Подскочивший Тимур затормошил Мишку за плечо:
– Миш! Миш! Ты как?!
Мишка поднял голову, из глаз катились слёзы:
– Девочку жалко. Она любила его. Смотри. – Он завернул левый рукав свитера, на руке был виден слабый след укуса. – Она даже не пыталась руку грызть. Прыгнула, чтоб умереть вместе с ним.
Добравшись до базы, Мишка с Тимуром завели один из бульдозеров, и ещё пока не сильно разбушевалась метель, вытащили ГАЗ-66 из оврага, и нашли утерянный паук.
Сейсморазведка
Мишка колдовал над стендом, закрепив на нём датчик ускорения.
– Блин. Достали эти датчики. Вроде и эпоксидкой платы залиты, крышка самого датчика через резиновую прокладку ставится и затягивается, но всё равно весной и осенью влага в них попадает, и двадцатидвухтонные установки, как лягушки скакать начинают.
– Миш, ты опять бездельничаешь?! – Произнесла козлобородая, очкастая, голова начальника партии, просунувшись в открытое окно.
– Рисковый, ты всё же мужик, Серёга.
– Чёй-то?! А! Да! Я такой! – Осклабилась в улыбке голова начальника.
– Я ведь человек нервный, санаториями-профилакториями не избалованный, могу на источник неожиданного крика и датчиком швырнуть. А он полтора кило весит. Кстати, если уж пришёл. Ты приказ нацарапал уже? На сколько на этот раз меня нагрел?
– Сволочь. Я к нему по делу, а он членовредительством угрожает. Какой приказ? Никакого приказа не писал.
– А что, начальник отряда тебе ещё не жаловался?
– Нет. Утром забегал, йода с бинтами попросил. Харю в сторону отворачивал, но не жаловался.
– Хм. Может дошло наконец-то, до скудоумного.
– А чё было-то?
– Да обидно стало, придурку этому, что когда он утром по базе скачет как ошалелый, я в это время, самые сладкие сны досматриваю. Ну и несколько дней подряд будил он меня в семь часов. Пинком дверь распахнёт, и орёт диким голосом, – «Подъём!!!». Я его два раза предупредил, на третий раз популярно разъяснил, чем чревато его неуважение к моим физиологическим потребностям. Ну а сегодня он только пасть раззявил, чтоб заорать, ему в тыкву коробка с крепежом прилетела.
– Хе! Плюнь на него. Будет выёживаться, я его самого всего полишаю, за сожженные фрикционы у танкетки.
– Ох ты!!! Эта паскуда, ещё и ГТСку1 угробил???!!! Ну всё! За поруганную честь нашей «ласточки», мстя будет ужасной!
– Так. Остынь. Ремонтируют уже. Краше новой будет. Ты давай заканчивай хернёй маяться, пошли со мной, дело есть.
– Некогда мне. Запаса по ТЭЗам2 не осталось, а датчик, так вообще последний исправный остался.
– Миш, ненадолго. На выходные скоро ехать, так я хочу свинью завалить, чтоб с мясом люди домой поехали. Да и сами шашлычок сварганим. Зарежешь, и свободен. Разделывать есть кому.
– Стоп. Забудь. Для таких дел у тебя Жора есть, это его амплуа.
– Улетел в контору Жора, за запчастями.
– Топотряд3 ещё на профиль не уехал, там мужики деревенские, махом животину завалят и освежуют.
– О! Точно! Пойду отловлю, пока не свинтили.
Мишка разобрал очередной датчик, и разложил его на полочке, над батареей отопления, для просушки.
– Ну теперь и с ТЭЗами повозиться можно. Опять сезонные неисправности полезли. Весной от перегрева ТТЛки4 вылетают, а осенью ПЗУшки5 менять приходится. Каждый год одно и то же.
Прерывая Мишкины мысли, раскатисто бухнул выстрел, пару секунд спустя, – второй.
– Бля. Гладкоствол. С какого направления? – Заметались мысли. – Тьфу. Расслабься. Но что за пальба, надо выяснить.
Со стороны, откуда прозвучали выстрелы, нёсся пронзительный визг. Выйдя из-за вагонов, перед Мишкиным взором предстала эпическая картина: По загону, сколоченному из жердей, с визгом, переходящим в ультразвук, носилась кругами свинья. За ней, утопая по щиколотку в свином навозе, бегал двухметровый детина с дрыном в руках. Детинушка, периодически бил дубиной по свинье, и орал:
– Ах ты ж падлюка!!! Один хрен добью!!! Серёга! Тащи кувалду из «шишиги»6, бей её в лобешник!!!
Серёга стоял с внешней стороны ограды с двустволкой в руках, и недоумённо поглядывал, то на ружьё, то на циклически пробегающих мимо него зверей.
Мишка подошёл к начальнику, вынул из пачки «Примы» сигарету, закурил.
– 20й калибр? – Спросил Мишка, взглядом указывая на ружьё.
– Ага. – Заторможенно ответил Серёга.
– И патроны небось с дробью?
– Ага. С крупной.
– Жаль.
– Чего жаль?
– Что ты мой начальник, и по возрасту старше. Уши бы выдрал.
«Звери» между тем, с визгом и матом заходили на очередной круг.
– Чёй-то утомило меня это родео. – Сказал Мишка, и пинком отправил обломок доски, в ноги «ковбою» пробегающему мимо них.
«Ковбой» на полном ходу запнувшись о палку, упал пропахав мордой слой свиного дерьма.
– Сергей, там в бане вода тёплая ещё осталась, отправь дебила этого отмываться.
Мишка закурил снова. Неудачливый ковбой поплёлся в баню. Очнулся от ступора начальник.
– А чё с поросёй теперь делать? Ветеринара что ль вызвать?
– Ну да. В госпиталь её отправь. А после, – в психоневрологический профилакторий, потому как от вас двоих садистов, у неё теперь нервный срыв будет.
– ???!!!
– Что таращишься? Добивать надо. В сердце теперь никак, – не подпустит. Придётся глотку резать.
– А сможешь?
– Нож давай. Сейчас она немного успокоится, ты её в мою сторону потихоньку гони. И ещё. Если упаду, – с тебя новая энцефалитка.
Дав свинке немного успокоиться, Мишка залез на верхнюю жердину забора, приготовился. Серёга погнал животное в его сторону. Мишка, дождавшись когда свинья поравняется с ним, спрыгнул с ограды, и ещё в полёте вонзил нож в шею, чуть ниже хребта. Нож вошёл заточкой вниз, и Мишка падая, просто нажал на клинок. Свинья упала, дёргая копытами, с почти отрезанной головой.
В вагоне начальника, Мишка попросил:
– Серёг, спирту стакан плесни.
– Нафига спирт-то? Коньяк есть. Подожди малёха, щас мужики свинку разделают, мы с тобой печёнки нажарим, я тебе бутылку и выставлю.
– Там видно будет. Щас налей.
Серёга открыл сейф, вынул банку с медицинским спиртом, налил в стакан. Поставил стакан на стол, сам метнулся к холодильнику.
– Сейчас, я закуски настругаю.
Обернувшись, успел увидеть, как Мишка, трясущейся рукой подносит ко рту стакан, и как он медленными, большими глотками пьёт спирт.
– Мишань! Ну ты чего! Без закуски, и не разбавил! Что это колбасит-то тебя так?
– Да ладно. Проехали уже. Отпустило.
– Миша. Это не свинку, а тебя к психоневрологу отправлять надо.
– Отстань. Расскажи лучше, с чего это вы пальбу устроили?
– Дык. А чё? Ты отказался. Топотряд я перехватить не успел, свинтили уже. У ГТСки два водилы крутятся, ну я и попросил их. Один тоже отказался, а второй заявляет:
– А чё её резать? Щас я её из ружья завалю.
– Я же у него спросил ещё, – А сможешь? – А чё мочь-то, я кабанов с одного выстрела валил. – Паразит, бля.
– Серёг, ну ты как дитё. Сам же охотишься иногда, должен был хотя бы байки охотничьи про кабанов слышать. В башку стрелять что свинье, что дикому её родственнику, – бесполезно. Череп у них, как лобовая броня у танка устроен. В смысле не по толщине. А по наклону костей. Его даже из калаша не всегда пробьёшь, в рикошет пули уходят. Под лопатку стрелять нужно, – пулей. А вы с дробью, на бедную свинку.
В это время в двери постучали. И в неё вошёл незадачливый «истребитель кабанов».
– А ружжо моё где? Я поеду домой, шмотки сменяю, уж больно духан от меня сильный.
Мишка поднялся. Прихватил из угла двустволку.
– Пойдём милок, выйдем. Поговорить мне с тобой надобно.
Вышли. Мишка продолжил:
– Помнишь, парниша, месяц назад, я на профиль выезжал рабочим, потому как народу не хватало?
– Гы! Помню. А чё?
– А как ты в меня из своего пугача целился, тоже помнишь?
– Гы! Помню! Шутковал я тогда, а ты испужался! – Ощерился в издевательской ухмылке детина.
– Верно. Пугливый я. У меня тонкая душевная организация, и она очень не любит, когда в её сторону ружьями тычут. Ну если у тебя такая хорошая память, то и что я тебе тогда пообещал, ты тоже помнить должен.
– Гы! Помню. Ружжо моё, вдругорядь, ты грозился отобрать! – Заржал детинушка.
– Ну не только отобрать, а и обломать его о твою тупую тыкву. По башке бить не буду, время ещё рабочее. А в остальном, – не обессудь.
После этих слов, Мишка с размаху, разбил приклад ружья о ствол сосны, росшей рядом с вагоном. Детина взревел, и в богатырском замахе, пудовым кулачищем, попытался ударить Мишку. Тот приседом ушёл от удара, и не вставая, всадил стволы в довольно объёмистое брюхо своего противника. Детина сложился пополам, надсадно кашляя и перхая. Мишка спокойно ударил несколько раз остатками ружья об ствол, выкинул их в лес, и вернулся в вагон.
– Мишань, что-то уж очень жёстко ты с ним. За что ты его так?
– Ты же слышал. Ты тогда со мной практикантов на профиль отправил, ну этому муделю и захотелось перед девчонками своим ружьишком похвастаться. Собираю я спокойно «паук»7, поворачиваюсь, а метров с пяти, мне в брюхо два ствола смотрят. Дальше уже на рефлексах. Прыжком ушёл с директрисы, на лету нож вырвал, и уже почти метнул. Едва очухаться успел, остановил бросок. То, что это мудило, должен был уже валяться с ножом в глазнице, хрипя и дёргая ногами в агонии, конечно никто не понял. А вот как ссыкливый Мишаня, сиганул в заросли ежевики от незаряженного ружья, оценили все. Долго хохотали. А я четыре дня с исцарапанной рожей ходил, пока царапины не сошли.
Серёга отвернулся к сейфу едва сдерживая хохот, сделал вид что что-то в нём ищет. Затем внезапно присмирнел и обернулся. Задумчиво глядя на Мишку, сказал:
– В окошко к тебе, я больше не буду заглядывать. Нафиг.
К этому времени, мужики свинку уже разделали, и самые лакомые кусочки принесли начальнику. Серёга, заставив Мишку строгать салатик, сам принялся жарить свежатинку. Вскоре, на аппетитный запах, приползли замначальника по хозчасти и начальник топотряда. На одном столе накрыли поляну, а за другим, уселись расписать «пулечку».
Завязались неторопливые разговоры под коньячок, вспоминали общих знакомых, рассказывали всякие геологические байки. Серёга вдруг, будто что-то вспомнив, спросил:
– Миш. Весь день хотел спросить тебя. Ты как-то свинью необычно зарезал, это ты специально так, или случайно получилось? Чудно как-то. Раз, – и голова на одном позвоночнике висит.
– Так если бы я твоим мачете, по обычному, стал бы ей горло перепиливать, сколько бы она меня по говну успела протащить? А так, всаживаешь клинок в шею рядом с позвоночником, режущей кромкой наружу, и одним движением от себя перерезаешь. Этот удар я у одного боевого пловца подсмотрел. Немного переработал, для сухопутного использования. Ну вот ты в фильмах смотрел, как часовых снимают?
– Смотрел конечно.
– Ерунда это всё. Если в сердце бить, то человек ещё больше минуты живёт. Может заорать, захрипеть. Если ты ему рот зажмёшь, так он за эту минуту, тебе ладонь, в мочалку изгрызёт. Если глотку перепиливать как в кино показывают, то под лезвие может воротник попасть, ремень от каски, да и просто перерезать гортань, трахею и пищевод довольно проблематично. А так, хватаешь сзади левой рукой, всаживаешь нож в основание челюсти, и одним движением рассекаешь, часовой даже захрипеть не успевает, сразу и гортань и голосовые связки перерезаются.
Мишка прервался, увидев отвисшие челюсти начальства.
– Ну это я так, чисто теоретически. Почитал анатомию, применил знания физики. Вообще, что-то мне коньяк в голову ударил. Разболтался, расфантазировался. Пойду я спать.
Ми-8
Взревели вертолётные двигатели, лопасти завращались набирая обороты, засвистели выходя на рабочий режим. За иллюминатором стала медленно удаляться расчищенная площадка по которой метались снежные вихри поднятые винтами. На подъёме привычно заложило уши от перепада давления, он «продулся» выравнивая давление в носовых пазухах и ушах с окружающим. Поднял воротник «климатички», и стал погружаться в полудремотное состояние, когда в голове начинают мелькать обрывки каких-то мыслей, какие-то образы, вырванные и из прошлого и из настоящего, а часто и вообще не имеющие отношения к реальности. Уйти полностью в «нирвану» помешало подёргивание за рукав. Он приоткрыл глаза. Перед ним стоял молодой парнишка, отработавший лишь одну вахту. Парень что-то орал, пытаясь перекричать рёв и свист тысячесильнох турбин, одновременно дёргая его за рукав, и тыча пальцем ему за спину. «А! Это он к иллюминатору хочет. Не надоело ему ещё забортным пейзажем любоваться. А я как-раз к окошку и притулился». Он отодвинулся, давая место любопытному пареньку. Перед тем как вновь провалиться в полубеспамятство, окинул взглядом пассажиров МИ-8го, подумал усмехнувшись: «Разные люди, разного возраста, мировоззрения и жизненного опыта. А поведение в нестандартных ситуациях всего лишь на несколько вариантов разделяется. Вот один всё в своём бауле ковыряется. Закончив с баулом, начнёт карманы свои проверять, пуговицу крутить. Другой слишком оживлён, что-то рассказывает соседу, энергично размахивая руками, заведомо понимая что тот его не слышит. Третий делает вид что читает книгу. Какое чтение при такой вибрации?! Некоторые, как и он сам, дремлют, или делают вид что дремлют, прикрыв веки». Шум двигателя стал расплываться отходя на второй план. А в голове стала проявляться картинка, становясь всё более чёткой и реальной…
Он сидел как и обычно у второго иллюминатора от двери, по левому борту. Под бортом проплывали горные вершины Памира, расцвеченные в розовые и красные тона восходящим солнцем. А между вершинами прятались ущелья, затянутые туманом и облаками. Это сейчас, пока не пересекли границу, вертушка плавно летела высоко над горами, лишь только некоторые, самые высокие пики, высились на уровне иллюминаторов. А после границы, вертолёт резко снизится, и будет петлять по ущельям, почти цепляя колёсами шасси зелёнку, ютящуюся по берегам горных речушек. К тому времени, окончательно взошедшее светило, разгонит из ущелий косматые клочья тумана, и мимо обоих бортов будут проноситься мрачные серо-коричневые стены каньонов. Пока ещё было время расслабиться. Его шею щекотали солнечные лучи, освещающие ребят сидящих напротив. Сидящий напротив пулемётчик, как всегда что-то перекладывал в своём РД. ПКМ с пристёгнутой «банкой» ему здорово мешал отвлекаться от ожидания. Хотя из-за шума двигателя было не слышно слов, но судя по выразительной артикуляции губ, пулемётчик поминает всех родственников своего пулемёта, родственников конструктора этого пулемёта, ну и конечно всех тех, кто поднял его в пять часов утра, усадил его в эту гремящую консервную банку, и отправил его чёрт те куда. Сейчас можно. Можно и в Бога, и в чёрта и в душу. И Брежнева с Косыгиным. И партию с правительством. И отдельно Устинова в компании с генеральным штабом. Сейчас можно всё.
Чуть правее пулемётчика сидит штатный снайпер. На лице как всегда ни единой эмоции. Между колен зажата его безотказная «Светка», винтовка СВДС, а в руках кубик Рубика, который снайпер пытается собрать. Игрушку эту он в прошлой командировке подобрал, в одном из домов «зачищенного» кишлака. В комнате бился в агонии душман, по углам валялось ещё несколько трупов разорванных гранатными осколками, на полу лужа крови, а в этой луже лежал кубик, выделяясь яркими цветными квадратиками на фоне бурой жижи. Когда вернулись на базу, штабисты устроили шмон в вещах группы, и один из «штабнюков», заметив этот кубик начал толкать речугу про «тлетворное влияние запада», и попытался кубик забрать. Снайпер ни слова не сказал. Он только взглянул на «штабнюка». Взглянул так, как он смотрел в прицел своей «Светки», выцеливая очередного духа. «Штабнюк» поперхнулся словами, положил кубик на место, и молча исчез.