядит свежим.

Цай пожал плечами.

– Мне сказали, в бортовых атмосферных системах присутствует что-то антибактериальное. Но да, мы полагаем, что Альберто, вероятно, был одним из последних.

– Из последних?

Когда Нортон произнес это, Севджи посмотрела на него и с удовлетворением подметила, что тот выглядит ничуть не лучше, чем она себя чувствует. Она рассеянно отметила в замкнутом пространстве корабля кислый запах чьей-то рвоты. Осознав, что до нее другие люди видели то же самое и отреагировали так же, как хотелось бы ей, она удивительным образом успокоилась. Так легче держаться.

– А что случилось с конечностями? – Ей удалось спросить это почти небрежно.

– Ампутированы. – Цай махнул рукой вдоль коридора. – Записи с автохирурга еще не загрузили, поэтому мы точно не знаем, как это было сделано, но объяснение просто напрашивается.

– Как он тут оказался?

Капитан кивнул:

– Да, тут несколько сложнее. Может, тела разбросала ударная сила. Мы обнаружили, что большинство криокапсул открыто, а биоген разбрызган по стенам и полу. Похоже, у того, кто это сделал, не все вышло аккуратно, во всяком случае под конец.

– Когда корабль начал падать, коридоры должны были заблокироваться, – отрывисто проговорил Нортон. – В чрезвычайных обстоятельствах такие суда делятся на изолированные отсеки. Не может быть, чтобы что-то мотало по этой махине из конца в конец. Это исключено.

– Ну, это только теории. – Цай снова провел рукой туда-сюда вдоль незаблокированного коридора. – Вы сами увидите. Там мало что заблокировано, на самом деле. Хотите взглянуть на отсек с криокапсулами?

Севджи пристально смотрела в конец коридора, тоже залитый светом аварийных ламп на штативах. Она видела, как там движутся человеческие фигуры, слышала несколько голосов. И короткую дробь смеха. Этот звук вернул ее в прошлое, она почти физически ощутила, как ее уносит в те дни, когда она служила в убойном отделе и выезжала на преступления. Черный юмор и закаленный дух товарищества, сосредоточенный ритм напряженной работы, непонятный тем, кто не бывал в подобных условиях, и отстраненность, которая приходит с привычкой. Так странно, девочка, что ты ностальгируешь по этому дерьму, подумалось ей. Ее немного встревожило понимание того, до какой степени ей захотелось, несмотря на бунтующий желудок, вернуться в этот мир, к этой мрачной рутине.

– Другие тела, – сказала она, а голову дурманил син, – они изуродованы так же, как это, верно?

Лицо Цая было маской.

– Или еще хуже.

– Конечности нашли?

– Не совсем.

Севджи кивнула:

– Одни кости, да?

Ох, Итан, тебе бы все это увидеть. Все произошло именно так, как ты вечно мне втирал.

– Совершенно верно. – Цай посмотрел на нее, как учитель на умненького ребенка.

– Это у вас, должно быть, шуточки такие херовые, – сказал Нортон очень тихо.

Севджи повернулась, чтобы хорошенько его разглядеть. Последние слова были вызваны рефлекторным отрицанием, потрясением, а вовсе не несогласием.

– Это правда.

– Кто-то шинковал этих людей на автохирурге… Она кивнула, не вполне уверенная в том – действовали син и шок внезапного озарения, – что именно чувствует, что должна чувствовать.

– Да. И ел их.

Глава 5

Это походило на пейзаж Дали.

Виртуальный осмотр места происшествия – стандартная криминалистическая процедура, которую Севджи помнила еще со времен в нью-йоркской полиции; везде, куда ни глянь, простирается первозданная аризонская пустыня, синее небо безоблачно, на нем виднеется лишь призрачный месяц с логотипом разработчика. Данные расследования рассортированы по нескольким глинобитным сооружениям высотой в три этажа, которые стоят сверхъестественно аккуратным полукругом. Эти строения не имеют фасадов и заканчиваются разрезом, словно архитектурная модель; они оборудованы лестницами, чтобы можно было подняться на любой этаж. В воздухе возле каждого здания парит аккуратно подписанный ярлычок: «Информация о нарушении»; «Патанатомия»; «Данные наблюдения»; «Досье приводов». Здания по большей части были еще пустыми, данным пока только предстояло появиться, но на стеллажах павильона патологической анатомии лежали обезображенные тела из «Гордости Хоркана», похожие на пострадавшие от вандалов музейные статуи. Не все органические образцы были уже собраны, но трехмерные сканы с трупов введены в систему с самого начала. Теперь они расположились на помосте, как на выставке, а цвет и детализация были такими, что при взгляде на них плоть смотрящего содрогалась. Севджи, уже видевшая их вблизи, сосредоточилась на необъяснимо зачаровавшем ее аккуратном срезе плечевой кости с остатками мяса в нескольких сантиметрах от плеча, а потом пожалела об этом. Действие сина улетучивалось, его место постепенно занимали тошнотворные признаки похмелья.

Назад Дальше