Макс в возбуждении вскочил с дивана. Его шатнуло, но он не обратил на это внимания, тряхнул головой и яростно стал скрести всей пятерней затылок. Ему было худо.
Вадим спокойно смотрел на своего визитера. Все это он уже видел, и не раз. Он знал, что будет дальше и теперь заранее прикидывал, как ему поступить.
Вадим был из давно обрусевших поволжских немцев, людей спокойных, рассудительных, порядочных и работящих. Когда-то их семью выселили в Казахстан, но они давно уже покинули негостеприимные степи и перебрались сюда, в Добрынинск. Теперь от всей их семьи остался только он. Ну где-то были, конечно, какие-то дальние родственники, но Вадим не знал их, а значит их как бы и не было. На всей этой земле он был совершенно один. И сейчас он был один. Макс был не в счет. Решать он все равно будет сам, и полагаться, как всегда, будет только на себя.
– Может, займешь на дозу? Я ж отдам, ты знаешь.
– Знаю, что не отдашь.
Диалог этот был совершенно не обязателен. Макс прекрасно знал, что Вадим денег не даст, немчура сучья. Последний раз ему удалось выпросить некую, сейчас уже забытую сумму где-то с полгода назад, и, конечно, он ее не отдал, как не отдавал никому и никогда. Но не попросить тоже было нельзя, это был как бы уже ритуал, да и потом вечно живая надежда все же теплилась: а вдруг все-таки даст?!
Сам Вадим наркотики не употреблял. Мало того, он не пил ничего крепче пива, а попав на зону даже бросил курить. С куревом там была вечная напряженка и чтобы не уподобляться многим, унижающимся ради чужого бычка, Вадим просто отказался от этой заразы и с тех пор уже больше не начинал. Никаких дружеских чувств к Максу и ему подобным Вадим не испытывал и не был ему ничем обязан. Он просто терпеливо и спокойно сносил его, как неизбежное зло, вернее как неотъемлемую часть того мира, к которому он, Вадим, теперь принадлежал. Да, теперь это был его мир, поскольку другой мир, в котором он жил с детства, в котором жили его родители, друзья, все кого он когда-то любил и уважал, тот мир отверг его, выплюнул, исторг из себя, не оставив надежды на возвращение.
– Значит, не дашь? – продолжал нудить Макс, неприкаянно болтаясь по комнате. – Агафон, сука, мне еще с прошлого месяца должен. Дождется, гад, я на него Митюху с кодланом натравлю. Денег нет, говорит. Тачку себе новую купил, денег у него нет! Крыса! Мои же бабки зажал, скрысятничал, падла, денег нет!.. У тебя тоже, что ли нет?
– Почему нет? Есть немного. Шамать не хочешь?
– Да пошел ты!.. Какой там, шамать!
Макс безнадежно махнул рукой, – Ну что ж, хозяин-барин. Захочешь когда пожрать, приходи. Накормлю. А на дурь не дам.
– Гнида ты немецкая. Гестапо сраное. Гитлер капут!! – вдруг заорал, разворачиваясь и замахиваясь мосластым кулаком Макс.
Вадим, чуть отстранившись и подставив локоть, отвел удар и, в свою очередь, тыльной стороной ладони несильно ткнул гостя в подбородок. Тот плюхнулся на диван, тут же сгорбился и замер, спрятав лицо в ладонях.
Вадим сел на стул напротив, глядя как Макс, тихо скуля, раскачивается из стороны в сторону. Такие типы безопасны, если только не поворачиваться к ним спиной. У того же Макса где-то в кармане прячется выкидной ножик и в момент приступа ярости он вполне может им воспользоваться. Пырнет от души. Потом, конечно, будет каяться, соплями изойдет, но сначала зарежет. Так что лучше всего держать его в поле зрения. Особенно, когда он на взводе, вот как сейчас.
Тихо текли минуты. В растворенную настежь балконную дверь доносилась какофония звуков большого города. Макс поднял голову и Вадим увидел на его лице некое подобие улыбки.
– Ладно, – сказал Макс. – тогда сегодня в курятник?
Вадим прекрасно понимал, что, собственно говоря, он за этим и пришел. Все остальное было неизбежной прелюдией. Просто у Макса свои понятия о правилах хорошего тона и он считает, что западло сразу обращаться с такого рода просьбой. Вначале надо доказать и себе и, главное, собеседнику, что все альтернативные варианты исчерпаны и, что ж поделаешь, ничего другого не остается…
И отвертеться не удастся. Это Вадим понимал тоже очень хорошо. Если еще и в этом мире он перестанет быть своим, то ему просто не выжить. А оставаться своим можно, только поступая по понятиям этого мира. И по этим понятиям отказаться он не мог.
– Живет же такая тварь… божья. И не сдохнет никак. – подумал Вадим, а вслух спросил: – Что, сильно прижало?
– У-у-у! – взвыл, скрипнув зубами, Макс. – Подыхаю. Подыхаю, понял?
И снова принялся раскачиваться, обхватив голову руками.
– Ладно, пойдем, хрен с тобой, только попозже. Сегодня будет дивная ночь. Ночь, просто созданная для любви. Так что, я думаю, поднимемся неплохо.
– А чего ждать? – не поднимая головы возразил Макс. – Чего ждать-то, уже и так вечер, пока доберемся – стемнеет. Сейчас уже рано темнеет, – слова его доходили до Вадима комком невнятных звуков, бормотаньем, ничего не значащим шумом.
– Ладно, через полчаса пойдем. Все ближе к ночи, да и попрохладней.
– Ага… Когда придет блудница ночь и сладострастно вздрогнут гробы…
– Что? – Вадиму показалось, что он ослышался. – Что ты сказал?
– Ничего, отвали.
– Гробы?.. – Вадим пристально взглянул на сидящую перед ним фигуру. – … Я к прелестям твоей особы подкрасться в сумраке не прочь.
Он замолчал. Затих и Макс. Надо же, кто бы мог подумать! Этот урод наизусть цитирует Бодлера. Откуда? Кто вы, мистер… Макс?
Через полчаса они вышли из дома. Уже и вправду начинало смеркаться.
– Время охоты, – подумал Вадим, – самое оно…
4
Застолье уже миновало ту первую, самую тягостную фазу, когда в большинстве своем посторонние друг другу, удручающе трезвые люди, исподтишка поглядывая по сторонам, с преувеличенной вежливостью угощают соседей по столу стоящими рядом с ними салатиками. Скованность, смущение, неловкие движения и еще большее смущение из-за этой своей неуклюжести, все это, слава богу, ушло в прошлое. Кануло в лету и забылось. Как забылись имена большинства гостей, с которыми Света, как хозяйка вечера знакомила Вику.
Да и на что ей их имена? Расстанемся и не вспомним друг друга. Завтра в толпе я не узнаю ни одного – думала Вика.
Странно, почему из всех однокурсников Светка пригласила только ее? А эти все кто? Откуда? Порой Вике казалось, что это все вовсе и не Светкины друзья-приятельницы, скорее уж ее этого Виктора, кто он там ей – жених? Так, бой-френд? Ей-то, Вике, в принципе какая разница?
Этот Виктор присутствовал здесь как бы виртуально. Место у него было, правда, почему-то не рядом с хозяйкой, а чуть ли не на другом конце длинного стола, и он иногда появлялся на этом месте, чего-то быстро проглатывал, выкрикивал какой-нибудь тост вроде: "Ну, будем толстенькими!" или "Ну, ладно, чтобы у всех и всегда!..", залпом выпивал, и убегал, на ходу зажевывая.
Сперва Вика подумала, что Виктор хозяин, или, по крайней мере директор этого кафе, но Света сказала, что нет, просто у него здесь друзья и вообще "все схвачено". Это обстоятельство объясняло выбор заведения, наверняка не лучшего в городе (хотя Вика и не могла считать себя в этом вопросе знатоком, но кое-где она все же успела побывать, особенно сейчас, с приездом Славика). Да и находилась эта "Ассоль" у черта на куличках, в двенадцатом микрорайоне, где Вика и не бывала-то никогда.
Вообще все это мероприятие свалилось на нее как снег на голову. Никогда они с этой Светкой Полонской особо не дружили. У каждой из них был свой кружок, и интересы их как-то не пересекались. Светка – высокая, шумная, резкая, любила экстравагантные наряды, первая украсила себя модной татуировкой и пирсингом. Вокруг нее всегда было много народу, – она любила быть в центре, и в основном народ был все приезжий, из разных мест области. Светка, видимо, представала перед ними эдаким воплощением столичного духа.
Но дурой она не была. Училась легко, хорошо, а по некоторым предметам так и вовсе блестяще. Это обстоятельство их сближало. Несколько раз они готовились вместе к рефератам. Сблизило их, как будущих историков и совместное увлечение допетровской эпохой, загадкой личности Самозванца, драматичностью судьбы Марины Мнишек. Но личные жизни их лежали совершенно в разных плоскостях.
А вчера вдруг Светлана позвонила и, как будто это было в порядке вещей, пригласила Вику на свой день рождения. Конечно, это можно было объяснить каникулярным временем. Все поразъехались, приходится довольствоваться тем, что есть. Но вот, к примеру, Верка Топтыгина – одна из постоянных Светкиных спутниц, она точно дома. Вика встретила ее на днях и та жаловалась, что приходится торчать здесь, в этом пекле, а все потому, что у родного папочки опять случился облом с деньгами. Веркин папа был предприниматель и все время качался на финансовых качелях: то вдруг лопается от денег, а то бедной Верке не на что в буфет сходить. Ну, и где же эта Верка?
Нет Верки, и спросить об этом Светку как-то неудобно: может, они поссорились. Тогда зачем наступать на больную мозоль. И еще Светка просила непременно привести Славика. Это тоже было странно. Славик, конечно, не иголка, фигура в городе заметная – все же сын одного из самых известных в городе людей, кстати ректора их со Светкой университета. Но откуда она узнала, что Славик и Вика…
Да, собственно, если что и было когда-то, – господи, еще в десятом классе! – если что и было, так это было давно и неправда, чтобы там Славик ни думал по этому поводу. Про школьные дела Светка знать никак не могла, они жили в разных районах города и, соответственно, учились в разных школах. Никому из их общих знакомых Вика про Славика не рассказывала. Два года его не было, она про него и думать забыла. Теперь вот приехал из этой своей Москвы, и всю эту неделю просто покою от него не было. Буря и натиск. Вика, если честно признаться, устала от него и поэтому, услышав Светкино приглашение, даже обрадовалась: может быть эта красавица сумеет переключить на себя внимание ее кавалера.
И вот только сейчас она вдруг задумалась обо всех этих странностях. К тому же Светка никак не демонстрировала, что хотела бы завладеть вниманием Славика. Да и Виктор этот, несмотря на свое постоянное отсутствие, тем ни менее все-таки был здесь, мелькал. А он, похоже, парень серьезный. Как сейчас принято говорить "из крутых". Вряд ли он слишком спокойно отнесся бы к ухаживанию Славика за его подругой. Но Славик и сам не очень обращал на Свету свое благосклонное внимание.
Славику было не до того. Славик, привычно сияя своей неотразимо-белозубой улыбкой, купался в лучах славы. Неизвестно, кем он там был в этом своем МГИМО, провинциал несчастный, может тихо и скромно сидел в уголочке и не рыпался, но здесь он был безусловно гвоздем программы и кумиром почтеннейшей публики.
Славик был нарасхват. Одних, преимущественно девчонок Викиного возраста и моложе интересовали подробности столичной жизни, особенно личной жизни московского бомонда, других – перипетии предвыборной борьбы и послевыборные перспективы в их родном городе. Вперемешку со звоном бокалов и заздравными выкриками раздавалось со всех сторон:
– Слава, – а правда, говорят, что Киркоров сказал, что не будет больше выступать?
– А что, в Москве действительно памятник Цою поставили? А вы видели?..
И только Славик оборачивался, чтобы доложить, что памятник Цою действительно установили на Арбате, хотя и гипсовый, как с другой стороны уже доносилось:
– А правда, что Татьяна Дьяченко развелась с Юмашевым?
– Вячеслав Сергеевич, а вот ваш отец заявил на днях на собрании в Погорелом…
– Славик, а вы видели Максима Галкина? А что, он правда сейчас на "Бентли" ездит?
– А скажите, как вы считаете, Кензо…
– А мне лично Борселино больше нравится.
– Борселино на последнем показе, конечно… Но Кензо все равно круче. А вам как?..
– У Аллегровой, говорят, роман с Шуфутинским…
– А что, у Нагиева…
И Вика решила, что Славика пора выручать.
– Потанцуем? – шепнула она ему на ухо.
5
Бог есть любовь. Любовь правит миром. "Делайте любовь, а не войну" – такой лозунг бросили человечеству хиппи еще в шестидесятых. Войн с тех пор, правда, не стало меньше, но "делать любовь" научились везде, даже в платонической Стране Советов. Что уж говорить про нас, живущих в веселую эпоху перемен. С усердием неофитов и кроличьей торопливостью кинулись мы осваивать заповедную некогда камасутру, и если бы не климат и не контрацептивы, то приростом населения мы далеко переплюнули бы пресловутых китайцев.
Да, именно климат! И не зря я поставил его на первое место. А что же вы хотите, если огромный процент "делателей любви" (мы настолько цивилизовались, что теперь называем их красивым американским словом "fucker"), так вот, так уж получается, что большинство самых активных "факеров" делают эту самую любовь, не ограничивая себя рамками устаревших институтов семьи и брака. А значит и не дома. Потому, что дома жена. Или папа с мамой. Потому что юный "факер" с отдельной квартирой явление пока что скорее уникальное, чем повсеместное. Значит, возникает проблема "где?", где заняться практическим освоением той самой камасутры, если, в отличие от родины ее авторов, у нас на дворе большую часть года то дождь, то снег, то грязь после них. Вот и приходится ловить счастливые мгновенья в случайно и ненадолго освободившихся квартирах, антисанитарных чердаках или заниматься петтингом по подъездам.
И только наше короткое, как секс во время обеденного перерыва, лето, только эти несчастные полтора-два месяца освобождают нас от суетных забот о бренном и зовут в объятия вечной и чистой любви.
Ах, какая это поэзия, господа, оказаться вдвоем с любимым существом под гостеприимным пологом ближайшего пригородного лесопарка. Интимный мрак, таинственный шорох ветвей, тепло нагретой солнцем земли… Запах трав мешается с запахом новейшего средства от пота фирмы Лореаль. У вас кружится голова, сердце бьется в унисон с сердцем вашей избранницы, вы тонете в ее губах, ее груди, ее волосах, ее…
И вдруг яркий свет. И вдруг громкий глумливый смех. И вдруг чей-то грязный ботинок касается вашего обнаженного, беззащитного тела!
Прямо скажем: подглядывать из кустов за брачными играми свих сограждан – это занятие не для джентльменов. Но Вадим с Максом себя к таковым и не относили.
– Так, запиши-ка номер машины! – громко командовал Вадим не имеющему ни ручки, ни бумаги Максу.
Сам он в это время щелкал фотовспышкой, активно перемещаясь вокруг легковой машины, в которой в ужасе застыла застигнутая на месте преступления парочка.
– Документы! Документы приготовьте! – это уже мужику, чья бледная физиономия маячила в глубине салона.
Девица, видимо приходя в себя, начала что-то блеять и дергаться, пытаясь выбраться из-под партнера, все еще находящегося в состоянии ступора. Макс хихикал, стоя позади Вадима. Все протекало штатно.
Они называли это "ходить в курятник" или "щупать курочек". Бог его знает, почему именно так. Промысел этот был сугубо сезонным, но достаточно прибыльным и безопасным. К тому же они не нарушали никаких статей уголовного кодекса. Хотя, конечно, черт его знает, там столько всего понаписано. Во всяком случае, кажется, никому еще не пришло в голову жаловаться на них в милицию. Лучше уж отделаться легким штрафом, чем вытащить на всеобщее обозрение свои маленькие интимные тайны.
– Ну, так что? – продолжал ковать горячее железо Вадим. – Могу я посмотреть ваши документы? И вашей спутницы, кстати, тоже.
– Развели тут, понимаешь, порнографию, – высказал свое справедливое возмущение Макс, – а тут дети ходят. Езжайте вон, в Голландию, и можете себе трахаться там под каждым красным фонарем.