Бледный желтоватый свет лампы разгонял тени по неровным стенам тоннеля, но чернота впереди всегда оставалась непроницаемой. Дышалось достаточно легко, но сырость и холод камня чувствовались в каждом глотке воздуха. Вдоль стен иногда попадались черные провалы: комнаты отдыха, бывшие склады, иссякшие жилы. Вскоре, каменный пол под ногами накренился вниз. Свет лампы вырвал из тьмы лебёдку, а за ней – рельсы и пустую тачку. Настало время длинного спуска. Воздух вокруг похолодел, а тьма сгустилась и стала плотнее. Гэрри изрядно подмёрз. Смахнув с виска капельку холодного пота, он постарался взять себя в руки.
«Это всего лишь пустой штрек. Старый пустой штрек. Здесь только я и гном. И больше никого.» – думал Гэрри, слушая беззаботный свист Хмелька, который звучал слишком неправильно для этого угрюмого места. Рельсы кончились, и напарники достигли развилки. Три тоннеля вели к трём различным месторождениям. Левый был завален почти два года назад, став братской могилой для двенадцати рудокопов ещё до появления проклятия. Центральный тоннель иссяк несколько месяцев назад. Прошлая бригада, которая до этого работала здесь, вернулась только частично. Гэрри с ужасом вспоминал ту пару поседевших безумцев, лопочущих бессвязный бред на непонятном языке. Именно они работали последними в штреке номер тридцать три. Ну и, наконец, правый тоннель. Одна из самых богатых жил во всем руднике. Над круглым входом висела кривая деревянная табличка, гласящая: «Осторожно, возможны обвалы». Очень воодушевляющее предупреждение!
Вздохнув и кинув прощальный взгляд назад, Гэрри двинулся вслед за Хмельком. Тот уже порядком обогнал товарища, не переживая на тему кромешной тьмы вокруг. Гномы прекрасно ориентируются под землёй и лучше видят в темноте. Не то, что «криворукие человеки». Вновь начался спуск. Вдоль стен потянулись укрепляющие столбы, потолок запестрел балками, и вскоре они достигли пункта назначения. Месторождение представляло из себя пятёрку небольших пещер, объединённых одной покрупнее, в которую вёл единственный тоннель. Все пять пещер вели к разным забоям, полным как убогими рудами, так и богатыми. Но, так как рабочих рук не хватало, Гэрри и Хмелёк работали в пещерке номер пять – самой дальней от входа. Уже на месте Гэрри скинул сумку, размял ноющую спину, заправил лампу и, повесив её на штырь в стене, начал копаться в сумке.
– Эй, Трутень, чего потерял?
Хмелёк, освободив плечи, делал зарядку, причём очень странную. Напоминало это что-то среднее между танцем и дракой с невидимым противником.
– Хочу позавтракать.
– Вот это я одобряю! – хмыкнул гном и, гаркнув, скорчил страшную физиономию. Во время его зарядки работали не только конечности и корпус, но также и лицо.
– Ху! Нормальной хоть еды собрали? Ха!
Гэрри кивнул и протянул гному кулек с пайком. Внутри оказался черствый хлеб, пара ломтей кровяной колбасы, плесневелый сыр и два варёных яйца. Завтракали молча. Запив трапезу крохотными глотками воды, напарники стали готовиться к работе. Достали кирки, каски, молотки и жестяные миски с ситом.
В углу с прошлой смены стояли большие деревянные ящики, пока что пустые. В то время, как Хмелёк скинул шахтёрскую куртку и оголил волосатый торс, Гэрри, наоборот, покрепче запахнул свою и повязал на лицо шарф. На головы они надели жестяные каски с нишей для свечи и скатом под воск. В них вставлялись специальные свечи из аллор-воска, которые горели до шести часов. Надев перчатки и взяв кирки, напарники приступили к работе. Мерный ритмичный стук железа о камень был привычен слуху Гэрри. Это его успокаивало. Летела крошка, откалывались куски, иногда ценные, но чаще всего просто галька. Тело постепенно согревалось, мышцы наливались силой и беспокойство отступало. Спустя час Гэрри подлил масла в лампу и сел на пол.
– Я немного попишу, не против?
– Валяй! – кинул гном, не оборачиваясь.
Гэрри достал из сумки маленький дневник в кожаном переплёте, который однажды выиграл в карты. Дневник был хорошим – в корешке имелось отделение под перо и ёмкость под чернила с узенькой крышечкой. Грамоте он обучился, ещё будучи ребёнком в Сигнаритской приходской школе, куда ходил с младшей сестрой и старшим братом. В прошлом Гэрри не подмечал в себе склонность к писательству, но, проведя четыре года в заключении, привил себе эту привычку. Порой помогало не свихнуться.
Гэрри, как всегда, сперва пролистал дневник. Натолкнулся на автопортрет. С жёлтых страниц на него смотрел слегка угрюмый тип с правильными чертами лица. Широкий лоб, высокие скулы, узкий подбородок. Ровный нос и пристальные глаза. Да, рисунок получился хороший, достоверный. Разве что теперь стоило бы дорисовать мешки под глазами, длинные вьющиеся волосы и короткую бороду с усами ржавого цвета. А в остальном – копия.
– Эй, Трутень!
Гэрри моргнул и встряхнул головой.
– Ну-ка, подай мне воды. В жерле совсем пересохло!
Гэрри кивнул и потянулся к бочонку с водой. Напоив потного гнома, он вернулся к дневнику и перечитал последние записи. Он не вёл подробного отчёта – так, записывал забавные происшествия, свои мысли и то, что казалось ему интересным. Запечатлеть часть своей жизни казалось Гэрри заманчивой идеей. Перечитать всё это в старости и усмехнуться былому. «Ну, а как же Хмелёк? – подумал Гэрри, глядя на работающего гнома. – Надо бы и про него черкнуть пару строк на память!» Гэрри извлёк перо и окунул кончик в ёмкость с чернилами.
«Маггот, по кличке Хмелёк. Рост пять футов, три дюйма. Вес навскидку – двести двадцать фунтов, но может быть, и все двести пятьдесят».
Гэрри взглянул на широкую волосатую спину гнома и подумал о том, что по контрабандистской привычке описывает товарища, как товар.
«Маггот низок, кряжист и бородат. Глаза у него маленькие, но умные, ярко-голубого цвета. Борода длинная, прямая и русая с огромными завитыми усищами. Хмелёк – мой первый настоящий товарищ на рудниках. Или, может быть, друг? Не знаю, как судить – у меня никогда не было друзей. Но ему я доверяю, он не предаст. Он – как кремень. Нет, не так (зачеркнул), как камень. Крепкой горной породы. Острый, бугристый, покрытый мышцами. Прямой и твердолобый. Многим он кажется сварливым. Наверняка все гномы сварливы. Но на самом деле Хмелёк не такой. Под землёй все – суровые, серые, твердые. Но на поверхности, там, где солнце, Хмелёк другой. Я, к своему стыду, признаю, что однажды следил за ним. И как-то раз я видел Хмелька одного в пуще меж сосен. Он сидел на пеньке и кормил белку остатками своего пайка. Поглаживал зверька толстыми огрубевшими пальцами и тихо пел себе под нос. А когда белка доела и убежала, он просто продолжал сидеть и улыбаться заходящему солнцу, болтая короткими ножищами, словно ребёнок. Признаюсь честно, я чуть слезу не пустил. И когда стал уходить, то всколыхнул ветку. Хмелёк сразу же вскочил, насупился, стал орать – кто здесь?! А я стыдливо сбежал. Наверное, если бы вышел – Хмелёк меня там бы и придушил…»
– Трутень, ау, я с кем разговариваю?!
Гэрри опустил блокнот, а прямо над ним всплыла бородатая, испачканная сажей, физиономия.
– Битый час тут уже ору, а ему хоть бы хны! Клянусь Титанами, мне стало интересно, чего это ты там постоянно калякаешь?
Хмелёк неожиданно вырвал дневник из рук Гэрри и уткнулся в него носом. «Ну всё, кранты! Сейчас прочтёт и оторвёт мне башку!» – подумал Гэрри, с опаской глядя на бубнящего Хмелька.
– Вот это да… – протянул гном, подняв глаза на Гэрри. – Я же говорил, у тебя руки из задницы растут!
Хмелёк захлопнул дневник и кинул его владельцу.
– У вас, людей, и так язык дебильный! А твои каляки так вообще разобрать невозможно. Тьфу!
Гэрри тихо выдохнул. Интересно, а откуда гном вообще знает семирийский? И умеет на нём читать? Он никогда не рассказывал, откуда он, и как сюда попал, но, судя по тому, что Гэрри слышал, Хмелёк отбывает на рудниках уже больше тридцати лет. Его тут все знают.
– Я говорю, осёл ты глухой, что лампа вот-вот погаснет! Замени давай. Не люблю работать в потёмках.
Гэрри послушно поднялся, убрал дневник и подлил масла в лампу.
– Может того, порубаем? – гном уселся возле большого валуна и развалился на нём, словно это был гамак.
– Можно и поесть.
Гэрри извлёк из сумки воду, свёртки с едой, разложил все. После перекуса Хмелёк, всё также вальяжно развалившись, закурил трубку. Курить в шахтах было запрещено, но только не для Хмелька. Гэрри нравилось, когда гном курил. Сладковатый запах табака и вьющиеся кольца дыма напоминали ему о свободе.
– Чего ты сегодня тихушный такой? – поинтересовался гном, выпуская облако дыма.
– Да так… Никак не могу выкинуть из головы эту болтовню о проклятье.
– Мол, штрек номер тридцать три – дурное место?
– Ага.
– Фи! Нашёл, чего бояться. Не дрейфь, салага! Пока с тобой дядя Хмелёк – ни одна пакость к нам не сунется. А коли сунется, я ей как дам разок меж рогов – до самых недр земли покатится, хе-хе.
В доказательство Хмелёк продемонстрировал пудовый кулак.
– Надеюсь.
Гном выбил трубку и закряхтел:
– Вроде и работать надо, а чего-то так не хочется.
Гэрри пожал плечами, после чего аккуратно поинтересовался:
– Слушай, Хмелёк. А как ты думаешь, куда пропадают люди?
– На волю сбегают! – хихикнул гном. – А вообще, кирка их разберёт. Но здесь точно не всё ладно. Я это кожей чувствую. Слыхал про Чёрного Шахтёра?
Гэрри помотал головой.
– Ну, тогда слушай, – гном прочистил горло. – Работал здесь когда-то один каторжник Шульберд. Знавал я его лично. Так себе был тип. Тихий вроде, неприметный. Но пакости исподтишка строил, крысёныш. Забивал людей киркой до смерти, после чего присваивал себе их вещи. А тела прятал. Ну, сам же понимаешь, здесь каторжников много. Попробуй узнай, кто мерзость творит. Ну, мы и узнали. И по-тихому его, того… тюкнули. Тело в итоге сбросили в пустую шахту и обвалили её. Мол, так само по себе вышло. Воцарилась у нас тут опять тишина да покой. Вот ток аукнулось всё это дело через много лет. Люди опять стали пропадать. Мы уж думали, новый, что ли, злодей завёлся? Вычисляли… А потом случился обвал. Там, наверху, даже разбираться не стали. Обвал и обвал – здесь такое бывает. Только выжил там паренёк один, правда, умишком тронулся. Лепетал всё про старого шахтёра в лохмотьях. Пришел этот шахтёр к ним из ниоткуда прям перед самым обвалом. И говорит: «Милок, подай старику воды». Ну, тот малец и вышел к нему с бурдюком. А тут, бац! Слышит – грохот! Оборачивается, а весь забой завалило вместе с бригадой. А старик улыбается, за воду его благодарит. И, мол, у старика того двух зубов передних нет. И бородка такая плешивая. Тот малец бросился к завалу, забился в истерике. Орёт – зови на помощь, там люди! А старик лишь смеётся. Малец рассвирепел, подлетел к нему, схватил за грудки. Мол, что же ты, хрыч старый, кудахчешь, тут же люди погибли! А тут глаза старикашки как засверкали светом жёлтым, нечеловеческим таким. Перестал он лыбиться, да прошипел парнишке в лицо: «Они свою участь сами заслужили!». А потом исчез. В воздухе растворился и напоследок из соседнего забоя ещё разок глазищами жёлтыми зыркнул. И всё. Не видели больше этого старика. А парнишка тот спустя месяц в старую шахту прыгнул да разбил себе башку о камни.
Хмелёк умолк, задумчиво глядя в никуда. Гэрри почувствовал, как по коже пробежала волна мурашек. Вокруг висела тягучая тишина, и хотелось прервать её хоть каким-нибудь звуком.
– А что дальше-то? – тихо спросил Гэрри.
– Дальше? – встряхнул головой гном. – Дальше люди стали пропадать. Вот мне только до сих пор одна вещь покоя не даёт.
– Какая?
– То, что Шульберд наш, покойный, тоже без двух зубов ходил. А теперь – угадай-ка сам, в каком штреке мы его тогда похоронили?
Гэрри не ответил. Вокруг словно потемнело и похолодало.
– Эхэй, Шульбееерд!
От неожиданно громкого крика Гэрри вздрогнул всем телом. Гном, сложив руки рупором у рта, набрал полную грудь воздуха:
– Вылезай, дурень старый, я тебе, крысе, ещё раз башку отвинчу!
– Башку отвинчу, башку отвинчу, башку отвинчу… – вторило эхо, гуляя по тёмным шахтам.
Гэрри подождал, пока эхо утихнет. Затем пристально вгляделся в темноту. Ничего. И никого. Страх сменился гневом.
– Хмелёк, твою мать, ты какого чёрта творишь?! – рыкнул Гэрри, оборачиваясь к гному, но рядом никого не было.
– Хмелёк? Эй, Хмелёк, завязывай! Хватит, не смешно!
Неожиданно погасла лампа. Мир вокруг Гэрри погрузился в кромешную тьму. Он вжался в стену. В груди гулко стучало сердце. Тут чьи-то руки схватили его за горло и сдавили стальными тисками.
– Ма… – просипел Гэрри, отбиваясь от невидимого врага и скребя ногами по полу.
Грудь горела, воздуха мучительно не хватало. Он понял, что сейчас потеряет сознание. Вдруг его отпустили. Гэрри упал на пол и хрипло закашлялся. Рядом послышался кудахтающий смех. Загорелась лампа, разгоняя тьму. Её держал хохочущий во всю глотку Хмелёк. От смеха он даже пополам согнулся, утирая слезы:
– Как… Как ты мог поверить в этот бред?!
Гэрри, продолжая кашлять, привстал на четвереньки и обжёг Хмелька взглядом. Рука сама потянулась к спрятанной за поясом заточке, но Гэрри вовремя себя остановил. Это был розыгрыш. Всего лишь шутка. Нормальные люди за такое не убивают. А он нормальный!
– Ох… ха-ха… ох… ладно, человечек, прости. Но я не мог тебя не разыграть. Это было выше моих сил!
Гэрри бухнулся на пол, налил себе полную чашку воды и залпом осушил её. Гном на цыпочках дотянулся до ниши, повесил лампу и подошёл к другу.
– Не серчай. За тридцать лет надо учиться как-то развлекаться. А то крыша совсем тю-тю. Ну? Обиделся?
Гэрри, соврав, помотал головой. Хмелек потрепал его по голове.
– Ладно, с меня вечером бутыль красного. Так сказать, залить вину.
Поплевав на руки, гном взялся за кирку и двинулся к залежам.
– Ты, если хочешь, поспи. Я тут закончу. К ужину разбужу!
Гэрри кивнул, хотя Хмелёк этого уже не видел. Он достал из сумки шерстяное одеяло, нашёл камень поровнее и, прислонившись к нему, завернулся по шею. Хотелось плакать. Но Гэрри проглотил ком в горле и попытался представить родную деревушку на берегу моря. Деревянные домики. Чайки. Они с братом, сестричкой и отцом идут рыбачить. Отец ещё жив, брата не поглотило море, а сестру не забрали люди из Ордена. И яркое солнышко играет в его рыжих волосах. Картинке мешал только равномерный стук откуда-то со стороны. Но так даже лучше. Этот звук убаюкивал.
Хрясь. Хрясь. Хрясь…
***
– Эй! Трутень! Ау, тебе говорю! Вставай, проглоти тебя земля!
Кто-то сильно тряс его за плечо. Гэрри разлепил глаза.
– Ну, наконец-то! Ты, человечек, не поверишь!
Гэрри попытался вспомнить, где он. Ещё секунду назад он был мальцом и ужинал в своем доме наловленной днём рыбой. Отец рассказывал о хорошо идущих делах, старший брат под смех сестрёнки пытался подлить ему в тарелку компот, а Гэрри не помнил, когда он последний раз был так счастлив. Перед глазами в бледном свете мельтешило бородатое лицо гнома. Гэрри ещё никогда не видел Хмелька столь взволнованным.
– Чего случилось-то? Время ужинать?
– Да забудь ты о своём брюхе хоть на время!
«Уж кто бы говорил», – подумал Гэрри.
– Я нашёл его! Не зря я просился в эту Титанами забытую шахту! Нашёл! Ты представляешь?! Ух, заживём теперь!
– Да кого? Кого ты там нашёл? – прохрипел Гэрри, отползая от гнома.
– От, дурная ваша раса! Руний я нашёл, кого же ещё.
– Руний?
Гном посмотрел на Гэрри, как на идиота. Затем покачал головой, попричитал себе под нос на кабутвурде и вытянул кулак. Хмелёк разжал пальцы, и Гэрри увидел несколько кусочков золотисто-серебристого камня, каждый с фалангу пальца, не больше.