– Да, конечно! Я помню практически все, что со мной происходило после трех лет. Таково свойство электронной памяти. Я помню, как ко мне пришла скромная девушка из районной газеты. Мне показалось, что она немного меня побаивается.
Это все, что вы можете? Диагностика мозга? И в каком он сейчас состоянии? Ах, нужна аппаратура? А сами не можете? А какие специальные программы у вас установлены? Никаких? А вы можете прямо сейчас выйти в интернет? А, например, подать команду мультиварке? Давайте, я загружу продукты, а вы ее включите? Нет? А перемножьте 2984 на 183? На калькуляторе и я могу! Нет, в столбик не могу, но это тоже не считается!
Спасибо, Ирина, если публикация состоится, я обязательно пришлю вам ссылку. Это не я решаю, мой редактор определяет, насколько материал нам интересен. Нет-нет, если что-то будет непонятно, я сама с вами свяжусь. Всего доброго, до свидания!
М-м-м, диагностика мозга? И… Сколько мегагерц? Погодите, я записываю. Текущая скорость обработки информации… Ага! Специальные программы? В основном, физиология? О, я бы тоже так хотела – проводок в мозг, и сразу худею! А еще? Иностранные языки? И сколько вы уже изучили? Парле ву, шпрехен зи? Ооо, аригато! А в интернет? Вирусы? Ох, сожалею. И сложно проходит лечение? Голова кружится? Сочувствую!
Спасибо за интереснейшее интервью! Завтра утром выставим на сайт, я ссылочку пришлю! Могу к вам в дальнейшем обращаться как к эксперту по новым технологиям? Спасибо!
Сколько-сколько за интервью хотите? Нет, мы столько даже кинозвездам не платим. Вот сумма, которую мы можем предложить. Хорошо, но не меньше пяти тысяч знаков. Мы потом, если что, урежем. А лучше я сама все напишу и вам дам согласовать.
Придете к нам на шоу? Ничего себе у вас запросы! Хорошо, но у нас тоже есть свои условия…
Сколько стоит упоминание в вашем блоге? А если по бартеру? Мы можем предложить отличную спа-программу! Хорошо, и половину суммы. Цитату для упоминания согласуйте, пожалуйста, заранее. Приходите в любое время, скажете, что у вас сертификат, и назовете имя, но лучше за день записаться. У вас же нет противопоказаний? А контакты не заржавеют? Извините, неудачная шутка! Всего вам доброго!
1000
– Ирина, вы стали киборгом больше тридцати лет назад. Ой, простите, мне не стоило выдавать эту тайну! Вы же меня прощаете? Честное слово, выглядите вы на все семнадцать! И все же: эксперименты начались тридцать лет назад, а таких, как вы – раз-два и обчелся. Что случилось? Неужели что-то пошло не так?
– Почему же? Разве со мной что-то не так? И у моих друзей-киборгов тоже все в полном порядке. Просто нам очень повезло получить дорогую технологию в порядке эксперимента. Сейчас пока что модификация стоит очень дорого. А те люди, которые могут себе позволить такие суммы, не любят распространяться о своих преимуществах. Это первая причина.
А вторая, на мой взгляд, в том, что люди реакционны. Они, точнее вы, вы боитесь всего нового. Сколько споров было вокруг мобильных телефонов? Излучение, влияние на мозг, фээсбэшники в веб-камерах! А сейчас вам проще ломать глаза в электронных очках, хотя, по сути, это топтание на месте. Какая разница, двигать курсор пальцами или зрачками, если можно загрузить программу прямо в мозг? Именно поэтому моя миссия – объяснить всем и каждому, что не нужно бояться новых технологий. Когда-нибудь они станут доступны для всех, и такие, как я, встретят вас на пороге в новый мир огромных возможностей!
* * *
Васенька, родной, как там твои обезьянки? Все так же? Одна диагностика? Ни одна программа больше не идет? Бедняга, ты совсем вымотался в этой своей лаборатории. Положи бутерброд, я тебе сейчас человеческой еды разогрею! Если ты киборг, это еще не значит, что ты должен есть всякую дрянь. Хватит того, что я этой дряни по жизни наелась.
Нет-нет, котик, у меня все хорошо. Просто еще одно тупое интервью. Нет, к вам я работать не пойду. Знаешь такое слово – гуманитарий? Это ты у нас гений, словно и в самом деле киборг! А я в вашей лаборатории могу только обезьянкой работать, да еще клетки мыть за другими обезьянками. Что, не надо мыть? А что делать? Бумажки перекладывать? Вот уж спасибо так спасибо!
Знаю-знаю, свои люди, все понимают, пальцами не тычут. Солнышко, я в курсе, как тебе там хорошо. Вот и сиди в своей уютной башенке из слоновой кости! А мне уже поздно, извини. Буду дальше выколачивать золотые эскудо из ветряных мельниц. Ты что, обиделся? Вот дурачок! Иди ко мне! Как же долго я тебя искала… Угадаешь, откуда цитата, – поцелую! И просто так тоже поцелую. И так тоже поцелую…
1001
– Ира, скажите, только честно: когда у вас будет ребенок, вы установите ему интерфейс?
– Я…
Ирка-зефирка, держись, не падай! Новость? У тебя? Не-не-не, чур, я первый! Получилось! Слышишь ты, у нас получилось! Какой говорящий шимпанзе? Да ну тебя! Я серьезно! И не шимпанзе, а шимпанзенок! Мы можем удаленно управлять пульсом новорожденного шимпанзенка!
Ирка, пульс – это только начало! Мы специально начали с базовой физиологии, потому что она сейчас у него активнее всего будет развиваться. Потом моторика, да, а потом, может, и речь – чем черт не шутит! Главное – постоянное развитие, понимаешь?
Мы с самого начала все делали не так! Думали, установим интерфейс, посмотрим, как приживется, как поведет себя, а потом уже программы писать будем. А его нужно обучать! Понимаешь, ребенок обучается, и с ним обучается его интерфейс! Тогда они смогут взаимодействовать! Тогда мы с ним сможем взаимодействовать!
Мы готовим новый цикл экспериментов. Теперь все будет как надо. Только представь: отбор потенциальных родителей из тысяч пар, ведение беременности, роды у нас в клинике, лучшее медицинское обслуживание, развивающие группы с лучшими педагогами, все самое лучшее! И это будут настоящие киборги – с управляемой физиологией, электронным обменом информацией, ускоренным мышлением. Новые люди, понимаешь! К нам родители в очередь будут строиться, только чтобы отборочные тесты пройти!
Впрочем, для своих можно и исключение сделать, да? Слу-ушай, может, нам с тобой ребеночка завести? Будет настоящий первый киборг! Ир, ты что на меня так смотришь? Ир? Тебе нехорошо?
Ты – что? Господи, Ира, Ирочка, а я-то чушь несу! Прости меня, девочка! Ну, хочешь, уедем? Убежим ото всех? В глушь, в деревню? Я сам у тебя роды приму, я умею, я у обезьян… Ну, прости! Не надо никуда уезжать! Никто же нас не заставляет участвовать. Все будет как раньше, я буду работать, ты веди свой блог, если он тебе так нужен, будет у нас самый обычный малыш. Самый лучший малыш! А если все же захочешь… Только если захочешь! Ты только скажи, чего ты хочешь?
Ну, чего?
Я…
Александра Давыдова. Топ-топ-топ
«Топ… топ-топ… Маленькие рыжие лапки переступают по траве с осторожностью. Их владелец взволнован, крутится на месте, поскальзывается на изумрудных гладких стебельках. Потом тыкается усатой мордочкой в землю и, наконец поверив, что свобода – взаправду, бежит по лужайке. Топ-топ-топ! Развевается пушистый хвост, похожий на павлинье перо, уши торчком, в зрачках-щелочках отражаются облака – котенок подпрыгивает и на секунду зависает над землей, молотя лапами по воздуху. Потом валится обратно – бум!
Мята-мята-мята… Откуда махнет мятой? Где-то совсем близко! Мята-мята-мяу-у-у… Фр-р-р-р!
На газоне включается автоматическая поливалка. Котенок снова подпрыгивает, шипит и бросается обратно к дому. Крыльцо, с которого его спустили всего минуту назад, все ближе.
Мята-мята-мокро! Ф-ф-ф-ф!»
Я лежу на продавленном диване, закинув руки за голову. Под пальцами – жесткие, колючие волосы. Нормально уложить их почти невозможно, расчесать, когда длинные, – смерти подобно, поэтому я стригусь коротко. Но в тот день у меня были два хвостика и бантики. Розовый и розовый в горошек. Почему-то это кажется важным. По-моему, мне было шесть. И я смеялась.
Я закрываю глаза и снова вижу Топа, который первый раз оказался на улице, попал под «дождь» из оросительной системы, испугался и бросился ко мне на крыльцо. Помню, как я хохотала до слез – потому что, пытаясь запрыгнуть на руки, он исцарапал меня до крови. Помню его уши с кисточками, как у рыси, пучки шерсти между когтями, горячий пухлый животик и серьезную морду.
Открываю глаза и поднимаюсь. Что ж, попробуем еще раз.
Беру со стола планшет и начинаю расхаживать туда-обратно. Четыре шага влево, четыре – вправо. Если семенить, то пять. Комната давно посчитана.
Посчитана так же, как и правильный объем текста, читательский охват, цитируемость площадки. Дело за малым – написать. Достать из себя хоть что-то, что будет интересно толпе. Что принесет отклик. Даст знать, что я не зря пишу в блог. Я пытаюсь передать чувство неограниченного детского счастья, свое удивление, рассказать про смешную, трогательную, такую настоящую сцену… поделиться со всеми. В голове воспоминание складывается в разноцветную мозаику, все кусочки которой на месте, но с текстом почему-то не получается. Фразы получаются неловкими, плоскими. В них нет чувств.
Пальцы противно скользят. Теперь со стороны я кажусь себе похожей на краба, который клешнями ухватился за тонкий гаджет и притворяется человеком – будто может хотя бы что-то осмысленное натыкать на сенсорном экране.
Но крабы не пишут в блог, крабы ничего не помнят о котятах, крабы ходят боком и слушают шум прибоя. Картинка из воспоминания теряет цвет, становится черно-белой и как будто чужой. Я сжимаю планшет беспомощными пальцами – клешнями, черт побери! – и опускаюсь на диван.
Прогресс налицо. Сегодня я не плачу. Совсем не плачу, несмотря на то, что несколько часов снова потрачены зря. Тем более что удалось вспомнить котика. Все любят котиков.
И никто не любит неловких бессловесных крабов, которые не способны превратить воспоминания в источник доходов. Больше-то превращать нечего. Иногда мне кажется, что в голове нет ничего, кроме прошлого. Ни полезных навыков, ни умных мыслей, ни умения анализировать, ни ярких озарений. Явилось одно яркое воспоминание – и что? Пришла пора отправить его в воображаемую мусорную корзину. Я не способна к текстовой трансляции.
Из-за двери слышатся крики. Родители опять ссорятся.
– Дармоедка! – это отец. Наверняка про меня. Еще бы. Двадцатилетняя дылда на шее у родителей.
– …Ты не понимаешь… Тихо-тихо, – это мама. Всегда и всех пытается успокоить. Держит меня за руку, когда мы ходим к врачу. Чтобы я не боялась уколов толстой иглой. Заботится обо мне, как в детстве. Должно быть, как в детстве. Точно я не помню. Но, по крайней мере, я знаю, что у меня тогда были хвостики. И два бантика.
К врачу мы ходим почти каждую неделю. Он задает мне одни и те же вопросы. Ты хорошо спишь? Ничего не боишься? Ты чувствуешь, как частит сердце или бьется слишком сильно? Что тебя тревожит? Я почти никогда не отвечаю. Молча смотрю в окно. Интересно, доктор выучил вопросы наизусть или каждый раз зачитывает их из компьютера?
Мама говорит за меня. Рассказывает, как я спала, что ела, сколько гуляла. Она юлит перед врачом, подобострастно заглядывает ему в глаза, поддакивает, кивает. На самом деле она боится, что страховая откажется платить за уколы. Мол, инъекции с витаминами и симуляторами – не обязательная часть терапии. Мол, краткосрочная память сохранилась – и ладно. А детские воспоминания – это роскошь. У меня частичная амнезия… была раньше. Теперь я почти все помню. Благодаря маме и врачу, которого она уговорила не прекращать лечение.
«Топ-топ-топ! По тротуару бежит щенок таксы. Уши развеваются на ветру, как два озорных флага. Блестящая гладкая шерсть переливается на солнце. Рядом с ним на велосипеде катится девочка. Подвернутые рукава рубашки, нос в веснушках, лакированные красные сандалии. Когда переднее колесо попадает в лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя, поверхность воды разбивается на тысячу прозрачных осколков.
Черный мокрый нос несется сквозь волну брызг, как нос веселого маленького ледокола – через ледяные торосы и северное сияние.
Девочка смеется…»
– Нет-нет, – качает головой женщина. – Это совсем не то. У вас есть что-нибудь про кота?
– Кота? – вежливо улыбается продавщица, садится на корточки и роется в нижнем ящике под прилавком. – Да, есть. Черная кошка на подоконнике в полнолуние, ведьмин кот в пентаграмме…
– Нет. Что-нибудь радостное. И… кот должен быть рыжим.
– К сожалению, нет, – разводит руками девушка. – Чтобы сразу и девочка, и рыжий кот, и радость – такого не осталось. На прошлой неделе вы забрали последнее.
– Скоро новый завоз? – Женщина теребит ремешок сумки. Заправляет прядь волос за ухо. Прикусывает нижнюю губу.
– Зайдите дней через десять.
Женщина рассеянно кивает и выходит из магазина. Делает несколько шагов по тротуару, потом будто спохватывается и быстро оглядывается по сторонам. Никто из знакомых не должен ее здесь видеть. Иначе… Она мотает головой, будто вытряхивая дурные мысли, и быстро идет прочь.
«Топ-топ-топ! По широкой лестнице бежит карапуз лет пяти. Внизу его ждет мама, раскинув руки. Внизу ждут море и сладкая вата! Ступеньки низкие, но их много, поэтому во рту уже поселилась запыхалка, и щеки горят, но Вадик смеется и продолжает бежать…»
– Видели? Видели, да? – Отец поворачивается к нам с мамой и тычет в телевизор. – Совсем охренели!
На экране появляется молоденькая журналистка – почему-то они все такие в криминальных новостях, для контраста, не иначе – и рассказывает о том, как в руках полиции оказалось несколько записей детских воспоминаний. Даже меня передергивает, несмотря на имидж краба-пофигиста.
– …Судя по количеству найденных записей, было убито более десяти детей. Все в возрасте от четырех до семи лет.
– Это логично, – перехватывает нить разговора следователь. – Самые яркие детские впечатления формируются именно в этом возрасте.
– Живодеры, с-с-суки, – шипит отец. С работы он пришел уже навеселе, но успел еще добавить перед ужином. Так что теперь готов уличать весь мир в страшных злодеяниях. Не только меня. – А я ведь говорил… Говорил, что сначала лицензию на убийство животных одобрят, а там и до людей недалеко.
– Уймись, – привычно бормочет мама. – Никто не собирается трогать людей. Видишь – преступников поймали и судят. Сам слышал, что они работали на черном рынке. Кто из нормальных людей будет покупать там записи?
– Кто из нормальных людей вообще покупает эти записи?! А главное – кто запихивает их себе в голову? – Папу сегодня не унять, да. Предвкушаю теплый вечер с взаимными оскорблениями, битой посудой и хлопнувшими дверями. Морально готовлюсь, так сказать. – Эмоции мертвых животных, чтоб…
Пока отец подбирает ругательство из своего богатого арсенала, я пытаюсь убраться в комнату. Бочком-бочком. Будто краб. Меня здесь нет. Разбирайтесь сами, а я в домике. Интересно, у крабов есть домики?