Остановился, похлопал себя по карманам, тяжело вздохнул. Все, что удалось обнаружить, так это золотую цепочку (неизвестно какой пробы), одну из нескольких, что остались ему в память о предыдущей жизни, да обручальное кольцо, потерявшее для него хоть какую-то ценность.
– Эх, жаль, что это не перстень, – вздохнул Меншиков, вспомнив, как Атос продал свою семейную реликвию и выручил за нее хоть сколько-то денег. – И все же, по возможности этот лом нужно превратить во что-то более реальное. Правда вряд ли за него так уж много дадут. В следующий раз, – а Федор не сомневался, что на этом его путешествия в прошлое не ограничатся, – я хорошенечко подготовлюсь. Бог с ней одеждой, а деньги иметь при себе всегда надо.
Дорога начала сворачивать, делая петлю. Меншиков остановился и взглянул.
– Что за дурак придумал, – проговорил он, понимая, что сможет пройти напрямую, благо расстояние было не слишком велико.
Он сошел с дороги и пошагал среди высокой травы, доходившей ему до пояса. Несколько раз останавливался, прислушивался. Казалось, что где-то впереди разговаривают люди. Причем беседу они вели на непонятной смеси французского и старославянского (русскими услышанные и знакомые слова у Меншикова язык, просто не повернулся бы назвать). В душе зародилась надежда, что наконец-то появится шанс, если уж не разжиться деньгами и лошадью, то хотя бы перекусить. Благо люди добрые и угостят уставшего путника идущего из Орлеана.
Меншиков миновал небольшой лес, преградивший ему дорогу, и вышел к огромному полю, засеянному не иначе рожью. Остановился. Огляделся. В дали на холме высился замок. Этакий форт, способный выдержать не одну осаду, и в котором, скорее всего, жил феодал владевший пашней. Чуть левее, от Федора, протекала река, послужившая, по всей видимости, причиной искривления дороги. До путешественника донесся шум воды. Кто-то в ней плескался. Меншиков повернул на гул и вышел на берег. Тут около камышей он наконец-то увидел людей. Трое были полностью обнажены и плескались в речке, еще трое сидели на пригорке и что-то варили. Федор принюхался и понял, что это уха. Рядом с крестьянами, а, по всей видимости, мужчины ими и являлись, лежали их косы. На пеньке, что остался от дерева, стоял кувшин.
Его сразу же заметили. Те, что купались, выскочили из воды и бросились одеваться. Другие трое схватились за косы, приготовившись к обороне. Самый старший из них, его выдавала более дорогая одежда: пурпуэн с большим врезом на груди, трико и короткие шарообразные панталоны бричес, широкие тупоносые туфли – «медвежья лапа», отделился от честной компании и направился навстречу незнакомцу.
– Кто вы такой сударь? – Полюбопытствовал он.
– Граф Француа-Анри-Поль д’Моне, – представился Меншиков, срывая с головы краповый берет и, делая реверанс. – Путешественник. Позвольте полюбопытствовать, господа, – такое обращения явно задело за живое крестьян и те отпустили косы, – кому принадлежат эти земли и тот замок вдали?
– Великому хану, – проговорил старший, съедая окончания слов, отчего услышанное напомнило Меншикову привычное: – Великану.
– Эвон оно как, – молвил Федор. – Значит здесь по-прежнему власть русского императора,
– Что вы, сударь. Замок давно заброшен. Воины Великана давно разбежались, и там по комнатам теперь гуляет только ветер. А земли это теперь наши – народные.
До поры до времени, подумал Федька, но вслух такую кощунственную мысль, озвучивать не стал. Хотелось еще пожить. Он кинул взгляд в сторону котелка с ухой. Облизнулся.
– Я голоден, господа, – нагло проговорил Меншиков, решив, что юлить в данный момент не стоит, – не смог бы я с вами отведать вашей трапезы.
Старший недовольно взглянул на него, затем перевел взгляд на товарищей. Видя, что те стоят и не знают как поступить, Федор добавил:
– Я заплачу.
– Да, что мы, не люди что ли? – Тут же молвил один из крестьян, что успел одеться. Старший утвердительно кивнул, и указал в сторону костра.
Меншиков тут же последовал в указанном направлении.
– Вот только, господа, – проговорил он, – расплатиться с вами я могу только этим.
Вытащил из кармана колечко и продемонстрировал крестьянам. Глаза у старшего заблестели, он протянул руку, но Федька убрал драгоценность в карман. Он не опасался, что такую ерунду у него отберут силой.
– Еще мне нужна лошадь. – Подумал и добавил: – Неважно какая, но лошадь. И тогда кольцо ваше.
Крестьяне переглянулись. Старший пристально посмотрел на пятерых и, указав на самого молодого пальцем, перепачканным землей, сказал:
– Жан, сбегай-ка домой да приведи Остроухого.
Парнишка улыбнулся. Кивнул. Вскочил и неспешно направился в сторону замка, под стенами которого, решил Меншиков, находилась их деревенька.
Пока его не было, старший протянул Федору деревянную ложку, кусок безвкусного хлеба.
– Приятного аппетита, сударь, – молвил и улыбнулся. И только теперь Меншиков заметил, что у него не хватает одного зуба.
Пока ждали Жана с лошадью, ели уху и разговаривали. Крестьянам очень было любопытно, кто такой д’Мане и какими судьбами он оказался в их краях. Пришлось наспех придумывать легенду, в которую, если судить по хитрой роже Щербатого, тот не поверил. Правда, как и товарищи его, внимательно слушал и не перебивал. Меншиков вдруг и сам понял, что больно у него все гладко выходило, даже стал опасаться, как бы, что лишнее не сболтнуть.
А легенда его была простая, и ничуть не уступала тем легендам, что были в ходу у разведчиков. Родился и жил граф в Новом свете. Сейчас с кораблем прибыл в Ля Рашель, и уже оттуда, через Орлеан (уж больно хотелось американцу увидеть прародину предков) отправился в Париж.
– Орлеан? – Уточнил один из крестьян, здоровенный бугай, что купался во время появления Федора, в речке.
– Орлеан. – Кивнул путешественник. – Мы же французских корней, – гордо заявил д’Мане: – отбыли в Новый свет на самой заре мореплавания. До сих пор мои родные проживают в городе – Новый Орлеан.
Меншикову показалось, что пояснение убедила здоровяка. Щербатый же только фыркнул, но так ничего и не сказал.
– А в Париж-то зачем? – Не унимался здоровяк.
– Да есть одна мечта, аж самого детства. Поступить на службу королю французскому Людовику, – Федька замялся, пытаясь вспомнить под которым номером сейчас правил монарх. – Ну, или на худой конец к кардиналу Ришелье в его славную гвардию.
– Гугенот? – вдруг спросил крестьянин, тот, что сидел напротив Федора.
– Истинный католик, – проговорил Меншиков и перекрестился.
От его внимания не ускользнуло то, что хлеборобы потянулись к косам. Какое-то предчувствие подсказало ему, что он сказал что-то не то. Но вот только что? Вполне возможно, что разорвали бы его сейчас сидевшие перед ним, да только появился Жан. Парнишка вел под узды невысокую лошадку какого-то непонятного окраса. Меншиков еле сдержал разочарование. Он ожидал одно, а получил совершенно иное. Представил, как будет восседать в своем наряде да при шпаге на этом Росинанте.
– Ну, вылитый гасконец. Шевалье д’Артаньян, – прошептал Федор.
Вытащил из кармана колечко и протянул Щербатому.
– Как и договаривались. Правда, лошадка, – Меншиков покачал головой.
– Чистокровная монгольская, – проговорил крестьянин и рассмеялся.
– Вижу, что монгольская, – молвил Федор, подошел и взял коня.
Он уже собирался вскочить в седло, как вдруг Щербатый произнес:
– Стойте, граф. Мне нужно с вами поговорить. Тет-а-тет. Давайте мы пройдемся до дороги.
– Не буду возражать.
Вдвоем они шли вдоль поля. Меншиков вел под уздцы лошадку и слушал, что ему сейчас, без приятелей говорил Щербатый.
– Вот что, мой дорогой друг. Вы мне глубоко симпатичны. И я еще помню те времена, когда кафолики и гугеноты были единым народом. Я помню, когда всем миром правил Римский император Иоанн. Да вот только те времена прошли. Поэтому и умоляю вас, не говорите ни кому, что вы прибыли из Великого Новгорода.
Федор остановился и удивленно взглянул на крестьянина.
– Не удивляйтесь, молодой человек. Я много пожил и смогу отличить московский говор от ямариканского. И не говорите не кому, что вы католик, а уж тем более гугенот. Твердите всем, что вы последователь Кальвина.
Они дошли до дороги. Здесь Щербатый остановился. Минуты две молчал. Дождался, когда Федор залезет на низкорослую лошадку и сказал:
– Как прибудете в Париж, старайтесь вести себя как можно не заметней. Сейчас там нравы еще те. И хотя с момента Варфоломеевской резни прошло много лет, спокойствия в славном городе Париже не стала. Так что если вам не удастся избежать дуэли, то деритесь, так как от этого будет зависеть ваша жизнь. – Крестьянин запустил руку в карман, достал оттуда несколько медных монет, и протянул Федору. – Это лиары. Деньги небольшие, но их хватит, чтобы купить недорогую широкополую шляпу. Это – он указал рукой на головной убор Меншикова, – хорошо в деревне, и может быть в Московии, но, ни как уж не в Париже.
– Спасибо вам, сударь, – проговорил граф, вскочил в седло и поскакал в сторону города.
Париж.
– Хозяин, – прокричал на весь зал Меншиков, привлекая к себе внимания, – еще вина.
Толстый хозяин постоялого двора, что находился на окраине Парижа, тут же возник перед посетителем с бутылочкой вина. От него пахло дорогим парфюмом, и Меншиков заподозрил, что тот так пытался скрыть запах пота. То, что хозяин не мылся, свидетельствовало его выражение лица, когда путешественник заикнулся о ванне.
– Бургундское? – Поинтересовался Федор, уже осушивший полторы бутылки этого замечательного, как он считал вина.
– Оно самое, сударь.
– Урожая 1615 года?
– Непременно.
– Тогда оставь и принеси еще цыпленка.
Толстяк учтиво поклонился и медленно, пятясь, попытался удалиться. Увы, сделать это ему не удалось, так как его тут же перехватили сидевшие за соседним столиком мушкетеры короля. Те напропалую, впрочем, как и Федор, тратили деньги. Меншиков вдруг представил, что эти четверо, получили золотые монеты не иначе от самого Людовика. Сам же путешественник вынужден был довольствоваться несколькими ливрами, но и этих денег было достаточно, чтобы снять комнату на постоялом дворе. К сожалению, пришлось расстаться с золотой цепочкой. Продешевил ли Федор, было известно только ростовщику да богу. Только ни первый, ни второй ему об этом никогда не расскажут. Сразу же, как раздобыл деньги, кинулся на поиски постоялого двора, а когда вошел внутрь, первой мыслию было, что ошибся и угодил в сортир. Воняло ужасно. Меншиков подумал, что неплохо бы подыскать что-нибудь другое, но тут вспомнил, что точно такой, же запах стоял и у ростовщика.
– Ну, и вонь, – проговорил путешественник и направился к хозяину таверны договариваться.
И вот сейчас Меншиков сидел в самом дальнем углу зала в одиночестве за столом, как можно дальше от дверей. Сюда уличная вонь не доходила. Федор опустошил вторую бутылку, наполнив глиняную кружку, и задумался. Путешественник рассчитывал, что сегодня он отдохнет с дороги. Все-таки не привычно, оказалось, ехать на лошади. Подустал. А завтра с утра, после того, как отобедает пуститься на исследования города Парижа. Он уже и план составил. В основном сооружения, которые до двадцать первого века не уцелели. Пока всего три, но каких! Королевский дворец, в котором обитали предшественники Людовика. Он еще сохранился, в чем Федор был уверен. Бастилия, в которой вскорости будет томиться – «Железная маска». Ну, и само собой Монофокон. Этакая виселица, аналогов которой в других государствах просто не было. Попытается заглянуть к собору Парижской Бога Матери, который, как утверждали математики из Москвы, только-только отстроили. Интересно было посмотреть, до какого состояния французы довели его за каких-то несколько лет эксплуатации. Залпом осушил содержимое кружки, закусил цыпленком и оглядел присутствующих. Кроме четырех мушкетеров в синих плащах с белыми крестами, что сидели за соседним столиком, в таверне было несколько буржуа, что вели мирную беседу, за каким-то дешевым вином. Монах, пожиравший огромную рыбину и господин в черном. Тот сидел за столиком у окна и явно кого-то ждал, то и дело, всматриваясь в мутную слюду окна. Неожиданно на улице заржал Росинант Федора. Меншиков вздрогнул замер, так с ножкой цыпленка во рту и взглянул на дверь. Заметил краем глаза, что человек в черном улыбнулся. Какая-то непонятно откуда-то взявшаяся мыслишка проскользнула в голове, что тот смеется над его лошадью. Сдержался, понимая, что может оказаться в роли известного гасконца. И если у того была шпага, то в ножнах Меншикова находилось нечто подобное, чем убить то человека нельзя, разве что травмировать. С улицы донесся топот, и Федор понял, что подъехала карета. Заметил, как человек в черном изменился. Чувствовалось, что он ждал именно этого. Меншиков пожал плечами, и уже хотел было предаться вину, да вдруг дверь отворила. Дворянин в черном приподнялся со скамьи. Мушкетеры прекратили спорить, а буржуа вдруг замолчали. Все смотрели в сторону двери. Там на пороге стояла шикарная дама в сиреневом платье. Ее белокурые волосы развевались, в правой руке она сжимала веер, левой прикрывала платочком носик. Меншиков не сомневался, что виной была все та же вонь. Она подошла к дворянину и сказала, словно укоряя того:
– Рашфорт, неужели вы не могли найти более подходящего места для свидания?
Дворянин, учтиво отодвинул широкополую шляпу, как можно дальше и молвил:
– Это не моя прихоть, сударыня. На все его воля.
Чья воля Меншиков мог только предполагать, одно для него было ясно, что перед ним сидел граф Рошфор. На Бориса Клюева, что исполнял в фильме его роль, он ни капельки не походил. Сидевшая напротив него женщина была, скорее всего, леди Винтер. Кому они служили, пояснять Федору было не нужно. Вот только почему-то блондинка произнесла не Рошфор, а Рашфорт.
– Можем подняться наверх, миледи, – проговорил граф, – и там поговорить.
Тут Рашфорт взглянул в окно и рассмеялся.
– Что с вами, граф? – спросила Миледи.
– Сударыня, меня насмешила вон та лошадь, что привязана недалеко с дверью в таверну.
И вот тут Меншиков не выдержал. Выпитое вино ударило в голову. Кулаки «зачесались». Он встал из-за стола и направился к Рашфорту и Миледи.
– Тот, кто смеется над лошадью, тот смеется над ее хозяином, – проговорил Федор, подходя к столу и вытаскивая шпагу.
– Я не смеюсь над вами, сударь, – сказал граф, поднимаясь из-за стола и заслоняя собой девушку. – Я готов принести извинения, если мои слова обидели вас.
– Я вызываю вас на дуэль, господин весельчак, – произнес Меншиков и пошатнулся.
– Э, да вы пьяны, сударь, – вздохнул Рашфорт, повернулся к девушке и проговорил: – Ступайте, сударыня. Я улажу возникшую проблему и присоединюсь к вам.
Девушка тут же выскочила в дверь. Между тем Меншиков попытался сделать выпад. Граф сделал шаг в сторону и тот, пролетев мимо, упал на стол. Стоявшее вино опрокинулся и облил его красным вином. Огромное пятно выступило на его свитере. Шпага сломалась, а сам Федор потерял сознание.
– Хозяин! – Прокричал граф Рашфорт.
Тот появился незамедлительно. Оглядел беспорядок. Повздыхал и взглянул на дворянина.
– Помогите мне этого безумца доставить в его комнату.
Толстяк вздохнул, но увидев блеснувшую в руке графа серебряную монету, тут, же подхватил незадачливого бузотера и потащил на второй этаж. Рашфорт поднял шпагу и расхохотался.
– Какой конь, такая и шпага.
С этими словами он проследовал за толстяком. Догнал граф обоих уже в комнате. Хозяин закинул Меншикова на кровать и позвал служанку. Та вошла в комнату, предварительно, попросив графа ее пропустить. Взглянула на пятно на свитере и чуть не потеряла сознание.