Бросив свои вещи на борт подошедшего вездехода, я пешком направился в указанном мне направлении – «зеленый домик» на левом берегу ручья Станционного, т.е. напротив основных строений станции. Северный берег ручья – галечник, южный – ледяной барьер высотой около метра, а местами до двух. Вброд перешел живописно бурлящий кристально чистый ручей, вскарабкался на ледяной, берег и в метрах 100 увидел «зеленый домик». Стучу, как мне сказали, в среднюю дверь. Вышел человек с взлохмаченной полуседой бородой, прямо-таки Карабас-Барабас, – это Юра Иванов, хозяин этого дворца Изумрудного города. Горячие объятья, мои поздравления с окончанием зимовки, взаимно – пожелания удачной зимовки и пр., после чего мы вошли в дом. Полумрак, но привыкнув, я осмотрелся. Квартира – из двух помещений: тамбур—прихожая и жилое-рабочее (10 м кв.). Справа – кровать, слева – стеллаж, заставленный аппаратурой. В торце – рабочий стол. Маленькое оконце (500х500) мм. По всему потолку развешены консервные банки – снег на крыше тает – крыша протекает, с потолка весенняя капель мелодично журчит в пивной таре. Пока я, выходил из шока, осматривался, что-то спрашивал, хозяин исчез (второй раз мы встретились случайно через год в ААНИИ, он узнал меня, я его – нет: передо мной стоял небольшого роста чистенький симпатичный мужчина с широкой улыбкой на лице).
Первый взгляд на мое жилище
Пришли Чингиз и Юра Ромашов – инспекция рабочего места и составление акта приемки рабочего места. «Плохо, грязно, свинарник» – ворчал Чингиз (в 25-ю САЭ я зимовал на Молодежной с Чингизом и Юрой Ромашовым – узнал, какие они были оба чистюли).
Беглый осмотр аппаратуры показал, что система в нерабочем состоянии.
11 декабря 1972
Ночь незаметно сменилась утром. На рейде бухты Ардли чилийский корабль «Piloto Pardo».
Весь день провел на крыше дома, устанавливая новую специальную экспериментальную антенну, которую мы привезли из лаборатории ААНИИ.
«Зубов» и «Пилото Пардо» (Чили)
12 декабря 1972 При проверке приборов выяснилось, что в генераторе низкой частоты сожжен силовой трансформатор и ремонту в настоящих условиях генератор не подлежит. Я очень благодарен Ромашову, за то, что он уговорил Чингиза отдать генератор из судовой лаборатории. Конечно, в ААНИИ будет скандал, но это случится через полгода, когда судно вернется в Ленинград – а к тому времени пройдет половина зимовки. Чингиз дал добро и я, взвалив на плечи (примерно 35 кг) неисправную «железяку», отнес ее на берег, затем на дежурной шлюпке – на судно и, взяв исправный генератор в лаборатории, на тех же плечах переправил его на берег «домой». Да, именно, домой, т.к., это уже был мой дом на целый долгий год. Были еще проблемы, но Чингиз, успокоил меня, пообещав прислать с «ближайшим» попутным судном (ожидался приход д/эл. «Наварин») сгоревшие моторы к самописцам и замену изношенных шестеренок к ним (это где-то в марте, – «а до марта как-нибудь выкручивайся»).
Как выяснилось, о нерабочем состоянии системы наблюдений было известно начальнику отряда геофизиков (т. е. Чингизу). Но никаких мер принято не было, т.к. лимит расходов на дополнительное оборудование и на ремонт, как всегда не был предусмотрен. Пришлось перебрать всю систему от «а» до «я». Спасибо соседу – метеорологу Володе Байкову, некоторые детали к самописцам нашлись в его хозяйстве.
В два часа ночи «Зубов», дав прощальный гудок, растворился в непроглядной темноте
13 декабря 1972
Я с моим соседом—метеорологом, еще долго стоял на берегу, вглядываясь в ночной мрак, стреляя из ракетницы вслед ушедшему судну. Станция спала.
Ближе к утру я принял решение: выспаться и – за работу.
Глава 2. Как открывалась станция Беллинсгаузена
(Из книги А. Ф. Трешникова «Мои полярные путешествия»)
28 января 1968 года. Д/э «Обь». Выглянул в иллюминатор каюты. Стоим вблизи какого-то берега. Черные холмы и небольшие лоскутки снега по их южным склонам.
«Стоим на якоре в бухте Ардли. Вот прямо перед нами полуостров Ардли», – сказал капитан.
Простым глазом был виден маленький деревянный домик, раскрашенный в зеленый и красный цвета. От домика к воде ведет дорожка, выложенная камнями. Это – «убежище Бальве», принадлежащее военно-морскому флоту Аргентины.
Полуостров Ардли соединен узкой косой с основным берегом полуострова Файлдс. За косой видна бухточка… Полуостров Ардли «застолблен» аргентинцами. Очень привлекательным показалось место в вершине бухты Ардли между двумя утесистыми мысами. Тут же недалеко от вершины бухты виден живописный безымянный островок-скала, а против него на полуострове Файлдс – обширная терраса. Место всем очень понравилось. Кажется, это то, что нам нужно.
Погода спокойная, но не ласковая. В бухте плавают пингвины. Они иногда плывут цепочкой, то выскакивая из воды на мгновение, то снова уходя под воду, подобно дельфинам.
Но у нас еще в плане обследование залива Адмиралти этого же острова.
И хотя мы чувствовали, что наши сердца уже прикипели к бухте Ардли, мы все же обследовали залив.
Залив Адмиралти глубоко врезается в центральную часть острова Кинг-Джордж (Ватерлоо), разветвляясь на несколько бухт.
Но мы зашли еще в одну бухту. Западнее острова Короля Георга (Ватерлоо) расположен небольшой остров Нельсон (Лейпциг). Гидрограф Мальцев где-то вычитал указание, что наилучшей якорной стоянкой на Южных Шетландских островах является бухта Эджелл, врезающаяся в восточный берег острова Нельсон. Мы вошли и в эту бухту, стали на якорь. Убедились, что в случае нужды здесь на якорь действительно стать можно. Но берега бухты представляют собой ледниковые барьеры.
На берегу узкого пролива Файлдс, отделяющего остров Нельсон от острова Короля Георга, громоздятся живописные темные скалы. На южных склонах холмов лежит снег. Снег мокрый, ноздреватый, интенсивно тает. От снежников растекаются ручейки, размывая суглинистый грунт. Здесь сапоги вязнут, но не глубоко. Под талым грунтом – мерзлота. От террасы мы пошли к юго-западу и поднялись на возвышенность, которая простирается к югу против полуострова Ардли и круто обрывается к бухте. У воды громоздятся причудливые скалы.
Отсюда мы увидели, что полуостров Ардли превратился в остров. Оказывается, узкая коса, соединяющая этот полуостров с остальным берегом, в полную воду затопляется.
На возвышенности было еще несколько маленьких озер, а далее к западу – большое озеро, из которого течет ручей в соседнюю, пока еще безымянную бухту.
На пляжах масса пингвинов. Мы в районе наших станций у берегов Восточной Антарктиды привыкли видеть своими соседями императорских пингвинов и пингвинов Адели. Здесь же мы встретили два других вида: антарктических, или бородатых пингвинов и ослиных, или папуа.
Особенно много бородатых. Бородатыми их называют не за то, что они имеют бороды. У них от уха до уха поперек белого горла проходит узенькая полоска черных перьев. Величиной они примерно такие же, как и пингвины Адели. Встретились нам среди них два или три пингвина Адели.
Отдельно от бородатых пингвинов ходят по берегу и ныряют в воде пингвины папуа. Они очень красивы: у них ярко-красные клювы и лапы, а на макушке белое пятно в виде полумесяца от одного до другого глаза. Пингвины папуа тоже не больше, чем пингвины Адели. Почему их называют «ослиными»? Зоологи говорят, что они кричат, подобно ослам. Но мы никогда не слышали такого крика. Так же как пингвины Адели или бородатые, они при нашем приближении издавали хриплое карканье.
Встречаются тюлени Уэдделла.
В одном месте на отдельной скале среди камней увидели несколько крупных птиц – это гигантские буревестники. Мы забрались на эту скалу. Три огромные птицы взлетели. Размах их крыльев был около двух метров. Около четвертой лежал пушистый белый птенец.
Недалеко над пологим, поросшим мхом холмом кружились два поморника, издавая истошные, панические крики.
А дождь лил не переставая. Я пошел вверх по берегу ручья. Его русло в средней части террасы глубоко врезалось в породу. Сильный дождь превратил ручей в настоящую речку. Здесь, на левом берегу ручья, на самом высоком месте террасы, уже установлены колышки с дощечками. На дощечках надписи: «Кают-компания», «Радиостанция», «Электростанция». В центре на тонком металлическом шесте развевается голубой вымпел. На нем герб Советского Союза и надпись: «Беллинсгаузен».
На другом, правом берегу ручья на открытом сухом месте тонкой проволокой огорожен прямоугольник. Сюда заходить нельзя. Здесь будет метеорологическая площадка. А метрах в тридцати от площадки, ближе к берегу ручья, дощечки на колышках с надписями: «Метео», «Медицина», «Океанология». Это значит, что здесь будут установлены метеорологический домик, домик, где будет жить и работать врач станции, домик, где будут океанографическая и гидрохимическая лаборатории.
Я только в этот раз заметил, что холм-останец, находящийся всего лишь в 100 метрах от метеорологической площадки, заселен крупными птицами – гигантскими буревестниками. Подняв длинные шеи, с тревогой следили они с высоты холма за деятельностью пришельцев, нарушивших первозданную тишину этих диких мест. Я поднялся на вершину холма. Несколько птиц взлетели при моем появлении. Остальные остались сидеть. Они угрожающе раскрывали клювы и плевались. Рядом с каждой взрослой птицей лежало по белому птенцу, покрытому нежным пухом. Но вид у птенцов был жалкий: они намокли под проливным дождем и дрожали. Я на небольшой площадке холма насчитал двенадцать гнезд. Шесть гнезд были пустые, пять – заняты птицами с птенцами, у обитателя шестого гнезда из-под груди белело крупное яйцо. Гнезда весьма примитивные: углубление в грунте, окантованное мелкими камушками. Пуха нет. Вероятно, птенцы с первых дней своей жизни воспитываются в спартанских условиях. Потом я просил всех товарищей поменьше беспокоить этих больших птиц, любящих простор, свободу и уединение.
Но останется ли в будущем вершина холма их гнездовьем? Двадцать с лишним дней, пока мы строили станцию, они оставались здесь, но прилетят ли они сюда на будущий год выводить птенцов? Вряд ли.
Нередко все вокруг заволакивалось густым туманом.
В первые дни ветры дули с берега, они иногда достигали силы 20 метров в секунду, но большой волны не разводили и не препятствовали выгрузке и работам.
Встречаются тюлени Уэдделла
У борта с каждым днем все больше и больше появляется чаек. Это белоснежные птицы с коричневыми крыльями, желтыми лапками и желтым клювом. Это доминиканские чайки. Они распространены в южном полушарии южнее тропика Козерога и гнездятся на скалистых побережьях Южной Америки, Африки, Новой Зеландии и на всех субантарктических островах. Как сообщается в справочниках, питаются доминиканские чайки морскими ежами и некоторыми моллюсками. Здесь, на полуострове Файлдс, их гнездовья расположены на крутых скалах вдоль берега и питаются они мясом мелких морских моллюсков. Поверхность скал усыпана слоем пустых раковин. Как мы убедились, они предпочитают кухонные пищевые отбросы, благо на добывание этой пищи не надо затрачивать особых усилий. К нашему приходу чайки уже высидели и выкормили свое потомство.
Иногда к борту прилетают стайки маленьких птичек с белой полосой у основания хвоста. Это вильсоновы качурки. Они очень проворны и изящны в полете. Большими стаями мы встречали их далеко от берегов в Южном океане и в спокойную, и в бурную погоду. Недаром они носят еще одно название – океанские буревестники. Здесь, у борта судна, они не садятся на воду, а, держась в воздухе почти на одном месте, трепеща крылышками, деликатно склевывают с воды какие—то мелкие крошки пищи. А однажды, возвращаясь под вечер с берега в штилевую погоду, мы наблюдали их изящный танец на воде. Качурки, перебирая тонкими длинными ножками, с распущенными крылышками бегали по полированной поверхности воды, слегка касаясь ее.
Несколько раз я видел, как над судном пролетала крупная, белая, с черными пятнами птица – с длинной шеей, неуклюжая в полете, похожая на гагару. Наши зоологи сказали, что это голубоглазый баклан. Но действительно ли у этих птиц голубые глаза, нам убедиться не пришлось: они слишком осторожны.
В начале февраля ночи стали совсем темными. Иногда ночи бывают спокойными, иногда бурными.
Вот, например, ночь на 2 февраля была тихой.
А вот утром все очарование исчезло. Задул сильный восточный ветер, гонит высокие волны из пролива Брансфилд на берег. Лепит густой мокрый снег. За скалистым островком, которому гидрографы дали имя Альбатрос, прибой был не сильный. Там благополучно разгрузились. Отправили вельбот с досками. Но ветер все более и более крепчал, отходя к юго-востоку. Синоптик говорит, что проходит глубокий циклон и ожидается усиление ветра. Поэтому выгрузку прекратили, людей на берег не отправляли, а вельботы подняли на палубу, на свои места.
Полуостров Файлдс является юго-западной оконечностью острова Короля Георга (Ватерлоо). Тут и там по полуострову разбросаны холмы. Это конусы бывших вулканов. Наиболее высокие холмы, до 150 метров, в западной части полуострова. Там же высятся огромные отвесные скалы, выдавленные из недр Земли в результате сжатия земной коры. Некоторые бугры имеют более сглаженные формы: они сложены менее устойчивыми породами.
Несколько тысячелетий назад весь полуостров был покрыт ледником. Потом ледник сократился, и теперь он покрывает лишь центральную, наиболее высокую часть острова. После ледника остались широкие долины и котловины между холмами. В котловинах находятся небольшие озера. Озер я насчитал штук тридцать. Они лежат на разных уровнях. Вот выше «нашего» озера, вблизи которого строится станция, – мы уже назвали его озером Китеж – лежит второе озеро, а выше, под утесистой скалой в центре полуострова, синеет еще одно озеро. Оно образовалось у снежника, шлейфом покрывающего крутой склон холма.
Русла ручьев врезаны неглубоко, и, как только уровень воды в озере вследствие интенсивного таяния снега или сильных дождей поднимается, ручьи превращаются в бурные потоки и излишки воды таким образом сбрасываются в следующее озеро, из этого озера течет ручей в наше озеро – Китеж, а из Китежа ручей впадает в бухту Ардли. Из некоторых озер вода стекает в противоположном направлении – в пролив Дрейка. Из некоторых озер, находящихся вблизи берега пролива Дрейка, ручьи текут в сторону бухты Ардли, а ручьи из других озер, лежащих ближе к бухтам Ардли или Гидрографов, устремляются в пролив Дрейка.
Ходил я не раз и на тот дикий северо-западный берег полуострова, где вечно шумят между скалами пригоняемые северными и северо-западными ветрами волны из обширного пролива Дрейка и юго-восточной части Тихого океана.
В бухточках северо-западного берега полуострова масса доминиканских чаек. Они вьются над скалами. А в одном месте, где шумит бурун над подводной скалой, играют и плещутся в воде крупные птицы, хлопая огромными крыльями. Да ведь это странствующие альбатросы резвятся в волнах прибоя! Я спустился по крутому склону на прибрежный пляж. Птицы заметили меня, захлопав крыльями, долго бегут по воде и, с трудом оторвавшись от нее, взлетают в воздух. Ветер подхватывает их огромные крылья-паруса, и они улетают в море.
Под крутым обрывом, в укромных бухточках, покрытых мелким серым песком и морской травой, лежат по 15—20 штук в куче морские слоны. Они крепко спят, развалившись в разных позах: на боку, на спине, на животе. Их мощный храп и тяжелые полусонные вздохи слышны сквозь шум прибоя. Я подошел к слонам почти вплотную. Они не услышали моих шагов. Здесь нет наземных хищников, и они не привыкли кого-либо бояться на земле.