– Часа три.
Я смотрю в окно, силясь сфокусировать свой взгляд хоть на чём-нибудь, но это получается только тогда, когда один глаз зажмурен.
В голове пусто и тяжело одновременно. Тело начинает замерзать, и пот, всё ещё струившийся по спине, становится холодным.
Трясусь…
– Чай с лимоном будешь? – Мать смотрит куда-то в сторону.
Я киваю. На душе становится муторно.
В голове мелькают какие-то картинки из прошедших дней. Ледяной рукой сердце сдавливает страх. Хочется провалиться сквозь землю.
Как же я ненавижу и одновременно люблю эти моменты. Кажется, что я рождаюсь заново. В муках и бесконечных схватках вылезаю из чёрного нутра жизни.
Каждый раз, проживая первый день после запоя, я жду чего-то нового. Вот роды разрешатся, и теперь всё пойдёт по-другому. Но это «другое» не наступает, и через пару недель я с маниакальной настойчивостью снова провожу эти экзекуции над собой.
Передо мной возникает дымящаяся кружка.
– Пей. Поможет очухаться.
И я пью, чувствуя, как с каждым глотком по телу растекается тепло. Вот оно попадает в желудок, и он сжимается в благодарности, вот тепло достигает печени, и она, наоборот, разжимается как губка, которая после использования принимает свои естественные очертания.
Сердце… Бедное моё сердце, как же ты вымоталось за эти дни. Стучало, замирало, билось, колотилось, снова замирало. Я чувствую пульсирующий комок в груди. Меня бросает в жар. Как же это приятно.
Но это состояние длится секунды. И опять всё сжимается внутри. Понадобится ещё пара дней и ночей крепкого сна, прежде чем мысли начнут потихоньку собираться в подобие логических цепочек, и я начну соображать.
– Я договорилась с клиникой, – прерывает мои размышления мать. – Поедешь туда через три дня. Это не обсуждается.
– Да пошла ты!
Но она не обращает внимания, круто разворачивается на пятках и скрывается в глубинах коридора.
Я подпираю голову руками и снова фокусируюсь на происходящем за окном.
В голове прыгают мысли.
Надо.
Нет, не надо.
Надо.
Зачем?
Клиника.
На год?
Куда? Что там делать?
Удивительно, но в тот момент меня абсолютно не интересует, а что будет через год. И выдержу ли я вообще такой срок.
Потом я принимаю таблетку и ложусь в кровать. Засыпаю…
Просыпаюсь глубокой ночью.
Дом пустой. Тихо и страшно.
Бегаю по комнатам и зажигаю свет. Врубаю телевизор…
Пробую открыть входную дверь – закрыта на ключ. Искать его нет смысла…
Иду к кровати. Мозги по-прежнему расплавлены.
Всё происходящее позже ускользает из памяти.
Вроде был душ. Мою голову шампунем, но смывать его боюсь. Каждый раз, когда вода льётся на меня сверху, я задыхаюсь от страха. Ноги подкашиваются.
Плевать.
Кое-как вытираю голову полотенцем и бегу в кровать.
Мать что-то орёт. Она снова здесь. Ах, да. Она ещё утром прискакала.
Под одеялом потихоньку согреваюсь и снова проваливаюсь в сон…
Мы едем долго. Я полностью открываю окно. Ветер треплет волосы, частички пыли то и дело попадают в глаза.
Больно, но… Безразлично…
Меня раздевают. Осматривают. Щупают. Заставляют пописать в какую-то баночку, а потом я долго сижу на кушетке. Мы кого-то ждём.
Безразлично…
Кто-то орёт над головой. Спрашивает, зачем я приехала.
Поднимаю глаза.
Он смотрит, а мне страшно. Что он хочет от меня? Всё как во сне…
Отвечаю ему, и вдруг становится смешно от всего происходящего. Так смешно, что сейчас начнётся истерика.
Мать бегает по комнате, а он пишет и пишет. Что он там пишет? Вот уходит. И я подмигиваю ему, сама не знаю зачем. Просто безразлично…
Потом что-то говорит мама. Я слегка прикасаюсь губами к её щеке, поднимаю дорожную сумку. Что она туда напихала?
Меня куда-то ведут. Плечо тянет от тяжёлой ноши. Кое-как поднимаюсь на второй этаж.
Вот комната. Какие-то девчонки, что-то говорят, бегают вокруг меня.
Вопросы. Вопросы…
Безразлично…
Весь день меня водят по каким-то кабинетам. Я подписываю какие-то бумаги. Потом со мной разговаривает симпатичная девушка, на вид немногим старше меня. Задаёт вопросы.
Отвечаю, что попало…
Потом меня отводят в какой-то сад, где смешная женщина с пергидролевыми волосами опять даёт мне какие-то бумаги, а потом вручает пачку семян и отправляет на грядки.
Потом какое-то непонятное собрание, где все обсуждают прошедший день.
Потом ужин…
И наконец я остаюсь в палате одна. Мои соседки куда-то убежали.
Безразлично…
Потом мне дают таблетку, и я засыпаю…
Открываю глаза от яркого света. Соседки по комнате уже соскочили и одеваются, весело переговариваясь.
– Ты вставай давай, – орёт одна из них. – Опаздывать нельзя. Час на уборку и чтобы привести себя в порядок. Потом завтрак. Давай. Давай. Поднимай зад, алкоголичка. – И начинает весело ржать.
Едва я возвращаюсь из уборной, мне вручают швабру.
– Твоя очередь пол в палате мыть. И ещё в комнате отдыха пропылесось.
Беру палку с намотанной на конце тряпкой и начинаю возюкать ею по линолеуму. Медленно.
На меня снова орут:
– Быстрей всё надо делать. Здесь весь день по минутам расписан.
Я прибавляю скорости.
Но всё ещё безразлично…
Потом так же быстро прохожусь пылесосом по ковру в зале. И возвращаюсь в палату.
Все бегают, смеются. Просят друг у друга косметику.
Я сажусь на кровать и начинаю рыться в вещах. Мать, видимо, весь мой шифоньер в сумку запихнула. Натыкаюсь на купальник. Откладываю. Отдельный пакет с мыльным-рыльным. Ого, я же зубы не почистила. И лицо стягивает от местной воды. Порывшись, нахожу крем и мажу им кожу.
– Слышь, ну чего расселась? Здесь, если вовремя не укладываешься, штраф выписывают, и не только тебе, а всей палате. – Маленькая худенькая девчонка с короткой стрижкой злобно смотрит на меня. Коротышка похожа на пацана лет восьми, и только по морщинам, уже хорошо проступившим на её физиономии, понимаю, что ей глубоко за тридцать. – Так что шевели копытами.
Беру первый попавшийся сарафан и напяливаю его на себя.
– Не обращай внимания. Дня три – и привыкнешь, – дружелюбно говорят с койки напротив. Эта девушка тоже худенькая, но высокая.
Я смотрю на восточные черты лица и думаю, что, встретив её на улице, ни за что бы не признала в ней подругу по несчастью.
Она меж тем продолжает вещать:
– Я сама здесь всего две недели. Ты ведь по алкоголю заехала?
– Да.
– Меня Дина зовут. А ты вроде Анна?
Я киваю.
– Ладно, ещё будет время поговорить. Пошли, пора есть.
И я послушно иду за всеми. Выходим на улицу и направляемся к какому-то зданию – видимо, столовая.
Дина идёт рядом.
Какие-то парни пробегают рядом с лейками. От компании отделяется длинное тело с рыжими волосами и направляется к нам.
– Новенькая? – И, не дожидаясь ответа, продолжает: – Видел вчера. С прибытием. Не боись, здесь все свои, всегда поддержим.
– Пошёл ты, Глеб, – перебивает его Дина. – Не лезь. Видишь, человек ещё в шоке от происходящего. – Потом поворачивается ко мне и продолжает: – Мы первые едим, потом – парни. Мы можем с ними разговаривать, на группах вместе сидим, но романы заводить нельзя, имей в виду. Выпрут сразу.
Я киваю. И в этот момент вижу, как из только что припарковавшейся машины выходит вчерашний врач. Он идёт в нашу сторону и с кем-то говорит по телефону. Он не видит меня. Зато я теперь хорошо разглядела его. Он красивый. Такие правильные и мужественные черты лица. А эти чёрные, как ночь, волосы. И весь его вид не говорит, а просто кричит о том, что он хозяин жизни.