– Ерунда все это – густым басом негромко высказался старший инспектор юстиции Ван Гистон и с насмешкой поглядел на Дика. – С какой стати члены семьи усопшего вместо того, чтобы достойно провести процедуру нейтрализации и пристроить очередную табличку с именем Теодора Милтона к Стене Памяти, будут выносить тело из дома, тайком, да так, чтобы никто ничего не заметил. При этом у них еще должно быть оборудование для создания помех видеокамерам. Полный бред! Не там ищешь, Редлифф.
Глаза Ван Гистона хитро искрились, а уголки рта немного приподнялись в полуулыбочке. Он не обращал никакого внимания на Стэмпа, полностью сосредоточившись на своем прямом противнике. Майк сразу же постарался пресечь эту продолжавшуюся словесную дуэль между подчиненными, хотя отчетливо понимал, что это возможно сделать только на данную минуту. В дальнейшем это противостояние непременно продолжиться, и будет иметь весьма неприятный оттенок. Комиссар, как настоящий руководитель, знал, что конкуренция в отделе должна носить лишь конструктивный характер. Тогда и только тогда возможен поступательный рост каждого сотрудника как профессионала в своем деле. Она же помогает в работе, производя на свет Божий версии, выдерживающие любую критику, и помогая при этом в поиске действительно надежных улик. Конкуренция же, основанная на личной неприязни друг к другу и, прямо скажем, зависти, не сулит ничего хорошего кроме этой самой пресловутой конкуренции, сводящей всю работу всего отдела и все потуги подчиненных к нулю.
– Может быть, все может быть – задумчиво протянул Майк Стэмп, обращаясь сейчас к Ван Гистону. – Но в настоящее время я считаю эту версию самой перспективной. Но если ты, Рубен, считаешь по-иному – то вперед, действуй. Но, сперва, я хотел бы выслушать твою версию, со всеми раскладками и мотивами на основании озвученных здесь данных.
Ван Гистон молчал, теперь переведя свой взор на Стэмпа. В его глазах Майк отчетливо видел, что старший инспектор не может сейчас выдвинуть ни одной версии, способной выдержать хотя бы какую-то мало-мальски достойную критику, но все равно считает их совместную с Редлиффом версию абсурдной и не заслуживающей проверки. Наконец, Ван Гистон просто отвел взгляд, так ничего и не ответив.
– Я понял тебя, Рубен – прямо по-отечески произнес Майк. – Буду ждать от тебя стоящую версию с ее обоснованием, а пока продолжим обсуждать версию Редлиффа. У кого-нибудь еще есть возражения?
Ответом ему стала полная тишина. И тогда слово снова взял Дик.
– Кстати, я забыл еще одну вещь. При опросе вдовы Теодора Милтона – Виктории Д. Милтон – я выяснил, что между братом и сестрой, мягко говоря, не самые теплые отношения – при этих словах Дик извлек свою засаленную записную книжку из внутреннего кармана пиджака и открыл в необходимом ему месте.
– Вот – он ткнул пальцем в листок своей записной книжки. – На мой прямой вопрос, каковы отношения между Сарой и Филиппом, Виктория Милтон ответила, что их отношения не совсем хорошие, но открытой неприязни ни он, ни она друг к другу никогда не проявляли. При этом – Дик поднял вверх указательный палец правой руки, показывая, что произнесенное им в дальнейшем, действительно важно и заслуживает особого внимания. – Миссис Милтон не очень-то охотно ответила на этот, казалось бы, простой вопрос. Долго раздумывала над ответом, несколько раз при этом поправляла свою прическу и пару-тройку раз промокнула носовым платком высохшие слезы на щеках. На основе данных криминальной психологии и собственного опыта я сделал вывод, что Виктория Милтон либо что-то недоговаривает, либо откровенно лжет. И в том и в другом случае у меня есть все основания полагать, что взаимоотношения между братом и сестрой в семье были напряженными. Кроме того, в пользу этой версии выступает и тот факт, что Филипп не проживает со всей семьей, а снимает отдельную квартиру на Северной сорок второй улице. Учитывая площадь и планировку квартиры Теодора Милтона, Филипп вполне бы мог жить и вместе с родителями. Кроме того, я также бегло опросил Сару Милтон – Ричард искоса посмотрел на Майка и поспешно добавил – полный опрос провел комиссар Стэмп. Я же в свою очередь, досконально ознакомившись с протоколом ее допроса, задал ей несколько вопросов, которые, по моему мнению, могли бы быть немаловажны для проведения расследования. Так вот, на мой вопрос об их отношениях с братом, ответила также как и мать, добавив при этом (впрочем, довольно неубедительно), что она очень любит брата, который, по ее мнению, просто глубоко заблуждается и ее задача, как любящей сестры, наставить его на путь истинный. Но – тут Редлифф снова поднял указательный палец вверх – при ответе на вопрос мисс Милтон не смотрела на меня вообще, делала большие паузы между словами, очень нервничала (постоянно теребила свой носовой платок). Отсюда я сделал обоснованный вывод, что и мать и дочь откровенно лгут следствию по поводу взаимоотношений между Сарой и Филиппом Милтонами. Вкупе со всеми выше сказанными доводами считаю версию о причастности к исчезновению тела Теодора Милтона его сына Филиппа основной, в первую очередь подлежащей проверке.
Дик взял небольшую паузу, оглядел присутствующих в кабинете, немного задержался взглядом на комиссаре, а затем выдохнул.
– У меня все.
Майк внимательно выслушал доклад своего напарника и, в целом, был доволен речью Редлиффа. Но осталась какая-то горчинка, еле уловимая, но от этого не менее чувствительна. Стэмпа зацепило то обстоятельство, что Дик не полностью доверился ему, своему напарнику, своему начальнику, в конце-то концов, и самостоятельно передопросил Сару Милтон. А, может быть, и не в этом дело? Может быть, это простая ревность? Но Майк тут же отмахнулся от этой идеи как от назойливой мухи. Ну не может, не может он ревновать какую-то очередную свидетельницу по очередному делу, да еще к кому – к своему напарнику, человеку, которому он всецело доверяет и прочит его на свой пост как одного из самых успешных и талантливых своих сотрудников. Нет, но все же ему не понравилась перепроверка Редлиффа и точка. Но факт остается фактом, Дик передопросил Сару Милтон и это пришлось не по душе Майку и точка. Вслух же он своим обычно томным голосом спросил.
– У кого-нибудь есть вопросы к младшему инспектору? – и внимательно поглядел на Редлиффа. А тот, будто нутром почуяв что-то неладное, отвел взгляд в сторону.
Оказалось, что вопрос оказался только один, у Линды Саммервуд.
«Вот чертовка! – гневно подумал Стэмп. – Что она все лезет, чего ей все неймется?».
Тем не менее, Майк дал ей слово, вставив при этом колкую шуточку про «новую прическу младшего инспектора Саммервуд, с которой ей прямая дорога на мировой модельный подиум». В кабинете раздался грохот смеха. Смеялись все, за исключением, конечно же, самой Саммервуд. Обстановка в отделе немного разрядилась, что сделало возможным продолжить работу по продуктивному расследованию этого запутанного дельца.
– А где работает Филипп? – спросила Линда.
– А тебе зачем? Неужели хочешь хоть кого-нибудь затащить к себе в постель? – едко заметил Йенс, уколов девушку в самое сокровенное, ибо в последнее время все мысли Саммервуд были заняты вопросом обустройства личной жизни и об этом в отделе знали все, не упуская при этом момента при каждом удобном случае задеть девушку побольнее. В кабинете снова гулким эхом пронесся раскат громогласного хохота. Линда совсем смутилась, даже прикрыла лицо ладонями.
Между тем, Редлифф, хорошенько отсмеявшись и прокашлявшись в кулак, ответил на поставленный коллегой вопрос.
– Филипп Милтон работает на том же мусороперерабатывающем комбинате, где работал и его отец. Только в цехе по первичной переплавке металла. А какое, собственно, значение это имеет для расследования настоящего дела?
– Нет, Дик, ты не прав – вмешался в разговор комиссар. – В данном деле все детали, даже не заметные на первый взгляд, могут сыграть важную роль. Есть еще какие-либо вопросы?
Больше вопросов не оказалось и Майк, выдержав нужную в данной ситуации паузу, продолжил.
– Я искренне благодарю младшего инспектора Редлиффа за его подробный доклад и введение всех в курс дела. Теперь настал мой черед изложить свою точку зрения по данному делу, в частности, по вопросам, которые у меня возникли при допросе Сары Милтон – тут Майк снова принялся неспешно поглаживать свои усики-щетки. Воспоминания о красавице-свидетельнице вновь накатили на комиссара.
– Так вот, при допросе свидетельницы я так и не смог выяснить два момента, которые могут оказать влияние на ход расследования: во-первых, мисс Милтон мне так и не смогла раскрыть причину переезда их семьи в Вурджвилль. Во-вторых, она не ответила на мой вопрос по поводу ее ухажера в настоящее время. Я считаю, что ответы на данные вопросы необходимо выяснить в ближайшее время.
– Я, конечно, понимаю, как может повлиять вопрос об ухажере на ход расследования – снова без спроса встрял в доклад Ван Гистон. – Но какое значение может иметь установление причин их переезда с семьей в наш город?
Комиссар, будучи человеком широких взглядов, всегда допускал дискуссии с подчиненными при изложении обстоятельств дел по поводу определения версий, которые необходимо отработать и их очередность, мотивов преступления, причин, способствовавших совершению преступления и так далее. Но сегодня вклинивания старшего инспектора юстиции просто раздражали Стэмпа. Вот и сейчас, нелепый вопрос Ван Гистона, да еще заданный без разрешения, вызвали в нем шквал негодования. Внутри у Майка все кипело и бурлило, но он, как истинный начальник, не подал вида и спокойно ответил на этот вопрос.
– Честно признаться, я понятия не имею, каким образом ответы на эти вопросы могут повлиять на ход, а самое главное, на результат расследования. Но я точно знаю, что что-то в этом есть.
Он помолчал, дав своим подчиненным успокоиться. Во время его диалога с Ван Гистоном в кабинете совершенно неожиданно пошел тихий гул. Все что-то с кем-то обсуждали, даже Редлифф. Обсуждали ли они какие-то свои версии по поводу настоящего дела либо просто сплетничали о последних новостях в участке, Майк не знал. Особенно здесь упорствовал, как всегда младший инспектор юстиции Йенс, втолковывавший какую-то очередную свою ахинею инспектору юстиции первого класса Винстону и активно при этом жестикулируя, разбрасывая свои тощие руки во все стороны. Когда присутствующие в кабинете поняли, что комиссар и старший инспектор уже давно молчат и ждут, когда все собравшиеся успокоятся, гул закончился сам собой также неожиданно, как и начался. Стэмп продолжил.
– У меня все. Если есть еще какие-то вопросы, то милости прошу.
– А действительно ли было похищение трупа? – впервые за все время «летучки» подал голос Джек Винстон, инспектор юстиции первого класса. Голос его был могуч, да и сам его обладатель выделялся своими незаурядными габаритами. Высокий, широкоплечий, с густыми черными бровями и шевелюрой на голове, и вечно небритыми щеками, доставшимися ему по наследству от матери – итальянки. А большая квадратная челюсть выдавала в нем тяжелый характер и могучую волю. По большей части Винстон был молчалив до такой степени, что все другие сотрудники отдела уголовного преследования считали его слушателем от бога и каждый раз, когда у кого-то из них возникала необходимость излить кому-нибудь душу, он неизменно обращался к Винстону. А сам Джек просто не мог им в этом отказать, садился и внимательно выслушивал каждого. Хотя, при этом, думал о совершенно других вещах, далеких от предмета разговора собеседника, поддакивая, тем не менее, всегда в нужных местах. По службе он продвигался со скрипом, считался очень медлительным не только в делах. Многие в руководстве полицейского участка считали его тугодумом, что в действительности было не так. Винстон был довольно сообразителен, быстро схватывал информацию и мог проанализировать ее в два счета, поэтому мог бы свободно посостязаться в этом умении с Редлиффом, но, в отличие от последнего, инспектор юстиции первого класса Винстон никогда не выпячивал этого своего качества напоказ, особенно перед начальством. Иногда позволял себе слегка отлынивать от исполнения должностных обязанностей, поэтому комиссар ценил его, но целиком на него положиться не мог и не поручал ответственных заданий. А без них далеко по служебной лестнице не продвинешься. А Винстон и не хотел по ней двигаться, его вполне устраивало текущее положение дел, а взваливать на себя тяжелый груз ответственности за подчиненных было вообще выше его сил.
– Может быть, это была просто инсценировка? – продолжал басить Винстон. – Если никто не видел, как выносили труп, то кто тогда может дать гарантию, что похищение было на самом деле?
Все были немного обескуражены таким поворотом событий. В особенности негодовал Редлифф, который потратил целое утро, сначала досматривая место происшествия, сбившись с ног и с полчаса уламывая охранников и консьержей соседних домов выдать ему видеозаписи с наружных камер слежения. Потом копаясь в бумажной рухляди нотариальной конторы, выслушивая нудятину городского нотариуса. А теперь, по мнению какого-то умника, выясняется, что все это было проведено впустую! Нервы Дика не выдержали и он, весь кипя от негодования и еле-еле сдерживая свои эмоции, отыскал-таки в глубине себя и выдавил некие слова, возможно, способные оправдать и его версию расследования преступления, и, вообще, само наличие события преступления.
– Но ведь труп Теодора Милтона был? Был. Это зафиксировано медицинской службой – Редлифф буквально при каждом слове теребил душку своих очков. – Когда мы прибыли на место его в квартире не было? Не было. И этот факт тоже зафиксирован уже нами по пришествии…
– А обыск в квартире проводили? – не унимался Винстон. – Может быть труп все это время находился и сейчас по-прежнему находится на своем месте, то есть в квартире Милтонов? Ведь, насколько я понял из всех речей, произнесенных здесь, обыска не было.
В душе Майк был ужасно рад, что заразил своих подчиненных этим делом, и такие вот неудобные вопросы, ответы на которые могут быть неоднозначными, способны пролить больше света на это темное дело.
– Нет – упавшим голосом ответил Редлифф, не переставая теребить очки. – Обыск в квартире потерпевших, подчеркну еще раз, ПОТЕРПЕВШИХ, не проводился. Да и был ли в нем смысл, ведь никогда полиция не проводит обыск у потерпевших. В этом нет надобности. Ведь мы априори считаем людей, заявивших о преступлении в отношении себя или своих близких потерпевшими, и стараемся всеми законными способами и средствами защитить их нарушенные гражданские права. И уже потом, при наличии веских оснований, можем кого-либо из потерпевших перевести в категорию подозреваемых и тогда проводить весь комплекс мероприятий по розыску и фиксации следов преступления, улик и сбору доказательств причастности этого лица к совершению преступления. А сегодня утром у нас таких оснований не было. Быть может, сейчас, когда выяснены некоторые обстоятельства, указывающие на причастность сына покойного к совершению преступления – Редлифф многозначительно посмотрел на комиссара, а затем продолжил – Мы могли бы…