– А сети где? Вы что, не привезли ни одной сети? – бойкий дедок инспектировал добычу, с каждой минутой все больше мрачнея.
Мы хорошо его запомнили, так как перед походом в город он нас достал своими сетями. Явно был первым браконьером на деревне.
– Что поделаешь, отец, не нашли ни одной, – ответил ему кто-то из наших.
– Как так не нашли? Значит, плохо искали, – еще больше раскипятился дедок.
– Да нормально искали. Просто не было сетей. Ничего, и без них обойдемся.
– Без них! – аж взвизгнул старичок. – А что вы будете делать, когда консервы съедите? Фламингами питаться?
А дед, похоже, был прав. В окрестностях никакой дичи, кроме сомнительных, с точки зрения гастрономии пернатых, не наблюдалось.
Помимо старика вокруг груза, жадно принюхиваясь, вертелось еще одно крайне заинтересованное лицо – Кукуманя. Иностранцы прозвали его Алексом, случайно услышав, как он назвал себя «аликом с тридцатилетним стажем». Насчет стажа забугорцы ничего не поняли, а вот слово «алик» отловили сразу же. Так наше «алкаш» через «алика» превратилось в ихнего «алекса».
– Алекс, хэлп ми, плиз, – заверещала одна субтильная дамочка, ухватившая бензопилу.
– Ничё, сама дотащишь, – отмахнулся от неё Кукуманя, уже усвоивший несколько импортных словечек.
Дело в том, что именно в этот момент его ноздри уловили запах перегара. Кукуманя двинулся по следу, руководясь, как гончий пёс, верхним чутьем.
– Алекс, а ю бизи? – роняя пилу, поинтересовалась дамочка.
– Сама дура, – не прекращая движения, моментально отреагировал на незнакомое слово Кукуманя. – Слышь, земляк, вы где кир брали, в городе? – спросил он, определив источник дивного запаха.
– В городе.
– А с собой привезли?
– Не знаю. Лично я нет. Начальство запретило.
– А в городе… это… кира хватает?
– Да хоть залейся. Тебе за всю жизнь и десятой части не осилить.
– Плохо ты меня знаешь, – было написано на лице Кукумани, когда он, радостно потирая руки, отошел в сторону.
С этой минуты, пока еще на малых оборотах, заработал мелкий источник наших неприятностей.
Участникам похода дали возможность отдохнуть после обеда. После еды всех нас ознакомили с планом работ. Было решено строить четырехкомнатные дома с большой русской печкой посередине. В каждой комнате предстояло разместить десять человек – и это на тридцати квадратных метрах. Но так мучиться нам предстояло только первый год. С течением времени жилищный вопрос должен быть решен.
Жилищный вопрос. Если бы и не знал, сразу бы понял, что нахожусь на русской земле.
Затем выяснилось, что в город придется мотаться постоянно. Кирпич, цемент, доски, бревна и прочие стройматериалы требовались в неограниченных количествах. Соответственно, была нужна разъездная бригада, составленная из тех, кто не бельмеса не смыслил в строительстве. Мы только заспорили о том, когда определить состав этой бригады – сейчас или ближе к ночи, как поднялся пастор, единственный среди нас служитель бога. Я, кстати, так и не понял, что он делал в самолете? Может, хотел быть поближе к своему начальству?
– Дети мои, – сказал пастор, воздевая руки над головой. – В прошлом году необычайно увеличился поток пожертвований святой церкви. Грешники спешили искупить свою вину перед ближними и Господом, они раскаивались и несли щедрые дары. Но и чистые, непорочные души отдавали Господу все, что у них было. Но Господь не смилостивился над нами, обрек на мучительную смерть. А мы, которым он даровал жизнь, рассуждаем о строительстве жилья, вместо того, чтобы первым делом воздвигнуть храм во славу Господа.
– Святой отец, – явно лицемеря, обратился к нему Владимир. – Если мы не позаботимся о жилье для наших бренных тел, то некому будет воздавать хвалу Господу. Кстати, не думаю, что он уничтожил множество прекрасных храмов, в том числе и Святого Петра только ради того, чтобы мы воздвигли неказистую церковь, явно недостойную его имени.
Разговор велся на английском, но кто-то догадался перевести его нашему главному строителю. Тот поднялся с места – обыкновенный мужичок, умеющий возводить хаты, а не дворцы, и без обиняков заявил:
– Я церкви не строю, не обучен. Если хотите, батюшка, берите людей, материалы – и вперед.
Во всей фразе и, особенно, язвительном «батюшка» чувствовалось глухая неприязнь русского человека к еретикам – католикам.
Пастор, когда ему перевели, наконец опустил руки и высказался в том смысле, что он видит перед собой не агнцов, но козлищ, которым предстоит вечно гореть в аду. Ничего конкретного он, конечно, предложить не смог. А козлищи, разобравшись с представителем небесных сил, вновь вернулись к земным вопросам. Оказалось, что, даже имея заветную тетрадочку Мюррея, в которой указывались профессии каждого, было очень непросто распределить обязанности. Это вам не нормальное строительство, где люди, придя утром на работу, четко знают, чем заниматься. Да и коллективчик у нас подобрался еще тот, сплошные бизнесмены да чиновники, короче одни потенциальные чернорабочие. И главное – совершенно невозможно с ходу определить, кого из них еще можно обучить какому-нибудь настоящему делу. Поэтому большинство иностранцев числилось в резерве, а проще говоря – на подхвате.
Разговоры затянулись, к тому же выяснилось, что нам не хватает целой кучи стройматериалов. Решили, что завтра в город отправится часть уже побывавшей там группы, а остальные будут рыть ямы под фундамент. Можно было заняться этим и сегодня, но чтобы после таких разговоров – и сразу за лопату… Вот наоборот – пожалуйста, всегда, готовы. То есть монотонный физический труд даже ради собственного спасения требует некоторой моральной подготовки. Тем более, как серьезно заметил один из нас, «надо еще вспомнить, с какого конца за эту самую лопату браться». Но самым занимательным было поведение в этой ситуации Тихона. Как-то так получилось, что мы, русские, сидели все вместе, одной группой, хотя и рядом с иностранцами. Воспользовавшись этим, авторитет принялся изучать нас цепким, анализирующим взглядом, после чего что-то говорил своим подручным. Те с готовностью кивали и подскакивали к тому, кого разглядывал Тихон:
– Будешь рыть яму… поедешь в город… пойдешь на заготовку дров, – командовали они.
Меня так и подмывало спросить, чем же будет заниматься сам Тихон. Не потому, что не знал, а потому, что было интересно, что мне на это ответят. Но не настолько интересно, чтобы положить за это собственное здоровье, а то и саму жизнь.
– Кажись всё, – заявил Тихон часа через полтора и тут вроде бы спохватился, не очень умело притворяясь, что только сейчас вспомнил о чем-то существенном. – Эй, джигит!
Он обратился к смуглому молодому человеку явно кавказских кровей, на свою беду затесавшемуся в русскую общину. Хотя куда еще ему было податься? К немцам или англичанам? Тем более, что рядом сидела шикарная блондинка из наших, в чьем обществе кавказец и возвращался из заграничного вояжа.
Я когда-то читал, что по отношению к преступникам с Кавказа воры-славяне делились на две категории: предпочитавших сотрудничество и тех, кто считал, что «папуасов надо отстреливать при первой же возможности». Тихон явно относился ко второй группе, причем его ненависть распространялась на всех кавказцев, а не только бандитов, и никакие, даже самые чрезвычайные ситуации не могли заставить его изменить свое мнение.
– Я вот о чем думаю, – молвил авторитет, не спуская глаз с кавказца. – Что мы все, как животные, нужду исправляем по кустикам. Надо сделать нормальный сортир и поддерживать в нем чистоту. Вот ты этим и займешься.
– Я нэ буду этого дэлат! – гордо, почти с вызовом ответил кавказец.
При этом даже сквозь загар было видно, как густо он покраснел. Еще бы – такое оскорбление национальной гордости. Вон в Грозном, до того, как его разбомбили, ассенизаторами работали одни славяне. Для того и держали.
– Как это не будешь? Привык у себя в горах гадить в пропасти. Нет уж, ты попал в общество цивилизованных людей и будь добр живи по его законам, – меня в очередной раз поразило, как умело приспособился Тихон к аудитории. Ни одного блатного слова. А ведь совсем недавно я слышал от него выражения, по крепости не уступавшие абсолютному спирту.
– А кто ты такой? – наконец прорвало кавказца. – Начальник? Нэт. Я тэбя начальником нэ выбирал и плеват на тэбя хотел.
– Ты не на меня, ты на людей плюешь, – спокойно ответил Тихон. – Но мы сумеем с этим разобраться. Для того и поставлены, – он благоразумно не стал уточнять, кем поставлены и куда, а просто объявил: – Все свободны.
Не знаю почему, но я сразу отделился от толпы и направился к берегу. Это был странный берег, если, конечно, не учитывать его происхождение. Ты идешь по ровному полю, и вдруг оно резко заканчивается обрывом, и метрах в пяти под тобой мерно колышутся океанские волны. Кстати, в большинстве мест, где мы затем побывали, наблюдалась та же картина: поверхность воды была как минимум на несколько метров ниже уровня земли. Чем это было вызвано? Тем, что площадь мирового океана увеличилась почти на четверть, и в связи с этим он резко обмелел? Но ведь под воду ушла почти вся суша. Может, просто вода не успела сгладить берега?
Но нам в очередной раз повезло. Всего в нескольких километрах от нас берег был пологий, усеянный желто-коричневым песком. Материковый излом прошелся точнехонько по заброшенному песчаному карьеру, сильно облегчив нашу жизнь.
Я подошел к самому обрыву. Вокруг ни души, не нашлось больше желающих прошагать чуть ли не километр, отделявший лагерь от этого места. Передо мной без конца и края простирался океан. В голове не укладывалось, что это совсем не тот океан, который я знал раньше, не океан, в котором зародилась и развивалась жизнь на Земле, вышедшая затем на сушу, а океан – убийца. Эти, такие спокойные сейчас воды, поглотили человечество и то, что было создано его руками. Где-то в его пучинах исчезли развалины Лондона и Нью-Йорка, Токио и Багдада, как задолго до этого Атлантиды. Всесильная вода не пощадила ни Лувра, ни Кремля, ни египетских пирамид, между делом уничтожив «Джоконду», статую Давида, шапку Мономаха. И никому не дано увидеть их вновь.
Меня охватило чувство какой-то полной опустошенности, безысходности и ненужности, никчемности нашего дальнейшего существования. Какой смысл цепляться за жизнь, которая будет сплошной борьбой за выживание? Ведь мы этому давным-давно разучились. А океан вот он, рядом. Не лучше ли сразу присоединиться к большинству, а не оттягивать неизбежный конец?
Я решительно отвел взгляд от манящей бездны. Ничего себе прогулялся, подышал морским воздухом. Надо быть идиотом, чтобы в такое время оставаться одному, наедине с собственными мыслями. Я решительно зашагал к лагерю. Там меня уже разыскивал Владимир. Он торопливо подскочил ко мне и заговорщицки прошептал:
– Русланов пошел к Мюррею.
Русланов был профессором, доктором химических наук, всемирно известным ученым и широко эрудированным человеком. Он регулярно выезжал за рубеж и английский знал в совершенстве. Вот его мы и упросили переговорить с командиром.
Как рассказывал потом Русланов, Джордж был сильно удивлен, когда ученый без лишних слов выложил перед ним книгу.
– Что это? – после некоторого замешательства удивленно спросил бывший летчик.
– Книга, – на всякий случай пояснил Русланов.
– Вижу, что книга. Зачем вы ее мне принесли?
– А вы откройте, может тогда и поймете.
– Ну, открыл, – заявил Мюррей, разлепив еще не высохшие страницы. – Все равно ничего не понимаю.
– А вы прочтите хотя бы пару слов, – посоветовал ему Русланов.
– Да вы что, смеетесь надо мной? Я даже не знаю, на каком языке здесь напечатано.
– На русском, – сообщил ученый. – И не только эта книга. Мы нашли библиотеку. Там книги по физике, биологии, агрономии, медицине. Наверняка есть справочники, как строить дома, правильно хранить пищу, делать одежду и много, очень многое другое, настоящий океан знаний. И, заметьте, все эти книги на русском языке.
– Я понял, на что вы намекаете, – довольно быстро сообразил Мюррей. – Вы хотите изменения статуса русского языка.
– Если говорить прямо, то мы считаем, что русский язык обязан стать господствующим, – не стал разводить политесы Русланов.
Мюррей задумался, глядя в книгу, словно пытаясь увидеть там решение этой хитрой задачки и, наконец, сказал:
– Я не уверен, что так уже необходимо всем поголовно изучать вашу грамоту. Всё гораздо проще. Если возникнет проблема, решение которой имеется в книгах, ваш человек прочтёт остальным, что им надо делать.
– Может ещё посадить писцов, чтобы они перевели все библиотеку на английский? – не выдержав, съязвил Русланов.
– Не вижу пока необходимости. У нас полно других дел, – не уловил иронии Мюррей.
– Ох, и горазды же вы загребать жар чужими руками. Кстати, русских в лагере сейчас почти столько же, сколько англоговорящих. И их число всё время увеличивается. А вам пополнения ждать неоткуда. И находимся мы, между прочим, на русской земле. Но не это главное. Я предлагаю самый лёгкий для вас выход из сложившейся ситуации. Неужели вы думаете, будто мы настолько тупы, что с радостью смиримся с ролью обычных переводчиков. Или не понимаете, какие громадные преимущества дает нам в руки знание? Это же мощнейшее оружие. Между прочим, и в прямом смысле этого слова тоже. Думаете, найдется среди нас хоть один человек, способный изготовить порох? А в какой-то из книг об этом наверняка сказано. И описано, как изготовить простейшее огнестрельное оружие. Ваше решение, если оно будет принято, неминуемо приведёт к расколу и легко догадаться, кто от этого пострадает. Принимая во внимание человеческую психологию, нетрудно предсказать, что через какое-то время ваши соотечественники станут новыми рабами, работающими на обладающих знаниями людей под присмотром вооруженных ими охранников. Больше того, предложения такого рода уже были. Так что речь сейчас идёт не столько о языке, сколько о нашем будущем существовании. Я пришел, чтобы предложить самое разумное решение, ведущее к созданию единого общества, а не подавляющих один одного кланов.
– Мне кажется, вы несколько сгущаете краски, чтобы добиться желаемого.
– Сгущаю краски? К вашему сведению, с завтрашнего дня все разговоры между собой мы будем вести только по-русски и теперь не мы, а вы будете бегать в поисках переводчика, если возникнет такая необходимость. А она возникнет, если хотите пережить зиму.
Мюррей моментально смекнул в чем дело. Его вежливо, но решительно взяли за горло. Все работы по строительству планируются русскими. Почти все люди рабочих специальностей – русские. То есть уже сейчас они могут диктовать свои условия. А в запасе такие козыри, как книги. Похоже, его карта бита.
– Но я не могу принять важнейшее решение единолично.
– И не надо. Соберите людей. Только не говорите им ничего про угрозу раскола, пусть это останется между нами. Лучше намекните, что когда-нибудь у людей появится свободное время. И при отсутствии телевизора и компьютера только чтение сможет по-настоящему украсить их досуг. А женщинам сообщите, что «Поваренная книга» может им понадобиться в самом скором времени.
– Хорошо. Завтра мы решим этот вопрос.
– Почему завтра? Начнутся работы, люди будут заняты с утра до вечера, а сегодня они свободны, и до темноты ещё есть часа полтора. Стоит ли откладывать, если все можно решить сейчас.
И Мюррей уступил Русланову точно так же, как затем иностранцы вынуждены были уступить нашим требованиям. Конечно, не все прошло гладко, некоторые господа заявили, что они лучше застрелятся, чем будут учить варварский язык, на что Русланов спокойно заметил, что может оно и к лучшему, меньше работы будет строителям. Надо сказать, что господа, как один оказались эгоистами, и меньше работы у строителей не стало.