Но когда и зачем она это притащила?!
За его спиной, несомненно, происходят необъяснимые действия и зреет коварный заговор…
Смешно, но до этого момента Славка совсем не обращал внимания на факт присутствия посторонних вещей в прихожей. Возможно, из-за всей этой сегодняшней кутерьмы. Дни катятся, похожие один на другой как близнецы, бродишь в рутине будней по замкнутому кругу как запрограммированный механизм, и не замечаешь ни мусор на ковре, ни запылённые окна, ни паутину в углах, ни вот даже чужие плащи на вешалке.
В ванной он держал голову под холодной струёй, пока не заломило в висках, потом, растёршись полотенцем, отправился на кухню. Голод прямо-таки грыз желудок, и он, не мешкая, выудил из морозилки пакет с пельменями и поставил воду на газ. Открыл окно и задумчиво уставился вниз, на оживший к вечеру двор. Там галдела детвора, утробно урчали голуби и стучали костяшками домино азартные деды.
Он устал, он болен, у него голова идёт кругом. Взять, что ли, отпуск и уехать на Волгу, к тётке в деревню, пришла вдруг неожиданная мысль. Там, на периферии, живут простые бесхитростные люди, ещё не окислившиеся ржавчиной сегодняшнего бездушия и равнодушия, рвачества и наплевательства. Встретить наивную голубоглазую пейзанку, отключить телефон и месяц валяться на берегу, не думая ни о чём. И тогда, возможно, уйдёт из головы продрогшая под дождём симпуля с розой на кофточке, и психопатка Алиса, обрушившаяся невесть откуда, не достанет со своими непонятными дикими разборками.
От таких сумбурных размышлений Славку отвлёк зазвонивший на столе телефон. На ходу забросив пельмени в кастрюльку, он поспешил к трубке.
– Хай, Славянин! Ну ты где застрял? Говорят, звонил, был не в себе, рвался прийти…
– Прихожу в чувство. День выдался чумовой, много событий. Голодный как чёрт, сейчас перекушу и подойду.
– Валяй. Тут двое москвичей у меня, Ирэн откуда-то приволокла, и парочка местных, ты их должен знать. Один будешь? А то, говорят, видели тебя намедни с какой-то кралей.
У Славки на языке сразу завертелось множество вопросов, но он решил не гнать события.
– Приду один, а там видно будет.
На улице разгулявшийся ветерок, сменивший дневное пекло, окончательно освежил его, и к Гордею Славка явился в сносном расположении духа. Дверь, как всегда, не заперта, в прихожей на видном месте – привычный глазу дурацкий постер с беззаботной брюхатой лягушкой и надписью «ПОХ… ЗМ – МОЯ ФИЛОСОФИЯ». Но вот привычного дыма коромыслом, к его удивлению, не наблюдалось. В зале стоял прилично накрытый стол, в углу дивана ворковали малознакомые парень с девчонкой, а на балконе покуривали Ирэн и две худощавые личности: броская особа – губки бантиком, ресницы на полметра, лет двадцати пяти, с прямыми длинными волосами – и горбоносый бородатый тип, возраста неопределённого. Гордей на кухне, задрав ноги на подоконник, трепался с кем-то по телефону. Славка кивнул мурлыкающей парочке и, зная демократичные нравы этого дома, достал рюмку прямо из какого-то сервиза и плеснул себе водки.
– Слав, двигай сюда, и водку не забудь, – донеслось из кухни.
Славка налил и вторую, подцепил блюдце с салатом из каких-то трудноопределимых ингредиентов, понёс всё это к приятелю.
– Мне сегодня много нельзя, мне позвонить должны, – сообщил он Гордею, – а я уже принял двести пятьдесят, с горла, на улице, в одну репу, прикидываешь?
– Что же вас так разволновало, уважаемый? У ляльки приключился залёт и прискакала обрадовать? Или ещё что?
– Вот именно ещё что. И ещё как!
И Славка, махнув рюмку, без прикрас поведал Гордею обо всей сегодняшней чертовщине. Тот помолчал, потом пожал плечами и хмыкнул.
– Не бери в голову. Хотя утверждение твоей бывшей, что вы якобы спали неделю назад… Это даже шуткой назвать нельзя. Трудноопределимая бессмыслица, причём ниже пояса. Ты сам-то помнишь, с кем спал неделю назад?
Славка покрутил головой и ответил как можно веселее.
– Неделю назад я, мягко говоря, был не совсем трезв и мог плохо контролировать свои действия, но не запомнить ту даму никак невозможно. Так и быть, выдам жуткий секрет: Марго, в девичестве Петушкова, однокашка моя. В «Элладе» обожает ошиваться, да знаешь ты её…
– Кто ж её не знает, – осклабился Гордей. Опустошил свою порцию, покривился и махнул рукой.
– Забудь и не заморачивайся. Моё мнение – или это пустой розыгрыш, или кто-то из баб решил тебе подлянку сконструировать. А по какому поводу, это уж сам догадывайся. На что способны бывшие жёны, знают только бывшие мужья. Ты сам-то в последнее время не чересчур того…
Он щёлкнул пальцами по горлу.
– Мне на это уже намекали, – отмахнулся Славка, – ты же знаешь, я таким вещам не подвержен.
– Понял, верю. Я тебе, Славянин, всегда верю, вот только с утренними твоими похождениями чую какую-то нескладушку. Нет, девка с амнезией – это понятно, это бывает, вопрос чисто медицинский. В кино сплошь и рядом показывают, просто подвинулись на этой фишке. Я про другое. Ты сказал, что ночью гроза была, дождь поливал по полной, так?
– Конечно.
– А вот и непохоже. Я, если ты помнишь, в Москве сейчас устроился, на автостоянке во Владыкино торчу по суткам. Сегодня вернулся на электричке часов около одиннадцати, и пока шёл до дому, не видел ни то что лужи, а даже пятна мокрого. Странно как то, не находишь? Утверждать, конечно, не берусь, жарко было, может, и успело высохнуть. Надо бы у наших молодожёнов спросить.
– А кто они все такие?
– Голубки, что на диване милуются – Серёга с Ленкой, местные, недавно расписались. С предками жить не хотят, вот и мыкаются по съёмным квартирам. Ну я ж душа добрая, вроде тебя, приютил вот на выходные. А те двое, которых Ирэн обхаживает, из Москвы проездом куда-то. Подбросили её, заодно завалились типа поужинать. По-моему, они даже не любовники.
– Ты пока не спрашивай никого ни о чём. За дурака могут принять. Я сам, потом… Гордей, у тебя никогда не бывало ощущения, что ты проспал целый кусок жизни?
– А как же! После недельного загула – обычное дело.
– А у меня оно с утра в башке сидит. Может, зря я этой Лилии телефон оставил? Я почему-то уже боюсь её звонка.
– А по-моему, ты элементарно на девчонку запал, и всё с тобой ясно, – сказал Гордей беспечно, – и вообще, завязывай хандрить, пошли за стол. Водка, конечно, не лучшее лекарство, но ничего лучше предложить пока не могу. И я так думаю, поскольку вы с ней соратники по несчастью, в смысле у обоих расстройство с башкой, то общий язык найти сумеете.
– Эй, хозяин, имей совесть, совсем гостей забросил, – крикнула из комнаты Ирэн, – а-а, вон ты с кем секретничаешь. Ещё раз привет, Славик. Знакомься – это Глеб, это Алла.
Козлобородый Глеб смотрел водянистыми глазами Славке куда-то в переносицу, рука была цепкая и сухая. И Алла с бледным лицом и длинными ресницами подала пальчики, игриво повела бровкой с намёком на нечто. Неизвестно, как у глебовой спутницы с мозгами, но внешне дама ничего, хотя и в стиле «на любителя». Вполне прокатила бы на подиуме у какого-нибудь Готье, где фланируют, гремя железом и собственными костями, схожие генно-модифицированные куколки. Можно только сожалеть, что худобы многовато и причёска эта инопланетная… Приведи такую в «Элладу» – там бы, пожалуй, не оценили.
– За стол, господа, за стол, – воскликнул Гордей, – наливайте-насыпайте себе кто чего желает, у нас тут по-простому, без церемоний. У меня вот дружбан прибыл в расстроенных чувствах, а я этого не люблю, чувства надо приводить в норму.
– Несчастная любовь? – беспардонно осведомилась Алла, взмахнув длинными ресницами. Вид у неё был фальшиво-участливый.
Глеб кашлянул, а Славка глянул тяжело, закинул рюмец и ответить постарался невозмутимо.
– Это у дам сплошь и рядом несчастья на любовной почве, а мы уже вышли из того возраста, чтобы из-за всякой чепухи переживать.
Космическая девушка раскрыла было радостно рот, наверняка с намерением проехаться по поводу славкиных лет, но тут вмешалась Ирэн.
– Чепуха не чепуха, но жениться-то вам давно пора. Нет, про того дундука я говорить ничего не буду, тут случай неизлечимый, но ты то парень серьёзный. Другое дело, что в этом колхозе вряд ли осталось что-либо путное.
Воистину, мир перевернулся. Это говорила женщина, замужеством, с её слов, по жизни не ошпаренная, хотя и приходившаяся Гордею уже года два вроде гостевой супруги. Бывала здесь Ирэн внеплановыми наездами, изредка сталкивалась с бродящими по дому полураздетыми особами, вежливо-непреклонно выдавливала их вон, наводила в зачумлённой квартире относительный порядок, и, пожив несколько дней, так же неожиданно исчезала по своим неведомым делам. Прописана она была где-то в Москве, об этом знали все, но чем занимается и где добывает средства на жизнь, затруднился бы ответить даже Гордей. Никаких выяснений друг другу по поводу путаной личной жизни они не устраивали изначально, и в этом плане Ирэн для ленивого конформиста Гордея являлась идеальной парой и подспорьем. Крайне сложно было сказать, связывали ли их какие-либо чувства, но Славка ни разу не застал их в состоянии не то что свары, но даже размолвки.
Из своего угла вдруг подал голос Глеб.
– Не открою Америки, но смею заявить, что брачные отношения в своём прежнем виде себя давно изжили. Во многом у нас и почти полностью в просвещённой Европе и даже в сверхдемократичных Штатах, что бы они там не верещали о семейных ценностях. Люди идут в загс или там в муниципию и составляют деловой контракт, соглашение сторон, словно на вахтенную работу нанимаются. Они заранее, с первого дня, уже возводят меж собой препятствие. Бруствер на случай боевых действий. Извините, но это не любовь, не брак и уж тем более не семья. Это нечто другое.
– Золотые слова, дружище Глеб, – сказал с набитым ртом Гордей.
– Тут у нас находятся молодые люди, вполне счастливые и довольные собой, – покосился бородатый на Сергея и Ленку, – так что я, с вашего позволения, затыкаюсь. Не будем сбивать их с толку своим брюзжанием. Ируша, вот этот салатик, с креветками, у тебя просто замечтательно получился. Алла рецепт просит? Не давай, бесполезно, она просто льстит тебе. Это человек сугубо ресторанный.
Глеб, видимо, с первых минут прибрал тут бразды общения к своим рукам, и даже обычно говорливая Ирэн помалкивала. Похоже, она его побаивалась и уважала. Он был умный.
– Так, я ещё не напился, но уже объелся, – заявил Гордей, – это несправедливо. Кто желает, может сделать перерыв, можно даже с танцами.
Он протопал к музыкальному центру и поставил какой-то инструментальный медляк. Молодожёны с готовностью полезли из-за стола и, облапав друг друга, принялись раскачиваться в такт музыке. Гордей сделал приглашающий жест Ирэн, но та отмахнулась и, сунув в рот сигарету, отправилась на балкон. Глеб, достав маленькую изящную трубку, присоединился к ней. Гордей махнул рукой, с обиженным видом опрокинул рюмку и пошёл дымить на кухню. Девушка Длинные Ресницы тоже было направилась к балкону, но, заметив оставшегося в одиночестве Славку, подплыла к нему.
– Подозреваю, единственный некурящий тип в данной компании?
– Бросил год назад, до сих пор мучаюсь.
– Ну и я пока воздержусь, а то тебе с пепельницей танцевать будет как-то…
Она тронула его за плечо.
– Что сидим, кавалер? Хватит тоску наводить, дама приглашает.
Нахрапистая мэм. Алчная хищница в режиме выбора жертвы.
Славка поднялся.
– А твой, кто он там… Ну, Глеб, ноту протеста не заявит?
– Фи! – она расплылась в улыбке, показав ровные фаянсовые зубки, – он выше таких пошлостей, ревность там и прочее.
– И кто же он такой?
Алла пожала плечами.
– Нигилист-одиночка, дон кихот современного розлива со своими тараканами в голове. Меня, как будущую акулу пера, его идеи поначалу зацепили в плане неординарного материала, но, пораскинув что к чему, я разочаровалась. Бывают идеи, а бывают утопии. Отрицание всего и вся сейчас неактуально. Усложнившись в деталях, мир упростился в основе своей: тотальный обман, здоровая наглость и большие деньги – вот три кита, на которых он ныне почивает.
– Говоришь умно, но загадочно. Идеи, утопии…
– Спроси у него сам, может, заинтересуешься. И вообще, у нас вечер вопросов и ответов или мы всё-таки танцуем?
Ванильно-сандаловый аромат её духов навевал волнительную трансформацию мыслей: ужин под сумеречными сводами дорогого кабака, взгляд глаза в глаза, нетерпеливый отлов такси и сладкий разврат на атласном покрывале в номере пятизвёздочного «хайятта». Жаль, тактильные ощущения оставляли желать лучшего. Словно телеграфный столб обнимал. В грудь ему, правда, упирались два тугих холма не меньше третьего размера. Нет худа без добра, что называется.
Весь танец она бесцеремонно его разглядывала, потом спросила:
– Один живёшь?
– Угу.
– И подруги нет?
– Алла, я всё прекрасно понимаю… – грубовато ответил Славка, сопротивляясь трансформации.
– Это хорошо. Значит, примешь постоялицу до утра?
– Ответ скорее положительный. Но имеются нюансы. Первое – мне могут позвонить, хотя сегодня это уже маловероятно, второе – а как же твой дон кихот, вы же тут вроде проездом?
– Да не парься ты по поводу Глеба! Я, если честно, просто со скуки за ним увязалась, прокатиться за компанию, ну и ради кое-какого материала. Там, куда он едет, бабского общества и без меня хватает.
Действительно, с какой стати Славку должны напрягать загадочные чужие взаимоотношения, своих проблем хватает выше крыши. Раскованная озабоченная бабёнка снимает его нагло и без недомолвок, а то, что она слегка не в его вкусе, заглушим, как в той присказке, количеством водки.
Вернулся с кухни Гордей, плюхнулся на стул. Серёга с Ленкой, хихикая, сцапали со стола початую бутылку вина и тарелку с пирожными, сделали всем ручкой и скрылись в соседней комнате. Глядя им вслед, Гордей хмуро процедил:
– Жаль глупышей. Почему так красиво всё начинается – цветочки-ягодки, любовь-морковь, рай в шалаше, и так хреново заканчивается – грызня, развод, делёжка шмотья и алименты.
Превысив определённую дозу выпивки, он становился мрачен, зол и даже подозрителен.
– По-моему, наш хозяин впал в чёрную меланхолию, – сказала Алла, – одного я в чувство привела, теперь второго выручать надо. У вас сегодня явно депрессивный день. Скажите, а Гордей – это имя такое?
– Вообще-то он Игорь, а фамилия – Гордеев, – ответил за приятеля Славка.
– Мужики, а давайте выпьем. Ну их всех к хренам, – проговорил Гордей, обращаясь неизвестно к кому, и потянулся за бутылкой.
– Погоди, Гордей, не гони коней. Я к тебе сейчас Ирэн подошлю.
Завидев её, выходящую с балкона, Славка сказал с укоризной:
– Ирунчик, Гордею скучно. Сейчас налузгается ведь. Иди, спасай положение.
А сам выбрался в вечернюю прохладу, к оставшемуся в одиночестве Глебу. Следом просочилась Алла, щёлкнула зажигалкой, по-хозяйски закинула руку Славке на плечо. Ч-чёрт, не баба, а ходячая провокация. Развязная столичная штучка. И ведь не такая уж пьяная. Очень похоже, что ожидает реакции этого своего Глеба из Ламанчи. Но тот и бровью не повёл, невозмутимо пыхал трубкой в полутьме. Наконец покосился.
– Аллочка, пора ехать. Но ты, я так понимаю, уже передумала?
– Правильно понимаешь. Я немного погорячилась, поездка может подождать. У меня конец курса, хвостов набралось, реферат этот повис, как гиря на шее. Так что извини, я лучше в Москву вернусь. А коммуна твоя успеет, ещё всё лето впереди.
Она бросила окурок в темноту и ушла в комнату.
– Алла, как вы успели заметить, особа эксцентричная, – проговорил с усмешкой Глеб, – вдобавок ко всему начинающая журналистка. Этих хлебом не корми, дай найти приключений на свою задницу. Скачут, как козы, лет до сорока, а там, перебесившись и опомнившись, принимаются спешно сооружать личную жизнь.