Видимо понимая, что товарищи ждут от него известий, он, продолжая сражаться с сапогами, начал говорить:
– Значит так, в паре верст впереди деревня, дотемна, всяко, доберемся…
– И за этим стоило лететь? Я давно уже чувствую, что невдалеке человеческое жилье, – насмешливо прервал его старший, сделав характерное, почти неуловимое движение носом, как будто принюхиваясь.
– Тай, вот всегда ты так! Зачем перебивать человека на полуслове? Мы все в курсе твоих способностей, а я только подхожу к самому главному! – немного обиженный, что его прервали, Ворон сделал паузу, во время которой поднялся и начал ходить вперед-назад, притопывая ногами, как будто на нем была не ношенная-переношенная обувь, а новая и неудобная.
Старший из всадников, которого он назвал Таем, спокойно и насмешливо взирал на него как на капризного ребенка, а вот младший не выдержал:
– Коррах, ну хватит уже, рассказывай, что там!
– Ладно, – и белозубо улыбнувшись, как бы давая этим понять, что все его выкабенивания просто шутка, продолжил: – Да, жилье не далеко, но дело в том, что это деревня, а ближайший город далеко за рекой и туда до ночи мы точно не успеем. Но ведь по карте за этим лесом должен быть город, Малые Лужцы! Выходит, мы сбились с пути еще два дня назад в Озерищах. Или утром, когда на Главный тракт выезжали? – и, подняв голову на возвышавшихся над ним друзей, спросил: – Что делать будем? Поехали в деревню, поедим, переночуем, а-а?
Старший, ничего не ответив на это, обернулся к молчавшему парню с татуировкой:
– Вик, что скажешь?
Тот, выйдя из задумчивости, обратился, тем не менее, к Ворону:
– Корр, а в той деревне ты случайно не заметил, есть каменный храм и пожарная вышка?
– Есть, – кивнул тот.
– Значит это город.
– Да ладно! Быть не может?! Там одна улица, и та вдоль дороги. Стен защитных нет, даже вала с частоколом! Какой же это город?! – возмутился Коррах.
– Мой предок, который учредил королевскую почтовую службу, в те же года повелел все деревни вдоль Главного тракта считать городами. А для придания им внешнего вида, соответствующего новому статусу, в каждой из них построили каменный храм и пожарную вышку. Там и почтовый двор есть обязательно, просто не зная, что он там есть, ты его не высматривал, – разъяснил молодой человек и, чуть помолчав, добавил: – А стен нет, наверное, потому что они им не нужны. Живут себе в центре страны, в пяти днях пути от столицы, от кого им защищаться? Крепостными стенами окружены города, которые стоят со времен Смут или от эльфов достались. А почтовое управление создавалось уже гораздо позже, и защитными сооружениями никто не озаботился.
– М-м, ну, тебе виднее. Ты же у нас Высочество, – вроде как согласился с парнем Ворон и, задорно подмигнув друзьям, продолжил: – Я, может, почтовую службу и не разглядел, но вот трактир заприметил. Большой такой трактир, там, наверное, и комнаты имеются для проезжающих.
– Ладно, хватит рассусоливать, – подытожил затянувшийся диалог Тай. – Солнце почти село, поехали, в трактире все и уточним, сбились мы с пути или нет. А то уже и, правда, жрать охота, – и, пришпорив своего громоздкого коня, поскакал в сторону городка.
Тот, которого назвали Виком и Высочеством, отвязал веревку, удлиняющую повод красивой кобылки, перекинул ее в руки Ворона и ринулся догонять старшего приятеля.
А Коррах не спешил.
Зачем? Он прекрасно знал, что его легконогая Красотка запросто нагонит тяжеловатых и не обладающих горячим нравом меринов. Он подошел к ней, потрепал по гриве, чмокнул в морду, приговаривая при этом всякие глупости, что-то вроде:
– Наш прынц опять обижал девочку, за поводочек дергал, плохие слова красавице говорил… – а кобылка, как будто понимая его, отвечала тихим ржанием и покачивала головой.
Вдоволь наобнимавшись, Ворон неспешно надел камзол, пояс с ножнами, плащ, перекинул через плечо лук и колчан со стрелами и, только после этого, взобрался в седло.
Красотке не надо было ничего говорить, умная лошадь и так знала, чего ждет от нее обожаемый хозяин. Только уздечка оказалась в руках Корраха, она сорвалась с места и полетела, почти не касаясь копытами камней древней дороги, полностью оправдывая ожидания от своей породистой внешности.
К трактиру они подъезжали в сумерках, именно в те волшебные минуты, так ценимые опытными магами, когда ночь, уже стоя на пороге Мира, еще не успела сделать последнего шага и накрыть все вокруг своим черным покрывалом. На западе пока еще догорает закат, бледным всполохом силясь высветить из-за горизонта почти отвоеванные у него просторы, а на востоке, уже чувствуя свою силу, ночная мгла подняла, как флаг, серебряную луну и бросила первую россыпь звезд.
От этого последнего уже не равного противостояния, прозрачный воздух густеет, становясь сизой дымкой, а звуки, даже тихие и невнятные, приобретают небывалую для них силу.
Но в этот вечер таинство магического момента и блаженное успокоение природы было нарушено громкими воплями и явно пьяным нестройным пением. Уже на подъезде к городку стало понятно, что в придорожном трактире много народа и он, народ этот, спать пока не собирается.
Друзья сначала хотели было вернуться на опушку леса, но их путешествию пошел уже шестой день, и за это время вкус бивуачной жизни успел-таки приесться. Животы их настоятельно требовали нормальной пищи, а бока – хоть какого-то подобия нормальной постели. Поэтому было решено все-таки ехать в трактир, а там уж посмотреть…
Двор, в который они свернули с дороги, был почти полностью заполнен лошадьми. Они были привязаны и к коновязи – с двух сторон от крыльца, и к фруктовым деревьям, росшим здесь же, и прямо к доскам забора.
Обнадеживало то, что голосистые пьянчуги, расположившиеся сейчас в зале трактира, по всей видимости, не собирались оставаться на ночь. Хотя… конюшня, способная вместить такое количество лошадей, вряд ли предполагалась в заведении столь маленького городишки.
Подъехав к самому крыльцу, путники стали спешиваться, оглядываясь, куда бы можно было пристроить своих коней.
Тут, откуда-то сбоку, куда не доставал свет фонарей, висевших над ступенями, из дальнего угла обширного двора вынырнул невысокий человечек и неровной прихрамывающей походкой направился к ним.
Когда он вошел в высвеченный лампами круг света и друзья смогли его разглядеть, они оторопели: он был горбат и кособок, но малый рост того был не от этих физических недостатков, по крайней мере, не полностью. Кроме горба и явно искривлённой ноги, он имел широченные плечи, развитый торс и мощные руки.
– Ты гном?! – ляпнул Ворон и тут же смутился, поняв, насколько грубо прозвучало его невольное восклицание.
– Был когда-то… – невесело усмехнулся тот, – гном, попавший под каменный обвал. Хе-хе! Вы представляете такое? Воот… меня хоть и выходили, но позору такого перенести я не смог, ушел от своих. С тех пор и живу среди людей.
– И как? Тяжело, наверное? – вступил в разговор Тай, присаживаясь на корточки, чтоб не угнетать собеседника своим ростом.
– Да я привык, чай не одну уж сотню зим мыкаюсь, – уже вполне бодро ответил ему гном. – Каждые годков тридцать перебираюсь на новое место. В основном по тихим местечкам обитаю, в большие города не хожу. Люди по таким вот деревням да городкам простые живут, необразованные, Миру не видевшие. Я в их глазах просто калека – кто пожалеет, а кто и пнет. А какого я роду-племени никто и не интересуется…
– Ты, мил человек, вот говоришь, не один век странствуешь, но ведь для вашего племени смерти подобно вдали от гор-то жить. Не думал вернуться? Родные, я думаю, обрадуются, да и позор твой давно уж забылся, наверное, – продолжал гнома сочувственно расспрашивать Тай.
– Все правильно говоришь господин, да только если уж по молодости не вернулся к своим, то уж теперь и подавно не стоит, старый я для дальних путешествий. Шестая сотня мне пошла уже.
– Ну, для гнома это не такой уж и почтенный возраст. Ты скажи, может помочь надо? Деньгами, или еще чем? – продолжал уговаривать гнома старший из путников. Чувствовалось, что судьба того затронула Тая за живое.
– Да не-е, деньги-то у меня есть, я ж работаю как-никак…
– Ну ладно, если захочешь в горы вернуться, аль еще какая помощь понадобиться, найди меня. Запомни, в Королевских Холмах погребок есть питейный «Вепрь и Козочка», что в переулке рядом с Торговой набережной. Меня там все знают как Тая Пустынника. И если спросишь меня, всегда тебе скажут, где я, и до меня донесут, что спрашивал.
– Думается мне, мил господин, что ты тож далеко от родных мест, да вот, прижился на чужбине, среди людей-то. Что ж сам не возвернёшься до дому? – спросил его гном, прищурившись, глядя на него. Тай хмыкнул на это:
– Да, вот ведь дело какое, мой-то дом гораздо дальше твоего, и я точно знаю, что меня там никто не ждет. Что мне там делать? А ты проницательный!
– Я ж ведь гном все-таки и нутро твое чувствую настоящее, господин. А остальное опыт жизненный подсказывает, – с усмешкой сказал калека и, сделав паузу, кинул коротко Ворону:
– И твое нутро тож чувствую, чернявенький господин.
Тот засмеялся, сверкнув белоснежными зубами на смуглом лице, и спросил:
– А зовут-то тебя как, чувствительный?
– Да Лошадником кличут… а бабоньки иногда жалостливо – Каличкой… – со вздохом ответил гном.
– Это не гномьи имена, а человеческие прозвища. Как раньше-то звали? – продолжал расспрашивать Корр.
– Фейрум я, из рода Сапферойских, – как о чем-то незначительном, пожав плечами, произнес свое настоящее имя тот.
– Эге! Да ты из знатных! А что ж к нам тогда – все господа, да господа…
– Привык я. Уж сколько зим конюхом простым обретаюсь. Сначала-то, конечно, кузнечным делом хотел заняться, да не смог – душа сильно болела, как за молот брался. А лошадки-то, они все ж твари живые и к добру чувствительные, с ними вот душе моей не так тоскливо и становится, – тяжко вздохнув, покачал головой гном.
Но помолчав с пол минутки, продолжил уже другим тоном:
– Ладно, господа хорошие, спасибо вам на добром слове, а теперь пора и делом заняться. Давайте коней ваших, устали они. И не извольте беспокоиться, лошадки меня любят, а я уж сам – и распрягу, и оботру, и овса отсыплю – все сделаю, – и, подхватив в каждую руку по два повода, прихрамывая, направился в тот темный угол, откуда, давеча и появился.
Пройдя пару саженей, вдруг обернулся и, притушая голос, сказал:
– Там, – кивнул головой в сторону трактира, – сегодня гуляет Мельничихин Графич, скотина он изрядная, а когда пьяный – вообще зверюга. Вы в общей зале не задерживайтесь, пройдите до дальней стены – там две комнатки отдельные имеются… – и, шаркая ногами, удалился.
Как ни странно лошади не стали возражать, что их повод в руках чужого человека. Даже строптивая Воронова кобылка, умиротворенно опустив голову, последовала за ним.
Впрочем, чего ж здесь странного? Все знают, что хотя в обычной жизни гномы почти и не пользуют лошадей, но если в силу сложившихся обстоятельств сталкиваются с ними, то почему-то именно они, а не люди или эльфы, быстрее находят «общий язык» с ними.
– Повезло трактирщику с конюхом, – высказал вслух общую мысль принц, глядя вслед мерно раскачивающимся хвостам.
– Ага. Интересно, а он сам-то понимает, насколько? Любой герцог, иль король даже, полновесный золотой отвалил бы, что б в его конюшне гном заправлял. Только их ведь обычно из горы не выманишь, – поддакнул Ворон.
– Скажите, уж, что они среди людей вообще плохо приживаются. Фейрум – редкий случай. Все, пошли внутрь, – закончил, может и интересный, но совсем несытный разговор Тай. И, ухмыльнувшись со словами: – Будем надеяться, что этот трактирщик готовит так же хорошо, как нанимает конюхов, – направился к двери.
Войдя в общую залу, друзья, по совету гнома, не стали усаживаться за стол в ней, а направились к дальней стене, где виднелись два проема завешанных тканью. Бросив только беглый взгляд по сторонам, им стало понятно, насколько полезным был совет местного конюха.
Справа три стола были составлены в один. На нем неровно громоздились тарелки и миски с едой. Горы пирогов и ломтей хлеба были свалены на уже грязную скатерть вперемешку с костями и объедками. Поверх же этих неаппетитных завалов, вкривь и вкось, стояли кувшины с пивом и бутыли с самогоном, часть которых уже пустыми валялась под столом, вместе с черепками битой посуды.
Вокруг же этого безобразия, пьяные, расхристанные и неопрятные, сидели полтора десятка мужиков. Еще пяток этих безобразных личностей валялись на лавках и под тем же столом.
Шум стоял неимоверный. Кто-то из пьянчужек пытался петь нестройными хриплыми голосами, кто-то – говорить, не слушая и перекрикивая собеседника. А над всем этим возвышался огромный рыжий детина и призывал поднять кружки за свое здоровье.
Слева же от прохода также стояли три стола, но, по отдельности, в рад.
За одним из них сидели, уткнувшись носами в тарелки и быстро работая ложками, трое служителей Светлого, видимо низшего ранга, раз не смогли позволить себе отдельную комнату. А может, это из положенного их сану смирения, они стоически выносили соседство похабной компании. Но по какой бы из причин они тут не находились, все же капюшоны своих белых ряс служители так и не сняли, и явно старались побыстрее насытиться.
За другим столом расположились четверо мужчин. Трое из них были одеты добротно, но скромно. Один же, отличался от всех более дорогой и безвкусно-яркой одеждой, как одеваются недавно разбогатевшие торговцы, каковым он, скорее всего, и являлся. А остальные, значит соответственно, были его приказчиками или охраной.
В тот момент, когда друзья переступили порог, эта компания уже расплачивалась, готовясь уйти.
Купчик, видимо из привычной жадности, пытался торговаться, и спорил с бойкой девицей, нависшей над их столом. Тем не менее, он то и дело оглядывался на буйных соседей, и было заметно, что любимое дело сегодня его не увлекает.
Когда наши путешественники, уже отдернув занавеску, заходили в комнатку, он, все-таки решив, что нынче будет безопасней не торговаться долго, кинул на стол несколько монет и ринулся вверх по лестнице туда, где, наверное, располагались помещения для проезжающих. Его спутники скоренько последовали за ним.
Штора из плотной тяжелой ткани отгородила друзей и от самой общей залы, и даже, кажется, притушила громкий шум, доносившийся оттуда, сделав невидимым его источник, а потому обезличив и успокоив привлекаемое к нему внимание.
Комнатка же, в которой ни оказались, была мала – в ней помещался только стол и две лавки по бокам. С потолка свешивалась лампа, еле горящая маленьким огоньком – по-видимому, рачительные хозяева в отсутствие посетителей экономили. Так что первым делом путники прибавили пламя в светильнике и уже в ясном свете оглядели комнату более пристально.
Ничего так. Стены ее оказались свежепобелены известью, на окошке пестрели занавески с оборками и на подоконнике стоял расписной горшочек с цветущей геранью. Стол же тщательно выскоблен, а лавки накрыты стегаными покрывальцами. Все было чистым и по-деревенски обстоятельно ухоженным. Появилась надежда, что, несмотря на непотребную компанию по соседству, сам по себе трактирчик вполне приличный, и можно будет ожидать достойной трапезы.
Стали рассаживаться.
Самый младший нырнул на правую лавку, вглубь к самому окну, привычно выбирая место так, что бы татуированная сторона лица была обращена к стене. Рядом с ним присел Ворон, а Тай расположился напротив. Отстегнув мечи, далеко их убирать не стали, положив на лавки рядом с собой. Это и понятно, при таком соседстве надо быть настороже. А вот свои лук и колчан Корр поставил в угол – все равно при заварухе в помещении они не помощники.