Открытое небо - Гребенкин А. А.

Открытое небо

А. А. Гребенкин

© А. А. Гребенкин, 2018

ISBN 978-5-4490-1999-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Она вылетела из бездны. Тёмная материнская материя, отпустив Её, медленно поплыла в бесконечную даль.

Она была первой и летела в одиночестве. Лишь непроницаемый черный воздух окружал Её.

А на всей Земле была осень. Терзавший пространство ветер превратился в слабое дыхание и наконец затих. Деревья стояли, как окаменевшие души. Прощальный луч солнца блеснул и пропал.

Она летела и летела, меняясь каждое мгновение и оставаясь неизменно красивой. Она была невидимой, как ветер, и яркой, как сияние уличного фонаря. Она была цвета ранних сумерек и замирающей от холода реки. Она была серебристой, как падающая звезда, и белой, как лунный свет. Никто не мог видеть Её превращений, ни души не было вокруг.

Она летела, неотвратимо спускаясь всё ниже, всё ближе к концу пути. Навстречу уже поднимался асфальт в опавших листьях, как вдруг появилось… Что-то светлое и чистое, быстро приобретающее очертания. Стали различимы едва заметные линии, словно штрихи, нанесённые неведомым скульптором. Линии медленно складывались в тончайший рисунок, воплощающий какой-то смысл… Глубокий, как само время. Рисунок увеличивался, заполняя всё вокруг и не оставляя больше пространства для полёта.

Вблизи рисунок оказался таким горячим, словно был создан из огня. Живым и неровным, как стук сердца. И таким же загадочным.

Снежинка упала на женскую ладонь и растаяла.

Движение в темноту

Осенней ночью по городу шёл человек.

Полная луна лежала на облаках и асфальт блестел в её свете. Мерцали вдали окна, словно огоньки догорающего костра, городской прибой затихал, ветер уносил прочь опавшие листья и события минувшего дня.

Обманчивым было спокойствие ночного города, раскинувшегося так широко, будто нет ничего за его пределами, будто во всём мире есть лишь город и небо над ним. Стены домов скрывали множество судеб, у каждой из которых – своя тяжесть, не спадающая даже ночью.

Город неподвижен, но мигают его огни, словно от ветра, и кажется, что он – одинокий каменный остров, плывущий в ночь по холодной воде. Город – не то место, где может оттаять душа.

Над огнями раскинулось осеннее небо. Слева надвигалась чёрная громада, непроницаемая для лунного света, справа ещё держалась глубокая чистая синева. Небо, разделённое на две части, было похоже на фотографию человеческой души. Неожиданная и странная мысль.

Никогда нельзя точно сказать, о чём думает человек: между мыслями, неуловимыми толчками направляющими его жизнь, и высказанными словами – расстояние непреодолимое. И едва ли человек мыслит словами, они появляются потом. Мысль не имеет формы, ведь она отражает всё вокруг и нечто большее.

В мыслях – игра света и тени. Вверх-вниз по тёмному или освещённому жизненному пути. Ни одна минута не проходит бесследно, всё вокруг возникает на миг и превращается в воспоминания, которые носишь с собой. Они тяжёлой пылью оседают внутри, в сознании и плоти, складках кожи, крови, костях и со временем замедляют движение жизни. Вместо силы – лишь ощущение тяжести. Медленнее, ещё медленнее становятся шаги. И однажды – остановка. Дальше – нет сил. Возраст – это сумма воспоминаний.

А память так прихотлива… Сливаются в цветном потоке далёкие и близкие события. Память не знает препятствий. И нельзя управлять памятью, она сама выхватывает что-то из прошлого. Одни события забываются навсегда, другие всегда преследуют. Не в силах человеческих решать, что подлежит забвению, забыть хоть что-то – по своей воле и навсегда.

Но первые воспоминания светлы. Солнце, тепло, родные голоса. Только потом приходит то, что изо всех сил хочется забыть, но – невозможно.

И как же ценны эти первые проблески памяти, не омрачённые ничем мгновения прошлого… Чем старше становишься, тем чаще к ним возвращаешься.

Свет в той далёкой комнате был голубым – от тихо урчащего телевизора, который смотрели родители. И даже не хотелось перекручиваться и подглядывать, лежа головой к экрану. Светлый мир с пляшущими голубыми тенями на стене был красив и покоен. И так незаметно становился лёгким и сладким сном…

А утром за окном появлялся красный всадник, нарисованный во всю стену дома напротив. Живые краски, яркие в любую непогоду. Поднятая сабля, порыв, мощь. Непобедимый богатырь. Такое сильное впечатление об огромном, могучем защитнике. Со временем перешедшее в веру, кто знает… Кто знает, во что превратились первые мысли и чувства, но они не могли мелькнуть и сгореть, они – остались.

Со временем всадник обрёл имя. Выложенные на стене знаки оказались буквами и настал день, когда можно было их сложить и прочесть: «Бу… дё… Будё… нн… ый». Будённый!!! Красный маршал! Песни, легенды, летящая кавалерия! Как здорово уметь читать!

А каким был тот зимний вечер, когда такие большие, уходящие в небо родители, опрокинув санки, смеялись и кружились вокруг фонарей, сиявших, как осколки луны, но ярче них сияли мамины глаза… И только для них, таких молодых и красивых, шёл снегопад. Такие минуты навсегда остаются в памяти греющим светом давно погасших звёзд.

Ещё одно далёкое воспоминание, потускневшее, как размытая плёнка, – мальчик сидит в комнате и занимается важным делом: придумывает свою подпись. Несколько листов уже покрыты героическими росчерками и важными завитушками, работа в разгаре. Должно быть красиво, помпезно, но без дурацких излишеств: полчаса рисовать подпись – пошлость и нарциссизм. Не такими словами, но так думалось. Вот наконец получился резкий остроконечный росчерк, похожий на звезду…

Наверное, это был первый взгляд на себя изнутри, а не со стороны, первый опыт самопознания. Как выразить себя символом из пары букв? Не столько себя существующего, сколько – идеального, должного, стремящегося. Подпись отражает характер – верный постулат умершего искусства графологии.

Человек в чёрном остановился, словно вглядываясь во что-то. Картинки-воспоминания медленно окружали его. Звуки, запахи, обрывки чего-то целого, того воздуха, той жизни.

Синий мяч, катящийся по жёлтой пыли футбольного поля. Прямо под правую. Лучшие секунды в жизни – перед ударом по мячу. Перед этим замахом, когда все застыли и вратарю не успеть. Старое футбольное поле… Да просто вытоптанная до твёрдости асфальта площадка между деревьями у каких-то развалин. А мяч – подшитый-заклеенный волейбольный, слишком лёгкий и резвый, но ведь всё равно куда круче сдутых резиновых. Резиновые – для мелких! А нам, мужикам, уже шесть!

Утром и днём, в самое пекло, там носилась малышня, ближе к сумеркам – ребята постарше. На том месте раньше было церковное кладбище, срытое бульдозерами. И с тех пор такое безмолвное, никогда – ни шороха, ни скрипа ветки, ни птицы, ни кошки, ничего.

Настоящим храмом города стал элеватор, надёжно гудящий по ночам. Но днём он молчал и стояла полная тишина, пока не появлялись мы.

Старые, неохватные тополя окружали площадку со всех сторон. Опытные игроки знали любой возможный отскок от каждого дерева, обыгрывались с ними «в стенку», были первыми на мяче, мчались и забивали.

А потом воздух становился темнее, солнце пропадало куда-то, тени удлинялись и становилось как-то не по себе. Игра прекращалась с безумным счётом под сотню забитых мячей, малышня растекалась по домам, назначив почётного хранителя, уносившего мяч с собой до завтра. Приходили старшие и у них начиналась своя игра – уже при тусклом свете далёких фонарей.

Запах тыквенной каши в детском саду, нелюбимый, навязчивый, но такой близкий и понятный… Тёплый запах жилья, кухни, чего-то спокойного.

Предательски упавшее с палочки почти целое «Эскимо». Один только раз откусил, зазевался, а оно упало на асфальт и прилипло-размазалось, не поднимешь. Потеря… Обидно до слез. Но тут же – отвлекающая мечта: вот бы стать мухой у подножия этой сладкой холодной горы. Съесть её за неделю – и превратиться обратно.

Белоснежная клумба во дворе, словно сахарная корзина с цветами… Всё детство, каждый день, в любую погоду – белоснежная. Или это так запомнилось – однажды, ослепительно прекрасным майским утром, – и навсегда. Маленький райский сад.

Большая, наивно-круглая фара старого «Запорожца», заметённая снегом. Пальцем рисуешь на ней простую рожицу и ждёшь. А потом приходит водитель, и она вдруг зажигается чертячим огоньком и уезжает. Фокус. Маленькое, но чудо! Это я придумал!

В детстве – открытия повсюду. И чувствуешь себя первооткрывателем, делающим то, до чего никто ещё не додумался. Нет знаний, нет ощущения огромности человеческой истории, древности мира и потому кажется, что миру – столько же дней, сколько тебе.

Открытия… Сначала дополняешь мир маленькими, но своими штрихами, а потом начинаешь его покорять. Вот он – первый вызов силам и характеру – железная ракета во дворе детского сада. Это было всерьёз.

Ребята постарше прыгали с её верхушки в снег. Когда все ушли, он тоже подошёл и прикоснулся к обжигающе-холодным синим поручням. Надел варежки и полез. Наверху было страшно, белый снег казался таким далёким. Прыгнуть – значит разбиться. Но что-то мешало пятиться обратно и вниз по скользкому железу. Нельзя отступать, ползти назад. Ничего героического, просто – нельзя. Если залез – нужно прыгать. Никто не смотрит, но… Сейчас отпущу руки и оттолкнусь, сейчас, ещё чуть-чуть… Вдруг выбежали ребята и он притворился, что просто залез. Спустился вниз.

Много лет спустя он проходил мимо той синей ракеты. Да она ведь всего метра полтора, взрослому по плечо! И как странно – эта ракета совсем терялась рядом с большими деревьями, которые в детстве были с меня ростом. Какой же маленький и уютный мир…

Забавная тогда была борьба с самим собой. Но необходимая. Первый страх и первая попытка преодоления. А скоро – ещё одна…

Птицы! Как же здорово, наверное, – взмыть вверх и нестись наперегонки с ветром, сквозь облака. Какие они – облака, если пролететь сквозь них? Как выглядят дома и лес с высоты? А горы, а другие страны? А река, широкая, как море? Почему же люди не летают? Потому что взрослые вечно заняты чем-то скучным. И они слишком тяжёлые, не сдвинуть.

А я полечу! Я сделаю крылья, я лёгкий, все получится! Нужно найти два куска прочной фанеры и верёвки для рук. Было тяжело пилить эту фанеру, но получилось. Точно – как изогнутое птичье крыло. И даже нарисовал фломастером красивые перья. Готово наконец. Это будет круче ракеты, все ахнут! Вот высокая стена гаража с выбитыми кирпичами, можно залезть.

Он взмахнул фанерными крыльями и рухнул в глубокий снег за гаражом. Всё равно – первый порыв и первая победа.

А скоро – снова поражение… В той схватке прямо посреди класса. Столько всего прошло, жизнь прошла, а всё жжёт старое поражение. Оказался под более тяжёлым соперником. Как ни выгибался, сбросить его не удалось. Нужно было в ухо вцепиться и потащить вбок. Сразу бы местами поменялись. Нужно было… Сколько этих «нужно было» накопилось за всю долгую жизнь.

Глаза слезились от ветра, дрожали и расплывались городские огни. Скоро зима, как тогда… Но это будет уже другая зима.

Ночью, в старом доме у леса, он однажды проснулся, как будто что-то толкнуло. Встал и зачем-то подошёл к окну. Кромешная тьма, ничего не видно. Ветер воет над крышей. Прислонился, вглядываясь, к обжигающе холодному стеклу. Видно лишь отражение, а за ним – полная темнота. И вдруг в этой темноте, совсем рядом, напротив, – зажглись два зелёных огонька. Он смотрел на них, не в силах отвести взгляд, и казалось, что они тоже пристально смотрят. Манящие, очень красивые ярко-зелёные огоньки. Совсем близко. Долго смотрел на них, а потом раз – и огоньки пропали. Чернота за окном.

Утром он вышел из дома и увидел, как во двор входит сосед. Поднялся на крыльцо и застыл на месте, всматриваясь в снег. Увидел следы матёрого волка прямо на крыльце напротив окна. Эти зелёные огоньки были волчьими глазами. Волк смотрел на мальчика с расстояния в метр и между ними было только оконное стекло.

С детства не мог забыть эти огоньки. Вроде бы не приключение, но что-то в этом было, чувство опасности. Какое-то мистическое переживание. Красив и загадочен мир. Был когда-то…

Воспоминания детства вспыхивали и уходили прочь. Ближе, ближе к этой ночи, но всё равно так далеко – из юности. Тот случай в лесу…

Он шёл по тропинке к железнодорожным путям. Вокруг был мрачный лес, окрашенный догорающим солнцем в бордовые тона. Так тихо бывает в уральском лесу накануне зимы… Так тихо – до шелеста первых снежинок, падающих из белой пустоты. Только в безмолвии можно услышать шаги крадущейся зимы. Она близко. И нагрянет внезапно. Никогда, ни в один день осени невозможно сказать, что уже завтра – зима… И снова вьюги, неистовые снегопады, стынущая кровь всего живого, блёклое небо мимолетных дней и снова, и снова, без конца – холод и ночь.

Но пока слабеющее солнце ещё посылает свои прощальные лучи и то, что растёт и дышит, стремится ощутить их прикосновения. Вот и скрылась родная звезда, оставив оранжевые искры на темнеющем небе.

Юноша шёл по чуть заметной тропинке. Медленно опускались сумерки и мир терял краски. Обычный вечер и вот-вот уже покажется железная дорога, а за поворотом начинается посёлок, но было как-то не по себе. Слышны только свои шаги. Чернеющие ели смыкают позади свои колючие лапы.

Подойдя к краю леса, он заметил что-то странное справа, совсем рядом. Какое-то чёрное пятно между веток, на высоте трёх метров. Что-то косматой тенью нависает над тропинкой. Глухарь? Но почему так тихо? И почему не взлетает? Юноша сделал ещё шаг, всмотрелся и вдруг понял, что на ветвях, раскинувшись, сидит бурое чудовище, размером с медведя. Но взрослые медведи не лазают по деревьям! Ещё неуверенный шаг – и волосы зашевелились, и всё похолодело внутри. У этого чудовища – рога! И невозможная, искажённая яростью и страданием, огромная морда, заострённая книзу! И оно смотрит прямо на него! И сейчас сорвётся на землю, прыгнет вперёд!

Бывает, что страшным кажется обычное. Товарный поезд сбил насмерть молодого лося и зашвырнул его на ближние деревья. Несчастный лось так и остался висеть, волки его достать не могли.

Обычное иногда кажется страшным. В природе. Может быть, среди людей по-настоящему страшное кажется обычным. Становится обычным.

Он снова вспомнил старый кирпичный дом, в котором прошло детство. Однажды, солнечным утром, он нёсся вниз, уже слыша упоительные звонкие звуки ударов по мячу, перепрыгивая через ступеньки и скользя рукой по деревянным перилам с облупившейся зелёной краской. На повороте перед первым этажом руку обожгло острой болью, выступила кровь…

В одну из щелей между досками перил кто-то вставил обломок бритвы. Незабываемая первая жестокость. Мир стал не таким, каким был секунду назад. Мгновенно и невозвратно пропало ощущение чуда, мерцающего волшебства необъятного мира вокруг. Потому что в этом мире, совсем рядом, существовал кто-то, способный вставить лезвие в перила, на которые за день опираются десятки людей. Вставить и уйти.

Мир перестал быть загадочным и стал – непредсказуемым. Зачем кто-то это сделал? Тогда это было непонятно. Да и сейчас…