– Господин Утред! – воскликнул он так, словно и в самом деле был рад видеть меня.
– Ярл Хэстен, – ответил я, с сарказмом произнеся его титул, – кажется, ты уже должен быть королем Уэссекса?
– Удовольствие занять этот трон откладывается, – согласился он, – поэтому позволь мне поприветствовать тебя в моем нынешнем королевстве.
Я рассмеялся, чего он и добивался.
– В твоем королевстве?
Он обвел рукой открытую всем ветрам низкую долину реки.
– Никто не заявил о своем желании быть здесь королем, так почему бы мне не стать им?
– Это земля господина Этельреда, – напомнил я.
– А господин Этельред очень щедро распоряжается своими владениями, – заявил Хэстен, – и даже, как я слышал, благосклонностью своей жены.
Стоявший рядом со мной Мереваль дернулся, и я предостерегающе поднял руку.
– Ярл Хэстен шутит, – сказал я.
– Конечно шучу, – подтвердил тот без улыбки.
– Это Мереваль, – представил я своего спутника, – и он служит господину Этельреду. Он может заслужить благосклонность моей кузины, убив тебя.
– Он заслужит гораздо большую благосклонность, если убьет тебя, – парировал Хэстен.
– Верно, – согласился я и посмотрел на Мереваля. – Хочешь убить меня?
– Господин! – ошеломленно воскликнул тот.
– Господин Этельред, – обратился я к Хэстену, – желает, чтобы ты покинул его землю. У него и без тебя навоза хватает.
– Буду только рад, – парировал Хэстен, – если господин Этельред сам придет и выпроводит меня.
Весь этот обмен колкостями был таким же бессмысленным, как и ожидаемым. Хэстен вышел из крепости вовсе не для того, чтобы пикироваться со мной. Он хотел выяснить, что означает мое прибытие.
– А вдруг, – сказал я, – господин Этельред поручил мне выпроводить тебя?
– Это с каких же пор ты стал выполнять его приказы? – ухмыльнулся Хэстен.
– Возможно, этого желает его супруга, – выдвинул я предположение.
– Думаю, она предпочла бы мою смерть.
– Это тоже верно, – кивнул я.
Хэстен улыбнулся:
– Ты, господин Утред, приехал с одним отрядом. Мы, естественно, боимся тебя – а кто не боится Утреда Беббанбургского? – Говоря это, он поклонился. – Но одного отряда мало, чтобы исполнить желание госпожи Этельфлэд.
Он ждал от меня ответа, но я промолчал.
– Хочешь, я поведаю тебе, что сильнее всего озадачивает меня? – спросил он.
– Давай, – ответил я.
– Много лет, господин Утред, ты трудишься во благо Альфреда. Ты убивал его врагов, командовал его армиями, обеспечивал безопасность его королевства, но в награду за эти услуги ты получил только один отряд. У других огромные владения, роскошные дома, у них закрома завалены сокровищами, их женщины обвешаны золотом, они в состоянии повести в битву сотни воинов. Однако же тот, кто обеспечивает их безопасность, так и остается без награды. Почему же ты хранишь верность столь скаредному господину?
– Я спас тебе жизнь, – напомнил я, – и тебя при этом озадачивают вопросы неблагодарности других?
Он от души расхохотался:
– Альфред морит тебя голодом, потому что боится тебя. Ты еще не стал христианином?
– Нет.
– Тогда присоединяйся ко мне. Ты и я, господин Утред. Мы прогоним Этельреда с его земель и поделим между собою Мерсию.
– Я предложу тебе участок в Мерсии.
Он улыбнулся.
– Длиной в два шага и шириной в один? – уточнил он.
– Да к тому же очень глубоких шага, – подтвердил я.
– Меня трудно убить, – заметил он. – Боги, очевидно, любят меня так же, как они любят тебя. Я слышал, после Йоля Зигурд клянет тебя на чем свет стоит.
– А что еще ты слышал?
– Что солнце садится и встает.
– Полюбуйся им, – посоветовал я, – потому что может случиться, что тебе в скором времени не придется восхищаться восходами и закатами.
Я неожиданно пришпорил свою лошадь. Она рванула вперед и заставила жеребца Хэстена попятиться.
– Слушай, – резко произнес я. – У тебя есть две недели, чтобы уйти из крепости. Эй, дерьмо собачье, ты понял меня? Если через четырнадцать дней ты все еще окажешься здесь, я сделаю с тобой то же, что сделал с твоими людьми при Бемфлеоте. – Я скользнул взглядом по его двоим спутникам и снова посмотрел на Хэстена. – Две недели, – повторил я, – а потом придут войска западных саксов, и я превращу твой череп в ковш для воды.
Я, естественно, лгал, во всяком случае насчет войск западных саксов, но Хэстен знал, что именно эти войска помогли мне одержать победу при Бемфлеоте, так что ложь звучала вполне правдоподобно. Он начал что-то говорить, но я повернулся и поскакал прочь, взмахом руки приказав Меревалю следовать за мной.
– Я оставляю тебе Финана и двадцать человек, – сообщил я мерсийцу, когда мы отъехали подальше, – потому что в течение этих двух недель ты должен ждать нападения.
– Хэстена? – недоверчиво спросил Мереваль.
– Нет, Зигурда. Он приведет с собой как минимум триста человек. Хэстену нужна помощь, и он попытается снискать благосклонность Зигурда, послав ему сообщение о том, что я здесь. И тогда Зигурд обязательно придет – уж очень ему хочется прикончить меня. – Конечно, я не был уверен, что все так и случится, но я сомневался, что Зигурду удастся побороть искушение и не попасться на мою наживку. – Когда он явится, – продолжал я, – ты отступишь. Уходи в леса, держись впереди него и доверяй Финану. Пусть Зигурд изнуряет своих людей на голой земле. Даже не пытайся вступать с ним в схватку, просто маячь у него перед глазами.
Мереваль не стал спорить. Вместо этого после нескольких минут размышлений он посмотрел на меня и спросил:
– И вправду, господин, почему Альфред не вознаградил тебя?
– Потому что он не доверяет мне, – ответил я. Мой ответ так поразил Мереваля, что он уставился на меня расширившимися от удивления глазами. – Если ты хотя бы отчасти верен своему господину, – продолжал я, – дай ему знать, что Хэстен предложил мне объединиться.
– А еще я скажу ему, что ты отказался.
– Можешь передать, что искушение было велико, – добавил я и тем самым снова шокировал его. Я пришпорил лошадь.
Зигурд и Эорик подстроили мне чрезвычайно хитроумную ловушку, и она почти сработала. Зато теперь я устрою ловушку Зигурду. Я не надеялся убить его – это подождет, – но очень хотел, чтобы он пожалел о своей попытке убить меня. Однако сначала я рассчитывал узнать будущее. Настала пора ехать на север.
* * *
Я отдал Сердику свою дорогую кольчугу, плащ и лошадь, а также свой щит, украшенный волчьей головой, и велел ежедневно показываться на глаза Хэстену и его сподвижникам. Сердик был пониже меня, но так же широкоплеч, поэтому в моей одежде и в моем шлеме с нащечными пластинами, которые закрывали лицо, вполне мог сойти за меня.
– Только не приближайся к стенам, – предупредил я, – пусть думает, будто я наблюдаю за ним.
Знамя с волчьей головой я оставил Финану.
На следующий день я уехал в сопровождении двадцати шести человек. Мы тронулись в путь до рассвета, чтобы разведчики Хэстена не заметили нас. Когда день вступил в свои права, мы стали продвигаться ближе к лесам, но все равно держали направление на восток. Лудда все еще ехал с нами. Мне очень понравился этот плут и мошенник. Лучшим его качеством было великолепнейшее знание Британии.
– Я все время перебираюсь с места на место, господин, – объяснил он, – поэтому и знаю все пути-дороги.
– Перебираешься с места на место?
– Господин, мало кто рискнет оказаться в пределах досягаемости того, кому вчера продал два ржавых железных гвоздя за кусок серебра, не так ли? Вот и приходится делать ноги.
Я расхохотался. Лудда был нашим проводником, и он вел нас на восток по римской дороге, пока мы не увидели поселок с хижинами, над которыми поднимался дым. Чтобы нас не заметили, мы свернули с дороги и обошли его по широкой дуге. Дальше поселений не было, и по козьим тропам мы стали подниматься на холмы.
– Куда он нас ведет? – спросил у меня Осферт.
– В Буккестан, – ответил я.
– А что там?
– Эти земли принадлежат ярлу Кнуту, – сообщил я, – и тебе там совсем не понравится, поэтому я и не рассказываю, что там.
Я бы предпочел путешествовать в обществе Финана, но я верил, что ирландцу удастся избавить Сердика и Мереваля от неприятностей. Осферт мне нравился, но временами его осторожность становилась помехой, а не преимуществом. Если бы я оставил в Сестере Осферта, он слишком поспешно стал бы отступать при появлении Зигурда. Он бы утащил с собою Мереваля в глухие леса на границе Мерсии и Уэльса и тем самым отбил у Зигурда желание продолжать охоту. Мне же было нужно, чтобы кто-то постоянно дразнил и искушал Зигурда, и я знал, что у Финана это отлично получится.
Начался дождь, не морось, а самый настоящий ливень, который к тому же сопровождался резким восточным ветром. Осадки сильно замедлили нас, но зато обеспечили безопасность – мало кому захочется вылезать из дома в такую погоду. Когда же нам кто-то встречался по пути, я представлялся неким господином из Кумбраланда, который едет к ярлу Зигурду засвидетельствовать свое почтение. Кумбраланд был необжитым районом с небольшим количеством олдерменов. Я не раз бывал там и знал его достаточно хорошо, чтобы ответить на любые вопросы, однако никто из встречных не задавал их.
Итак, мы поднялись на холмы и через три дня прибыли в Буккестан. Он лежал в долине между холмами и представлял собой довольно большой город, построенный вокруг древних римских зданий, в которых еще сохранились стены, а вот крыши были заменены на тростниковые. Город не был защищен палисадом, однако на границе дорогу нам преградили трое, до этого прятавшиеся в будочке.
– Вы должны заплатить за вход в город, – сказал один.
– Кто вы? – спросил другой.
– Кьяртан, – представился я. Этим именем – оно было из прошлого, так звали злобного отца Ситрика, – я пользовался в Буккестане.
– Откуда вы? – продолжал расспрашивать второй. Он был вооружен длинным копьем с ржавым наконечником.
– Из Кумбраланда, – ответил я.
Все трое презрительно усмехнулись.
– Из Кумбраланда? – проговорил первый. – Имей в виду, у нас тут платят не козьим пометом. – Он расхохотался, довольный собственной шуткой.
– Кому вы служите? – поинтересовался я у него.
– Ярлу Кнуту Ранулфсону, – ответил второй, – и слава о нем дошла даже до Кумбраланда.
– Он знаменит, – с деланым восторгом согласился я, а затем заплатил им нарубленными кусочками серебряного браслета.
Сначала я, естественно, поторговался с ними, правда не слишком яростно, потому что все же хотел попасть в город и при этом не вызвать ни у кого подозрений. Так что мне пришлось смириться и отдать им серебро, которого у меня и так было мало. Вскоре мы уже ехали по грязным улочкам. Мы остановились на одной из ферм в восточной части. Хозяйка, вдова, уже давно отказалась от разведения овец и зарабатывала себе на жизнь тем, что принимала на постой путешественников, которых привлекали в эти места горячие источники, славящиеся своими лечебными свойствами. Только сейчас, добавила она, эти источники охраняют монахи, они требуют плату серебром со всех, кто хочет зайти в старые римские купальни.
– Монахи? – удивился я. – А разве это не земля Кнута Ранулфсона?
– А ему-то что за дело? – отмахнулась она. – Пока поток серебра исправно течет в его закрома, ему плевать, кто какому богу молится.
Как и большинство жителей города, она была из саксов, но говорила о Кнуте с явным уважением. Неудивительно. Он был богат, опасен и считался лучшим мечником во всей Британии. Поговаривали, что у его меча самый длинный и смертоносный клинок во всей стране, поэтому его прозвали Кнут Длинный Меч. Кроме того, он был горячим сторонником Зигурда. Если бы Кнут Ранулфсон узнал, что я нахожусь на его земле, Буккестан тут же заполонили бы даны, жаждущие моей смерти.
– Так ты приехал сюда на горячие источники? – обратилась ко мне вдова.
– Я ищу колдунью, – признался я.
Женщина перекрестилась.
– Да храни нас Господь, – поспешно произнесла она.
– Что мне сделать, – спросил я, – чтобы увидеть ее?
– Заплатить монахам, естественно.
Странные они, эти христиане. Утверждают, будто у языческих богов нет могущества и что старые верования – такой же обман, как железо Лудды, и в то же время, когда они заболевают, или когда бывает неурожай, или когда у них нет детей, они идут к ведьме – к колдунье, которая имеется в каждом городе. Священник читает проповеди, направленные против таких женщин, объявляет их порочными еретичками, а на следующий день платит им серебром, чтобы узнать свое будущее или свести бородавки с лица. Монахи Буккестана были такими же. Они охраняли римские купальни, распевали псалмы в церкви и брали серебро и золото за то, чтобы устроить желающим встречу с троллихой. Троллиха – это женщина-чудовище, и именно так я воспринимал Эльфаделль. Я боялся ее и одновременно хотел поговорить с ней, поэтому поручил Лудде и Райперу все организовать. Они вернулись и сообщили, что колдунья требует золота. Не серебра, а именно золота.
В это путешествие я взял ценности и почти все свои деньги. Пришлось забрать золотые цепи у Сигунн и двумя из них расплатиться с монахами. При этом я мысленно поклялся, что однажды вернусь сюда и заберу у них свои драгоценности.
На второй день нашего пребывания в Буккестане, когда наступили сумерки, я пошел на юг и запад, к холму, который нависал над городом. Этот холм славился тем, что на его вершине располагались могилы древних людей, такие ярко-зеленые курганы на фоне голых склонов. Вокруг таких курганов всегда обитают мстительные призраки, и, когда тропа привела меня в лес, где росли ясени, березы и вязы, я ощутил сильный озноб. Мне объяснили, куда идти, и предупредили, что, если я ослушаюсь, колдунья не покажется, однако сейчас я страшно жалел о том, что пошел один, без спутника, который оберегал бы мою спину. Я остановился, но не услышал ничего, кроме дыхания ветра в листьях да шелеста воды в ближайшем ручье. Вдова рассказала мне, что одни вынуждены ждать, когда перед ними появится Эльфаделль, по несколько дней. Порой даже к тем, кто заплатил серебром или золотом, колдунья вообще не выходит.
– Она может раствориться в воздухе, – сообщила вдова, перекрестившись. Однажды, добавила она, колдунья отказалась являться самому Кнуту.
– А ярл Зигурд? – спросил я. – Он тоже к ней ходил?
– Он приезжал в прошлом году, – ответила она, – и был очень щедр. Его сопровождал какой-то сакский господин.
– Кто именно?
– Откуда мне знать? Они ко мне на постой не просились. Ночевали у монахов.
– Расскажи мне все, что помнишь, – попросил я.
– Молодой, – начала она, – с длинными волосами, как у тебя. Но он точно был саксом. – Большинство саксов, в отличие от данов, стригли волосы коротко. – Монахи называли его Саксом, господин, – продолжала вдова, – но кем он был на самом деле, я не знаю.
– А он точно был знатным?
– Он был одет как благородный.
На мне была одежда из кожи и кольчуга. Я не видел в лесу никакой опасности и поэтому уверенно шел вперед, пока не обнаружил, что тропинка упирается в известняковый утес, рассеченный огромной трещиной, из которой вытекает ручеек и, обегая упавшие осколки, с громким журчанием устремляется в лес. Я огляделся по сторонам, но никого не заметил и ничего не услышал. Даже показалось, что и птицы замолкли, хотя наверняка это был плод воображения, разыгравшегося из-за беспокойства. Я различил следы на берегу у самой кромки воды, но потом убедился, что они давние, глубоко вздохнул, перебрался через камни и вошел в пещеру, узкий, похожий на щель вход в которую был обозначен папоротниками.
Меня охватил страх, такой же сильный, как при Синуите, когда люди Уббы построились в шеренгу, выставили перед собой щиты и двинулись убивать нас. Я прикоснулся к молоту Тора, висевшему у меня на шее, вознес молитву Хёду, сыну Одина, слепому богу ночи, и только после этого двинулся дальше, пригибаясь в тех местах, где потолок нависал слишком низко. Позади меня быстро таял сумеречный свет. Мои глаза привыкли к полумраку, и я видел, что ступаю по гальке, которая громко хрустела у меня под ногами. С каждым шагом становилось все холоднее. Своим шлемом я не раз чиркал по потолку. Я снова сжал в кулаке молот Тора, уверенный, что эта пещера – один из входов в подземный мир, туда, где раскинулись корни Иггдрасиля и где три норны определяют наши судьбы; что это идеальное обиталище для цвергов и эльфов, для разных созданий тени, которые терзают наши жизни и насмехаются над надеждами простых смертных. Я был напуган до крайности.