А потом он сказал – негромко, глухо и совсем не торжественно, а словно проталкивая слова через комок, застрявший в горле:
– Вика, я твой должник. Если что-нибудь… Когда угодно, – он откашлялся, – В общем…ты понимаешь. Я для тебя сделаю все, что смогу. И даже если не смогу – все равно сделаю.
Вот о нем-то, о Вадиме, Вика и вспомнила, стоя у запертых дверей своего дома.
2
Все знают так называемый "закон бутерброда", ошибочно относя его к числу законов природы, регулирующих везенье и невезенье. На самом деле тот факт, что пресловутый бутерброд непременно шлепнется маслом вниз, объясняется всего-навсего элементарной механикой с такими простыми понятиями, как центр тяжести и момент вращения. А вот другой закон – закон четности, или, как его еще называют: "закон зебры", известен гораздо меньше, хотя он-то как раз к везенью, равно как и к невезенью имеет самое прямое отношение.
В вольном изложении закон этот выглядит примерно так. Не может быть двух везений или двух невезений подряд. Везенье и невезенье всегда составляют пару. Это очень хороший, справедливый закон, поскольку любая неудача, случившаяся с вами, всегда компенсируется следующей удачей. Беда одна: как "везенье", так и, соответственно, "невезенье" – понятия сугубо качественные. Их количественное выражение данным законом не регулируется.
К примеру, вы можете, опаздывая на работу, в последний момент догнать уже трогающийся от остановки автобус. Это будет везенье. Но, вовремя приехав на службу, вы узнаете, что из всего вашего отдела именно вас включили в список лиц, подлежащих сокращению в рамках проводящейся кампании борьбы за повышение эффективности. Это будет невезение. Парность соблюдена, но, боюсь, вы этого не заметите, поскольку услышанная вами новость напрочь вытеснит из головы память о том, как вам повезло утром на остановке.
В полном соответствии с этим законом Вадиму повезло, и остановленная им на дороге попутка быстро довезла его до самого дома.
Больше всего на свете Вадиму сейчас хотелось выпить грамм сто и лечь спать. Выпить, правда, это он знал точно, было нечего. Не было даже воды. Воду у них по ночам отключали. Пива тоже не осталось, его еще днем выпил Макс. Была оставшаяся от хозяев уксусная эссенция, но это было не совсем то, что сейчас нужно было Вадиму. Впрочем, войдя в подъезд и поднимаясь по лестнице на свой пятый этаж, Вадим вдруг ощутил такую чугунную усталость, что у него возникла надежда, что удастся уснуть и без спасительных ста грамм.
Однако, человек предполагает… Неумолимый закон чередования удач и неудач действовал четко и стабильно, как механизм кремлевских курантов.
Еще не поднявшись на свою площадку, еще преодолевая последний оставшийся лестничный пролет, Вадим увидел, что дверь в его квартиру завалена чем-то, что издали и в полумраке напоминало большую груду мусора. Помнится, когда Вадим впервые столкнулся с этим явлением, он так и подумал, что это соседи выгребли свой скопившийся по сусекам хлам, да и свалили, почему-то не найдя лучшего места, у него под дверью. Сейчас, прожив тут не один месяц, Вадим точно знал, что это такое. Если это и можно было назвать хламом, то с натяжкой. По крайней мере пока.
Это был сосед из девяносто пятой квартиры, расположенной этажом выше. Сосед был пьян, выгнан по этой причине супругой из дому и пришел, как это уже не раз бывало, к Вадиму в поисках ночлега и утешения. Сейчас он спал, сидя на полу и подпирая входную дверь. Позиция была выбрана стратегически безошибочно. Миновать его было невозможно.
– Гена, – потряс Вадим его за плечо, – подъем. Приехали.
Гена, однако, спал крепко и просыпаться не хотел.
Вадим познакомился с ним еще в самые первые дни после своего вселения. В ту пору он внимательно присматривался к своим соседям, стараясь по возможности запомнить их в лицо, чтобы здороваться, встречая не только на лестнице, но и во дворе, и в ближайшем гастрономе, и на остановке. Люди это любят, а Вадиму никак нельзя было настраивать против себя аборигенов своего подъезда.
Пил Гена уже тогда, и пил, честно говоря, крепко. Не раз Вадим оказывался свидетелем того, как двое-трое дюжих парней бесчувственным мешком втаскивали его по лестнице. Лифта в их шестиэтажке не было и работа, надо сказать, была не из легких. Но от дома и супружеской спальни Гену тогда еще не отлучали. Да и у какой жены, если она в здравом уме, поднимется на это рука, если муж – пусть и бревно-бревном, но приезжает, однако, на новенькой "БМВ" и влекут под белы рученьки его не случайные забулдыги-собутыльники, а охрана. Его, заметьте, собственная охрана во главе с его же собственным водителем.
Короче, в первые дни их соседства Гена был еще крут. Но и падение его с заоблачных вершин проходило по столь же крутой траектории. И первой точкой на этой нисходящей кривой, отмеченной Вадимом, стала первая Генина ночевка в его квартире.
В тот вечер Вадим вышел на лестницу, привлеченный шумом скандала (хотя и понимал, конечно, что лучше бы сидеть ему тихо и не рыпаться), вышел, поднялся немного вверх и увидел сидящего на ступеньках мужика в расстегнутом пальто и с основательно растрепанной прической на неприкрытой ничем голове. Богатая меховая шапка комком грязной ветоши валялась на площадке между этажами. Скандал уже стих, спорящие стороны разошлись и теперь одна из них сидела на лестнице перед Вадимом, слегка покачиваясь взад-вперед и зажимая ладонью расцарапанную кровоточащую щеку.
– Вот, – сказал Вадиму мужик, в котором тот признал, несмотря на потрепанный вид, своего соседа. – Вот так!.. – продолжил тот, и в его тоне были обида и укоризна, будто он уже неоднократно о чем-то таком предупреждал Вадима, а тот… – Видишь, выгнала, сучка. – И качнулся при этом так сильно, что чуть не потерял равновесия. – Ну, и куда мне?..
Вадим постоял, посмотрел, подумал, а потом протянул руку соседу, чтобы помочь тому подняться, и сказал:
– Пошли.
Уложив нечаянного гостя спать на диван, чему тот, надо сказать, не слишком сопротивлялся, Вадим внимательно изучил содержимое его карманов и бумажника. Из паспорта он узнал, что того зовут Геннадий Васильевич Щукин, что ему сорок три года, что женат он первым браком, детей не имеет, а прописан там же, где и проживает, то есть в девяносто пятой квартире дома номер шестнадцать по улице Пионеров. Эта информация Вадима заинтересовала очень мало. Гораздо интереснее было то, что этот богатенький Буратино был просто-таки набит купюрами разнообразного достоинства. Они толстой пачкой лежали в бумажнике, скомканные и мятые валялись по всем карманам, а несколько пожамканных сторублевок выпали у него из-за пазухи когда Вадим снимал с него рубашку.
Вадим как раз последние несколько дней сидел без денег. То есть буквально у него не осталось ни копейки, и никаких поступлений в ближайшем будущем не предвиделось. Уже был доеден последний батон и Вадим просто не счел себя вправе отталкивать руку спасительного провидения. Конечно, он не стал брать все. Он честно оставил хозяину даже большую половину обнаруженной суммы, резонно полагая, что тот никогда не сможет вспомнить когда, где и сколько он спустил.
Того, что он тогда взял ему хватило на полтора месяца. А там как раз дела начали поправляться.
С тех пор этот самый Геннадий Васильевич, а для Вадима просто Гена, не раз и не два пользовался его гостеприимством. Денег, правда, Вадим у него больше не брал. Да и денег у Гены становилось все меньше и меньше.
И вот он снова сидел под дверью, спал, утомленный солнцем, изрядной дозой спиртного, по большей части в последнее время очень низкого качества, а также ожиданием его, Вадима, появления. Спал и не желал просыпаться.
Если так дальше пойдет, – подумал Вадим, – скоро он насовсем у меня поселится.
Очень похоже, что к этому все и шло.
Если человек не умер, а всего-навсего спит, пусть даже и очень крепко, его всегда можно разбудить, было бы желание. Есть много проверенных способов сделать это без членовредительства. Можно дать понюхать нашатырь, можно облить холодной водой, да много чего можно сделать… Вадим обхватил ладонями уши соседа и с силой начал их растирать, в результате чего тот открыл глаза, взглянул на Вадима и довольно внятно произнес:
– Убью ее, тварь!..
Попав, наконец, в квартиру и обнаружив, что выпить нету решительно ничего, а бежать в ночной магазин за бутылкой Вадим не хочет, Гена снова пал духом и окончательно разуверился в разумности всего сущего. Жизнь вновь оборачивалась к нему своей кошмарной изнанкой, и спасение было только в одном – немедленно лечь спать.
Что он и сделал.
Прошло еще совсем немного времени и сам Вадим начал погружаться в сон. Уже Макс настойчиво и неотвязно тянул его куда-то, куда Вадиму идти совсем не хотелось, но куда, он откуда-то знал это, идти все равно придется. А Макс, голосом почему-то соседа Гены, все уговаривал:
– Пойдем. Надо зарыть эту тварь…
Ах, да!.. Они же были на зоне, в мастерской. И как раз конец работы. Все правильно. Вот и звонок звенит. Так что, значит, на построение?..
А звонок все звенел и звенел, чтоб им сдохнуть!.. Да слышу я, слышу… Сейчас, только инструмент приберу.
Вадим открыл глаза. Снова зазвонили. Вот черт, кто бы это мог быть? Вадим натянул брюки и, пошатываясь со сна, побрел в прихожую.
3
Массивную железную дверь, ведущую в подъезд, украшал кодовый замок. Подобные замки, в ряду прочего, давно стали приметой нашего времени – времени войны с террором, так же как бумажные полоски крест-накрест на окнах – времени другой войны, Отечественной. Да и толку, честно говоря, что от того, что от другого… Впрочем, речь не об этом.
В данном случае замок был чистой фикцией. Он был сломан, сломан давно, и Вика об этом прекрасно знала. Поэтому она просто потянула тяжелую дверь на себя. Дверь нехотя открылась.
Вадим, конечно же, уже спал. Звонить пришлось долго. Наконец, он открыл, босой и голый по пояс, и долго смотрел на нее, похоже не узнавая спросонья.
Наконец он тряхнул головой, отгоняя остатки сна и, сказав: – Проходи, – отошел от двери, пропуская ее в прихожую.
– Так… – сказал Вадим, заперев за ней дверь, – Тут у меня, – он кивнул головой в сторону одной из дверей, – человек спит. Соседа пьяного жена выгнала, – счел он необходимым пояснить сказанное. – Пойдем на кухню. Там вроде в чайнике вода оставалась. Сейчас вскипячу, кофейку выпьем. А то я что-то никак не проснусь.
На кухне он посадил Вику к столу и, проверив предварительно наличие воды в чайнике, поставил его на конфорку. Вскоре чайник уютно зашумел. Воды там видать, и вправду оставалось немного.
– Рассказывай, – сказал Вадим, сев, наконец, напротив.
– Ужасная история, Вадим, – начала Вика. – Меня сегодня, то есть вчера уже, конечно, – поправилась она, – меня пригласили на день рождения. Я там была с одним своим знакомым, его Славик зовут…
Вика рассказывала спокойно, стараясь не путаться, не торопиться и не повторяться. Она репетировала этот рассказ пока шла сюда от своего дома. Поэтому заняло все это совсем немного времени. Даже слегка обидно: все, что с ней произошло за последние три часа, уложилось в трехминутное повествование.
Но Вадиму, похоже, этого было достаточно.
– Так, ясно, – сказал он, когда Вика закончила. – Посиди тут минутку. Пей пока кофе. Я сейчас.
И вышел из кухни.
– Значит, так: – сказал он, вернувшись, – я сейчас вызвал такси. Будет где-то минут через пять-десять. Поедем.
– Ага… – несколько растерянно произнесла Вика. Она пока что только успела рассказать о том, что произошло. Попросить Вадима она еще ни о чем не успела, и, пока он уходил, как раз прикидывала, в какой форме удобнее всего приступить к этому.
– Скажи-ка мне пока, – попросил ее Вадим, снова усаживаясь напротив, – Славик этот, это кто такой?
– Ну, его фамилия Ордынцев, – начала Вика. – Мы с ним в школе в одном классе учились. Он сын того самого Ордынцева…
– Какого – того самого?
– Ну как, какого?.. Ты что, не здешний, что ли? На улице плакаты видел? Листовки всякие предвыборные?..
– А-а!.. Ну, да… Вроде припоминаю. Так он в губернаторы лезет, что ли, этот Ордынцев?
– Ну, в общем, можно сказать и так. – Вику несколько покоробил тон Вадима. К Ордынцеву она относилась неплохо, и не только потому, что он был отцом Славика. Такого ректора еще поискать, да и вообще…
– Ясно, – закрыл тему Вадим. – А день рождения-то у кого был? Кто такая эта подруга?
– Светка Полонская. Мы с ней в одной группе…
– Понял, – перебил ее Олег. – А ее приятель?
– Я его не знаю. Первый раз видела. Здоровый такой парень. Виктор его зовут, а фамилию я не знаю.
– Значит, они как ушли, так и с концами?
– Ну да. Я, знаешь, подумала, что Славика могли убить, спутав с этим самым Виктором. Никто же не знал, что мы туда поедем.
– Возможно, – согласился Олег. И тут же воскликнул, вскакивая: – Ага! Это за нами.
Из комнаты доносилась трель телефонного звонка.
Дорогу Вика, как ни странно, запомнила и они доехали довольно быстро, ни разу не заплутав в темноте. Такси отпустили не доезжая до дома. Во двор вошли пешком.
– Так, значит, ты где-нибудь здесь посиди неподалеку, чтоб сама входную дверь видела, а тебя было незаметно, – инструктировал Вику Вадим. – Эх, жаль, телефонов нет, ни у тебя, ни у меня. А то могла бы позвонить в случае чего. Ладно, так прорвемся. Держи-ка вот, – он протянул Вике ключи.
– Что это? Зачем?
– Так, на всякий случай. Там же у меня человек заперт остался. Ты уж его, если что, выпусти, не забудь. Ну и вообще, рыбки там, в общем, сама знаешь… Ладно. Пошел.
И он пошел, сутулясь и не оборачиваясь.
– Господи, помоги, Господи, помоги… – шептала Вика ему вслед.
Та-а-ак… Ну и ну!.. Надо же так искромсать человека. Родная мать, поди, сейчас не узнает. Вадим стоял, сокрушенно покачивая головой, над изуродованным телом Славика, лежащим в начавшей уже подсыхать луже крови.
– Да-а!.. Ну что же, однако… произнес он вслух. – Пора, однако, за дело.
Он прошел в ванную и нашел там сиротливо болтавшееся на гвоздике полотенце.
– Сойдет, – одобрил он.
Нож он нашел быстро. Большой раскладной нож с выбрасывающимся лезвием, довольно тупым, кстати, и стопором. Вадим аккуратно вытер его полотенцем и бросил на кровать.
Теперь – сумочку.
Сумочки нигде не было. Ее не было ни в гостиной, где Вадим обшарил и шкаф, и стенку, благо они были практически пусты, снял сиденье с дивана и долго шарил под ним самим, пачкаясь в пыли. Не было сумочки и на кухне, как не оказалось ее ни в ванной, ни в туалете, ни в прихожей. Ту комнату, где произошло убийство и где лежал труп, Вадим оставил напоследок, надеясь найти эту проклятую сумочку где-нибудь в другом месте. Не вышло.
В той комнате – видимо, спальне, стояла большая кровать, и, поскольку никакой швабры и никакого веника в квартире не обнаружилось, пришлось опять ложиться на пол и протискиваться под нее самому. И тщетно. Сумочки там тоже не было. Вадим снял с постели смятое покрывало под которым не обнаружил ничего, кроме голого матраса. Там не было не только сумочки, там не было ни простыни, ни одеял, как будто на ней никто и не собирался спать, как будто это была бутафория. Вадим вспомнил, что он вообще нигде никакого белья не обнаружил.
– Ах, да!.. – произнес он вслух. – Ее же только что купили. Еще не обжились. Понятно.
Однако, это все было пустое. Главного это не меняло и не отменяло: сумочку надо было найти во что бы то ни стало, а ее проклятой, нигде не было.
В тумбочках, стоявших в почетном карауле с обеих сторон изголовья, причем одна из них, пострадав во время драки, лежала на боку и была вся измазана кровью, в тумбочках сумочки тоже не оказалось.
Наконец, осталось одно место, одно-единственное, где Вадим еще не успел посмотреть, и куда заглядывать ему совсем, честно говоря, не хотелось. Предстояло обшарить сам труп и место на полу под ним. Он, конечно, вполне мог лежать на этой самой сумочке. Да, судя по всему, так оно и было. Раз больше ее нигде не было. А ведь где-то же она должна была быть. Ну, правда, разве что… Разве что ее прихватили с собой убийцы. Или убийца. Но Вадиму почему-то казалось, что тут был не один человек. Он и сам не знал, почему. Казалось, и все.