А ведь это проскользнуло в один миг, когда он впервые подсел к Китти, – помимо, конечно, того плавно-ленивого жеста, которым она держала ручку… Да, он вспомнил теперь: одно только мгновенье, секундное узнавание и снова всё забылось, как будто не было. «Мы с вами, случайно, раньше не встречались?» – насмешливо спросил он, отодвинув соседний стул. Китти смерила его долгим формальным взглядом с оттенком любопытства, наконец ответила: «Думаю, нет, господин Шержведичев». «Тогда самое время исправить», – рассмеялся он.
Сигарета закончилась. Феликс оглянулся на пятно сарая, едва различимое в свете дальних фонарей, вошёл.
Китти уже спала, свернувшись клубочком, словно ей было холодно. В сарае, впрочем, и впрямь было не слишком тепло, а жакет она сняла, чтоб положить под голову. Феликс помедлил, снова вышел наружу.
Внутри машины обнаружилось просторное, хоть и грубоватое покрывало. Вернувшись с ним, он осторожно, чтоб не разбудить, накрыл Китти. Свет от поставленного ими в углу фонарика давал немножко рассмотреть, и Феликс заметил что-то странное, с металлическим блеском. Он потянулся, чтоб выудить пистолет у неё из-под головы. Ладонь резко хлопнула его по руке.
– А вот это не надо, – Китти открыла глаза. – Я сейчас нервная, могу сразу перейти к крайним мерам.
– Неужели не поймёшь, что это я, – хихикнул он.
– Могу и не успеть.
– Ладно-ладно…
Он отошёл на другую сторону сарая, когда Китти обернулась и чуть приподняла покрывало:
– Ложись, тут достаточно места.
– Просто ложиться? – он присел рядом.
– Феликс, я не спала трое суток.
– Я ж не всерьёз.
У него самого в голове кто-то раз за разом порывался дёрнуть рубильник и всё отключить. Уже устроившись и накрывшись, он вдруг вспомнил:
– Да, а где ты была все эти дни?
– Лучше не спрашивай, – сказала Китти в темноту.
26.
– Всё это очень дурно пахнет.
Вислячик внимательно выслушивал его, поминутно и не очень осмысленно кивая.
– Если верить тому, что мне сказали, то ещё ночью они оставались, может, не в городе, но где-то поблизости. А к утру… что, к утру – и след простыл. Ищи их теперь по всем путям-дорогам…
– Недоглядели, недоглядели… – снова кивнул Вислячик.
– Главным образом, конечно, Клементинов. Не знал бы его лично, даже подумал бы, что подыгрывает им, – он улыбнулся. – Он слишком солдафон для этого.
– Да… – протянул Вислячик. – Так посмотреть, может весьма нехорошо для нас обернуться.
– Это точно. Особенно для тебя.
– А почему для меня особенно? – тот сразу насторожился и подобрался.
– Ну как же! Кто у нас, главным образом, вёл переговоры? Разумеется, главный мастер дипломатии, Сергей Вислячик.
– Но подожди… Подожди, я ведь просто выполнял твои указания. Я…
– Рекомендации, только рекомендации.
– Рекомендации, да. Но ведь идея изначально была твоя! И процесс… во многом был на тебе…
– Да, правда? А я и забыл уже… Надо у ребят спросить – может, они помнят, хотя это не факт, конечно, совсем не факт. Вот про тебя точно все вспомнят, – он одобрительно похлопал Вислячика по плечу. – Да и разговорчики… телефон у нас записывает опять-таки… Ну да неважно.
Тот смотрел оторопело. Тихо – видимо, невольно вырвалось – проговорил:
– Зачем ты?..
– Зачем не заверил с печатью, что идея была моей? Потому что дурак и недальновидный… Что ж с меня возьмёшь.
– Нет, я не об этом! Может, что-то надо… – он с невинным непониманием взглянул на Вислячика. – Может, я могу здесь чем-то помочь?
– Воот, вот это правильный подход, – одобрительно кивнул он. – Ты очень можешь помочь и, я бы даже сказал, в сложившихся обстоятельствах – должен.
– Нужна моя материальная поддержка? – сразу просиял Вислячик. – Да?
– Ну что – материальная поддержка! – раздражённо отмахнулся он. – Вот люди, всё сразу в деньгах мерить, всё в деньгах! Как так можно…
– А что тогда? – Вислячик взволнованно и внимательно уставился на него.
– Тогда – вот что, – он аккуратно притянул к себе Вислячика и заговорил вполголоса. – Ты должен сделать так, чтоб ушёл Клементинов. Разумеется, через госпожу Мондалеву. Он, почитай, в высших кругах, поэтому без высочайшего волеизъявления госпожи Мондалевой его не уйдут.
– Но… это ведь ты и сам можешь сделать.
– Нет-нет, мне никак нельзя, – он добродушно покачал головой. – Я не настолько близок к этой сфере, чтоб вдруг проявлять рвение… К тому же, что касается Клементинова, то меня можно заподозрить и в личной неприязни: он плохо отзывался обо мне, и вообще… не будем поминать прошлое. А вот ты человек в этом плане незаинтересованный.
– Да, – пробормотал Вислячик, – но…
Повисло молчание.
– Что? Боишься, что ли? – он рассмеялся. – Что он тебе из отставки-то сделает.
– А если не будет отставки?
– А ты сделай так, чтоб была. Не знаю… придумай повод, по которому тебе было бы естественно к ней обратиться, найди убедительные аргументы… Ты ведь мастер!
Вислячик окончательно сник, но всё же кивнул.
– Ну вот и отлично, значит, договорились, – с улыбкой заключил он. – Хотя, конечно, материальная поддержка тоже никогда не помешает.
27.
Казалось, течение принесло её из далёких вод – таких далёких, что здесь о них не помнили. Лодка чуть покачивалась на волнах, нос устилали охапки цветов – лютиков, вербены, лаванды. Поверх угловатой аркой проплыл мост; над ним же, на берегу, вставали дома: чёрные против солнца шпили тянулись в небо, башенка с часами разливала летящий перезвон, будто перекликалась сама с собой; город протягивался с обеих сторон, звал пристанями и площадями, на которых разгуливали люди. Они не узнавали пока пришелицу, и она была рада, что здесь инкогнито.
Площади и башни манили к себе, но лодка ушла дальше по течению и прибилась к песчаной отмели под крутым склоном. Она вышла из лодки; птицы слетели с её руки, подхватили венчики цветов и устремились вперёд, предвещая её появление.
Наверху разлёгся парк, и было людно, будто на ярмарке. Здесь ходили в масках и нелепых карнавальных костюмах, вращались вокруг огромного солнца-колеса, будто не в силах сойти с пути: ослы с клешнями крабов, жабы с огромными молотками в крепких руках, ощерившиеся пасти гиен, чьи глаза были замотаны изолентой. Многие прятали что-то под широкими полами одежд, некоторые перебрасывались, играя, хрустальными шариками, в которых тлели чужие миры, иные заводили всё одну и ту же песню, вдруг замолкали и с новым кругом колеса начинали вновь. Большинство же копошилось в грязи, будто и в самом деле надеялось найти там что-то желанное.
Маски и костюмы, заметила она, не собственные, взяты напрокат. Те, кто уходят, оставляют здесь шелуху, и новые, новые рядятся в те же обличья. Интересно, какая маска у неё…
Она остановилась у врытого в землю бездонного бочонка, заглянула через край. Меж досок плескалось переливчато-красное – вино или, может, вишнёвый сок… Одна из птиц, пролетев, обронила туда лютик, и жижа сразу обратилась в прозрачнейшую воду, что только чернела далеко в глубине. Вода отразила лик: гладкая белая маска без признаков и черт, такую должны носить те, кто слышит тончайшие струны и не имеет права забить их голос своим.
Но этого они не услышат, поняла она, глядя на клокочущую массу. Можно взывать раз за разом, чертя по воздуху огненные письмена, можно раздарить по искрам собственное сердце, – всё будет не то… Нет, им нужна совсем другая музыка.
Поодаль от самой гущи, под прикрытием солнца-колеса стояла палатка торговца. Его зелёный кафтан по-кошачьи поблёскивал в сумраке под навесом и навевал воспоминание о другой зелени…
«Глину взял ярмарочный торговец – продавец чудес, что на поверку оказывались ловкими и искусными поделками. Обманывая, он говорил правду и, не переставая хитрить, дарил надежду, а потому выбирался из любых неурядиц и, когда проходили невзгоды, вновь всплывал лукавым маяком».
Она подошла к палатке, положила на прилавок белую личину.
– Мне нужна другая маска.
Торговец улыбнулся с хитринкой, в глазах его бегали тревожные искорки.
– Зачем вам маска? Лучше этой дудочки всё равно не найдёте.
Она взяла в руки предложенное – белую лёгкую дудочку с аккуратными прорезями и тонким завитым узором. Внутри неё, темнее ночи, будто отливал чёрным металл.
Она снова посмотрела на торговца: маску тот сразу убрал за прилавок.
– Скажите, а это не вы первый владели колдовской глиной?
– Я, – довольно кивнул тот. – Точно я.
– И где же она сейчас?
Тот улыбчиво и уклончиво повёл головой:
– А это уже другая услуга… Впрочем, можете отдать взамен ещё что-нибудь: к примеру, ваш мел или этих чудесных птиц…
– Ладно, – она отвернулась от хитреца. – Я сама узнаю.
Там, заметила она, посреди пёстрого балагана золотился фонтан. Струи его взлетали и опадали вниз, осыпая брызгами высокий массивный трон, но место славы пустовало.
Незримая, она прошла и взобралась на самый верх, где лишь едва брызги касались её рук, и попробовала три такта.
Толпа смолкла. Они оборачивались с распахнутыми глазами, и ноздри их шевелились, уловив новое, необъяснимое и невольно волнующее. Они сгрудились вокруг фонтана: некоторые щёлкали пастями и тут же припадали к земле, другие смотрели очарованно, готовые по приказу идти хоть на край света… И теперь она видела, что под костюмами и масками скрывается всё одно и то же.
Крысы. Софи была права.
Что ж… Она улыбнулась и заиграла свою мелодию. Брызги фонтана наполнились новой силой и устремились вовне могучим потоком. Небо же наверху застили тучи: пусть пойдёт дождь, величайший дождь всех времён и народов. Он очистит это место.
Могучее и спокойное, ползло ещё солнце-колесо…
Лаванда открыла глаза: всё это заняло не больше пяти минут. Она приподнялась, взглянула в окно.
Дальние здания уже скрадывал туман. Тучи сошлись наверху, не оставив просветов, и начинал капать медленный крупный дождь. Она знала, он зарядил надолго.
Гречаев запер квартиру изнутри, повесил на крючок промокший плащ. От дверей машины до дверей дома – два метра, но ливень припустил такой, что хватило и их.
Из коридора на него вылетели два маленьких смерча (один с косичками).
– Папа, папа! А правда, что истории больше не будет?
– Нуу… Не совсем, – осторожно ответил он.
– Ураа!
Оба умчались обратно в комнату.
«На самом деле, ещё много чего не будет, – мог бы добавить он. – Но неважно: к нам это всё равно не имеет отношения».
Кое-что начинало беспокоить – отдалённо пока, как бы между прочим. Но, что бы ни случилось, это никогда не коснётся этих двоих, никогда не коснётся Ольги. За это он мог поручиться.
Ольга, миловидная женщина с мягкими чертами лица – в юности она чем-то походила на госпожу Мондалеву – сидела у телевизора, вся поглощённая вечерними новостями.
– Ну, что рассказывают? – осведомился у неё Гречаев.
– Представляешь, на городской пруд слетелись чайки!
– Неужели?
– Да. Говорят, они прилетели с севера, и теперь им как-то надо ужиться с тамошними лебедями, – Ольга обернулась, удивлённо покачала головой. – Никогда такого не было. Что же будет зимой…
28.
Дорога впереди бежала ровно и уверенно, и было светло. Они двигались в стороне от основной трассы, но та мелькала то и дело по правую руку и не исчезала совсем из виду.
– Когда определимся с местом, – подал голос Феликс, – попробуем выйти на публику?
– Вряд ли. Без тех бумаг нет смысла начинать, – Китти задумалась было над чем-то, но тут же снова сосредоточилась на дороге. – Надо будет найти потом какие-нибудь зацепки. Чтоб это хоть как-то приняли всерьёз.
Феликс усмехнулся:
– А так? – с торжествующим видом он выложил бумаги поверх бардачка.
Китти лишь слегка скосила взгляд и замолчала на время – казалось, прокручивая тем временем в голове всё, что она о нём думает.
– Когда успел? – спросила она затем только.
– Ты же давала на пару дней. Сделал уж две копии, какая сложность.
– Где вторая?
– Дома. Специально на тот случай, если бы в машине была не ты, – он продолжал всё с той же усмешкой смотреть на Китти. – Согласись, если б меня пристрелили, хорошо было бы иметь хотя бы запасной комплект компромата.
Китти резко затормозила.
Некоторое время она просто молчала, сжав пальцами руль. Феликс тоже замолк.
– Так, давай сразу, пока недалеко, – заговорила Китти, глядя перед собой. – Ты понимаешь, что, если теперь попадёмся, одной ликвидацией может не обойтись?
– Да понимаю, конечно, – пробормотал Феликс.
– Нет, не понимаешь, – она смотрела на него в упор тёмными, почти чёрными глазами. – Хочешь, я тебе скажу? Ты просто изнеженный капризный мальчик, которого никогда даже не били по-настоящему. Ты понятия не имеешь.
– Будто бы ты имеешь, – Феликс смущённо отвел от неё взгляд.
– Чуть больше, чем ты.
Она молчала о чём-то своём, и молчание это было темно и густо, от него веяло холодом – словно от кого-то, кто пришёл однажды с той стороны, хотя все давно позабыли, как и когда.
Будто ничего и не было, Китти взглянула на бумаги:
– Но вообще спасибо, что ты их скопировал. С ними, конечно, будет легче.
Выпускной был в самом разгаре. Феликс уже накружился среди тех и других, перекинулся хоть словом – а то и куда больше – с каждым. Шампанское немного ударило в голову, залы плескались в обрывках фраз и огненно-золотистом свете, и можно было почти забыть, что за окном уже совсем счернело, что все каналы телевидения гремят о «процессе трёх» (такое новое слово «госизмена»), а «рассадник» давно взят на заметку, а значит, к выпускникам будут особо внимательны. К тому же по-прежнему оставался один вопрос. Теперь, когда эйфория поутихла и начинала выгорать, Феликсу снова становилось не всё равно, каков ответ.
Китти стояла в разношёрстной компании полузнакомых личностей – кто-то с параллельного потока, несколько бывших вечерников, приятели приятелей – и поддерживала светскую беседу: в изящно изогнутых пальцах – бокал шампанского, на губах – приторно-милая улыбка; красное платье и распущенные волосы по случаю торжества, ни дать ни взять девушка с глянцевой обложки. Феликс тихо окликнул её. Будто случайно, не меняя выражения лица, она обернулась (глаза абсолютно трезвые).
– Поговорить бы надо.
– Иди наверх, – проговорила она так же тихо и даже отвела на всякий случай взгляд. – Я сейчас буду.
Наверху простирался длинный пустой коридор, по одной из стен тянулись тесно пригнанные, чуть замызганные зеркала. Дальнее окно было зарешёчено, но пропускало поток воздуха внутрь. Феликс прошёлся до него и обратно к двери, остановился где-то посередине. Порылся в карманах. Нет, он не будет сейчас курить, ну правда ведь, можно подождать. Не так уж и долго… Пальцы нащупали металл зажигалки, машинально завертели её.
В соседнем зеркале наконец возникла Китти.
– Я здесь. Чего ты хотел?
В грубом и ярком свете поубавилось глянца, и теперь было заметно, что вид у неё усталый.
– Я думал, что потом.
Они не поворачивались и смотрели только на отражения друг друга.
– Что дальше, – повторил Феликс.
– А почему ты спрашиваешь меня об этом? Разве я оракул? Или знаю больше, чем знаешь ты?
– Не, ну то, что ничего не знаем мы оба, это понятно, – Феликс насмешливо улыбнулся. – Ещё бы, отправляться в большое плаванье в самый шторм. Не исключено, что завтра нас расстреляют, и все вопросы исчезнут сами собой.
– Это было бы слишком просто, – остановив взгляд ниже по стене, проговорила Китти. – Думаешь, что мы уже на краю? Нет, мы только будем идти туда, шаг за шагом. И не выдумывай, – она вновь подняла глаза на отражение Феликса. – Не выдумывай, что это так легко. Дальше всё будет хуже и хуже.
– Я не стану с тобой спорить, хранитель теней, – Феликс развернулся и нарочито небрежно прислонился к стене. – Но что насчёт нас?
– Насчёт чего именно? – она продолжала невозмутимо смотреть в зеркало.
– А так непонятно?