Лерка от неожиданности подпрыгнула и завопила:
– Я? Нет! Ничего!
И в этот момент полупрозрачная незнакомка резко остановилась и обернулась. Удивленно, словно сама только заметила сидящих людей, она внимательно разглядывала девочку. Та шарахнулась к окну, по пути сбив журнальный столик.
– Лера! Что случилось?! – кричала мама, а незнакомка, не отрываясь, следила за девочкой, потом в ее полупрозрачных глазах мелькнули то ли радость, то ли злорадство, то ли какая-то идея, она качнулась и растаяла в дымке.
С тех пор начался кошмар.
Лера старалась не оставаться одна, спала со включенным светом, до бесчувствия смотрела фильмы и сидела в соцсетях, лишь бы отключиться и не слышать ничего: с того вечера ее не покидало ощущение, что до нее кто-то пытается достучаться, дотронуться.
Знаете, бывает твой телефон «вне зоны доступа», но ты все равно знаешь, что тебе звонят, и беспокоишься.
И вот сейчас «дозвонились»…
По спине сползал змеем холодок. Лерка только сейчас, увидев фотографию темноволосой женщины, Татьяны Селиверстовой, отчетливо поняла, КТО была она, и та женщина в кружевах, и девочка в ситцевом халатике. Все они были ДУХИ, призраки… Она, Лерка, видела и слышала давно умерших людей.
И вот теперь одна из них хочет ее руками что-то сделать. Кого-то найти.
И, видимо, не отпустит, пока Лерка этого не сделает.
– Татьяна, ты здесь? – прошептала Лерка в темноту, изнемогая от любопытства и страха. Под ребрами что-то томительно ухало, обрываясь. Что это? Сердце? Действительно, похоже, что падает в пятки.
Затылком девочка почувствовала знакомый холодок. Она оглянулась: рядом с ней стояла Татьяна, все такая же сосредоточенная, напряженная и испуганная.
– Это была твоя могила?
Медленный кивок.
– Кто эти дети? Артем, Маргарита и Алена?
Стон, похожий на крик. Лицо Татьяны подернулось пленкой, мерцание поблекло.
– Это твои дети? – продолжала допрос Лерка. Она сама не знала, откуда у нее взялась сила. Сердце бешено колотилось, руки похолодели и покрылись испариной, коленки дрожали. Но она знала, что должна знать больше. И еще, что у нее есть право спрашивать, а эта несчастная женщина обязана отвечать. И Татьяна едва заметно кивнула.
– Ты хочешь, чтобы я нашла того толстого дядьку?
Женщина с силой стиснула зубы, подняла на Леру глаза, полные слез и ненависти, и снова кивнула.
– Где я его могу найти? – Лера спросила и поняла сама, что ответа на этот вопрос не получит – если бы Татьяна знала, она бы и сама его нашла. Поэтому задала другой вопрос, который ее беспокоил даже больше. – Что будет со мной потом? Я не хочу попасть в психушку, выполняя ваши поручения. Ты же не одна там такая, которой кто-то зачем-то нужен здесь?
Темноволосая женщина покачала головой и задумалась.
– Я не пущу, – прошептала она наконец.
– То есть я помогаю тебе, а ты меня охраняешь от других просьб?
Татьяна кивнула. Это Лерку вполне устраивало. Она кивнула в ответ и улыбнулась:
– Я тебе помогу. Найду тебе этого толстого борова.
Татьяна прищурилась. Она подняла руки и протянула Лерке белого плюшевого медвежонка, того самого, с пожарища, девушка его хорошо запомнила.
– Это ему. Когда найдешь.
И растаяла.
Лерка устало опустилась на диван. Ее било мелкой дрожью, подташнивало, суставы пальцев рук нещадно ломило, холодный пот струился по побледневшему лицу. В этот момент в комнату заглянула мама.
– Лерочка! Да ты вся горишь!!! – запричитала она, укладывая дочь в постель, теплее укутывая пушистым пледом ноги. – Вот и сразу стало ясно, откуда это бред… Ты просто больна, моя милая! У тебя жар. Вот и все…
Лерка не стала спорить. Сил не было. В конце концов, если это все сейчас закончится, то пусть она так и думает, ее это успокоит. Меньше всего Лерке хотелось причинять боль маме.
И она не сопротивлялась. Позволила себя уложить, напоить теплым чаем с медом и лимоном, выпила даже какую-то микстуру. Мама, увлеченная заботой о ребенке, даже не заметила белого пушистого медвежонка, жалобно притулившегося в углу дивана.
* * *
Утром Лера чувствовала себя гораздо лучше. Все-таки мысль, что не будет больше этого противного холодка по спине, этих шепотов и стонов, придавала ей сил и уверенности.
Пока мама, думая, что дочь крепко спит, убежала в аптеку, девочка включила ноутбук и забила поисковый запрос: «Татьяна Селиверстова». Гугл ответил молчанием, выдав ей кучу ненужных страничек из соцсетей.
Тогда Лерка уточнилась, забив свой нынешний адрес с пометкой «происшествия».
Оказывается, домик-то у них беспокойный. За последний год средства массовой информации писали о трех драках с поножовщиной, одном самоубийстве в соседнем подъезде, и, батюшки мои, аж семи кражах! Прямо «нехороший» дом у них. И это все на глазах круглосуточной охраны, датчиков и тепловизоров!
Но информации о Татьяне Селиверстовой не было.
В памяти всплыла, словно подсказка, золотая табличка с черного обелиска. Лера забила в поисковик дату «17 мая 2014 года». И почти сразу увидела страшное сообщение.
«Жуткая трагедия произошла прошедшей ночью по адресу… (Лерка поняла, что адрес ее нынешнего дома отличается буквой «а» от адреса, по которому жила Татьяна): в пожаре, возникшем в частном доме, погибла молодая женщина с тремя несовершеннолетними детьми. По предварительным данным, произошел взрыв бытового газа. Отец семейства в настоящее время находится в больнице, его увезли накануне с приступом острого аппендицита, и по счастливой случайности его не оказалось дома в момент трагедии (Лерку передернуло при словах «счастливая случайность», явно идиот какой-то писал). Журналистов к нему не пускают.
Как сообщили нам в следственных органах, семья не состояла на учете в качестве неблагополучной, погибшая Татьяна С. работала в аптеке, ее супруг и отец троих погибших малюток работает водителем автоколонны 2278 нашего города.
По факту гибели четырех человек возбуждено уголовное дело».
И фотографии того самого дома, в котором она оказалась вчера.
Ошибки быть не может. Это она.
Лера до тошноты ощутила удушье, запах гари и жуткого, ничем не поправимого горя, перед глазами вновь поплыли покореженные карнизы и фрагменты черепицы.
Она взглянула на белого медвежонка.
Там, на пожарище, он был совсем чистый. Может, его принесли позже? Она взяла его в руки.
Пальцы утонули в мягком мехе, а по рукам потянулся холодок. Лера закрыла глаза.
Теплый вечер окутал ее. Она оказалась в комнате с низким потолком, старенькими, местами отошедшими от стены, изрисованными детскими наивными каракулями, обоями. У стены – продавленный диван, на нем сидит, насупившись и уставившись в учебник, мальчик лет четырнадцати. У Леры часто забилось сердце. Артем Селиверстов.
Рядом с ним, на вязаном из лоскутков круглом, аляпистом ковре, устроилась с куклой его сестра Маргарита. Она сосредоточенно застегивала на платье любимицы пуговку, сопя и нервно шмыгая носом. Артем на нее не обращал внимания, иногда тревожно прислушиваясь к происходящему в коридоре. Лерка подошла к стеклу и тоже прислушалась.
Женский голос, тревожный и сдавленный. И мужской, шипяще-угрожающий.
– Я вас предупредил, Татьяна. Вы испытываете терпение и мое, и моего шефа.
– Я ничего не хочу знать ни про вас, ни про вашего шефа! Мы вам сказали уже раз сто, наверное, – дом не продается. Оставьте уже нас в покое, в самом деле!
– Я оставлю… оставлю. Только зря вы так, Танюша!
– Да какая я вам «Танюша»! Я вас чуть ли не вдвое старше!!! – вспылила женщина. Лера услышала шум, возню там, за стеклом. Артем тоже напрягся и привстал.
– Слушай, ты, старая карга, – Лера едва различала слова в этом зловещем шепоте, больше похожем на шипение, – мне по барабану, что ты там о себе думаешь. Я тебе сказал – срок вышел! С вами хотели как с нормальными людьми договориться, деньги предлагали, а вы… Короче, лохудра, я тебе так скажу: и для тебя, и для твоих выродков лучше будет, если уже сегодня ночью вас здесь не окажется, поняла? – Какой-то стук, что-то с грохотом разбилось в коридоре, Артем подскочил и бросился к двери. Но выйти не успел, в комнату проскользнула испуганная Татьяна, с заплаканным лицом, по которому черными ручейками растекалась косметика. Она сжала сына в объятиях так, что у того, наверно, половина костей сломалось.
– Мам, ты чего? – бормотал мальчик. – Чего он хотел, этот дядька…
– Ничего, ничего, – в исступлении шептала женщина, отстраняясь от сына и невидящим взглядом обшаривая комнату. Ее обезумевший взгляд остановился на игравшей на полу дочери. – Маргоша, ты почему не спишь!
И снова начала отрывисто бормотать, перехватывая тонкими руками горло:
– Ничего, ничего… Ничего они не сделают, это наш дом… Паша договорился… Они не посмеют.
– Мам, это кто был? – Артем насупился и уставился на мать. Та под его взглядом вроде немного пришла в себя, перестала лихорадочно суетиться и постаралась улыбнуться:
– Да никто, Темушка, так, человек один. Ты его не знаешь.
– А чего ты тогда так всполошилась? – Он пригляделся к матери и дотронулся до ее скулы. – Он что, ударил тебя?!
Татьяна потерла щеку, словно стирая неприятные воспоминания, и снова заметалась по комнате, бросаясь то к одному ребенку, то к другому, словно прячась за заботой о них от чего-то страшного.
Лера посмотрела на белоснежного медвежонка, повисшего в ее похолодевших руках.
Татьяне угрожали. Кто-то, кого она сильно боится, кто оказался способен ударить женщину, приходил накануне пожара. Он, и это Лера слышала собственными ушами, сказал, что Татьяне и ее семье уже этой ночью не надо находиться в этом доме, их доме. Дальше уже можно было догадаться: семья улеглась спать, а ночью дом подожгли. Не оставив шанса спастись.
Она взглянула на печального плюшевого мишку и заплакала от бессилия.
Глядя на встревоженную Татьяну, она поняла, что и сама теперь не сможет спокойно спать, пока не найдет того толстого борова из черной машины. Теперь это и ее дело.
* * *
Она перечитала сообщение о пожаре в доме Селиверстовых еще раз. Попробовала найти хоть какие-то результаты расследования. Ведь уголовное дело-то возбудили! Но нет, никаких следов, единственная коротенькая заметка – и тишина.
Лера подумала о Павле, муже Татьяны. Во всяком случае, девушка помнила, что Татьяна упоминала какого-то Пашу, вероятно, это и есть муж. В заметке сказано, что год назад он работал водителем в автоколонне. Может, он еще там же работает. Может, ей удастся с ним переговорить… Хотя Лерка не понимала, как можно объяснить ему свой интерес. Как вызвать на разговор?
На всякий случай она решила поехать и узнать, там ли он.
В отделе кадров она представилась его племянницей из соседнего городка, сказала, что он давно не отвечает на звонки, и на письма, и что семья волнуется. Женщина на нее только странно посмотрела и покачала головой:
– Родственники… А где вы были, родственники, все это время, пока мужик погибал? А? Чего глаза вылупила? Помер твой дядька, уже месяца три скоро будет, как помер… Вот оттого и не пишет и не звонит. А вы, родственники, только спохватились…
Женщина еще долго что-то кричала ей вслед, но она уже не слушала. Пунцовая, Лерка выскочила из кабинета и стремглав бросилась к проходной.
«Идиотка! – пульсировало в мозгу. – Как я сразу об этом не подумала! Чего сюда сунулась?! А?»
Словно спасаясь от погони, девочка пробежала мимо автобусной остановки и помчалась в сторону центра, не разбирая дороги, сталкиваясь с пешеходами, поскальзываясь на тонком льду мостовой.
«Идиотка»!
Уже около парка она остановилась и перевела дыхание. Итак, выяснить подробности не у кого. Надо искать самой. Интернет нам в помощь… И журналист, который писал заметку!
Лерка потопала в редакцию.
Сейчас у всех порядочных СМИ несколько ресурсов: и газета, и веб-сайт, и странички в соцсетях. Она нашла статью на их сайте. Автор, кажется, Василий Строев. Ну, что ж… Найдем тебя, Василий!
Лера вошла в полумрак здания редакции. Ее оглушил запах сырости, смешанный с запахами свежей типографской краски и борща из столовой.
В узкий, обшарпанный коридор выходило штук десять дверей с потертыми и выцветшими табличками без имен и фамилий. Только «Редакторы», «Рекламный отдел», «Технический отдел», «Бухгалтерия», «Заместитель главного редактора», «Главный редактор». Лера толкнула дверь редакторского отдела.
В глаза бросился организованный и даже какой-то уютный хаос, поверх которого старательно были разбросаны куски разноцветной, весьма потрепанной мишуры, мятые ленты «дождика», приклеенные скотчем к обоям разноцветные елочные игрушки. Из-за высокой стопки распечаток на нее выглянуло скуластое лицо и басовито поинтересовалось:
– Девушка, вам кого? Обед же…
Лера взглянула на темноволосого парня, с нескрываемым любопытством ее разглядывавшего, потом на часы. Действительно, час двадцать.
– Ой, извините, – смутилась она, и, кажется, покраснела под внимательным и чуть удивленным взором. – Я просто хотела одного человека найти, Василия Строева… Но я, наверно, зайду после двух.
Стопка распечаток качнулась, едва не разлетевшись по кабинету. Темноволосый прихлопнул ее сверху.
– А зачем вам Василий?
Лера остановилась.
– Хотела кое-что узнать у него об одном старом материале… Так, ничего особенного. Вы не знаете, он после обеда будет?
Парень еще раз придавил стопку распечаток, на этот раз здоровенным степлером, и криво улыбнулся:
– Да, он, собственно, и не уходил еще.
– Так это вы – Василий Строев? – Лера выпрямилась. Она надеялась увидеть серьезного журналиста, представительного, в очках с тонкой золотистой оправой, толстом свитере с широкими (непременно широкими) рукавами, а перед ней высился неуклюжий парень лет двадцати, растрепанный, в заляпанной клеем футболке, в видавших виды джинсах.
– Ну, был когда-то, – он неопределенно махнул рукой.
– То есть?
– Знаете ли, мы часто используем псевдонимы. И газете хорошо – типа она серьезная и большая, со здоровенным штатом спецкоров, и тебе тоже неплохо – всегда можно сховаться и сказать, что это не ты написал всякую муть… Клиент побегает-побегает, а доказать ничего не сможет… Но именем «Василий Строев» я и воспользовался-то всего пару раз, и с тех пор уже больше года как про него забыл. Так что даже странно, что им интересуется такая юная леди…
Парень улыбнулся.
– Да, тот старый материал, про который хотела вас спросить, примерно тогда и был опубликован, – девушка замолчала. «Василий» ее тем временем продолжал разглядывать, ухмыляясь и даже не собираясь поддерживать тему разговора. Лера окончательно растерялась. Парень ей явно не внушал доверия: он, небось, и не вспомнит, что это была за статья. И не отслеживал результат расследования потому, что разгильдяй.
– Ну, и? – не выдержал он, наконец.
«А, к черту, все равно, больше никаких ниточек!»
– Около года назад, в мае, по улице Хрусталева, сгорел дом. Пострадала женщина и трое ее детей. Все погибли. Вы писали заметку.
Парень перестал улыбаться. Лицо сразу стало яснее, умнее даже, глаза заискрились настороженным интересом. По тому, как изменилось его лицо, Лера поняла – он помнит.
– Знаете, я же еще не обедал, – неожиданно предложил он, – есть очень хочется, и от этого не думается вовсе. Пойдемте!
Он порывисто сорвал с вешалки куртку, и, не спрашивая, согласна ли Лера обедать с ним, подцепил ее под локоть и буквально выволок из кабинета. Протащив ее по коридору в сторону выхода, он буквально в метре от него затолкал ее в узкую дверь, которую она, входя, даже не заметила. За ней оказалось махонькое пыльное, давно не обитаемое помещение, со столом и вытертым стулом 80-х годов прошлого века.
– Вы что?! – только теперь Лерка струхнула не на шутку.
– Че те надо? – «Василий» припер ее к стене, больно надавив локтем горло. – Ты че вынюхиваешь, а? Тебя Камрад подослал?
– Что? – Лерка вообще потерялась. Этот парень, «Василий», вроде только что был нормальным, интеллигентным даже, а сейчас буквально позеленел весь, и глаза черные такие стали, мутные. Словно и не человеческие. – Стойте, отпустите меня, – хрипела Лерка, – никто меня не подсылал!